Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

Lazard. Не зная многого об этой фирме, но имея смутное представление о том, что, будучи юристом с Уолл-стрит, это "опасное место для работы", Супино сказал Коркорану, что ему это неинтересно. "Кроме того, - говорит Супино, - я сказал Коркорану, что слышал, будто Феликс Рохатин - дерьмо. Это были мои точные слова. Так что "спасибо", - сказал я Питеру, - "но не спасибо"". Коркоран вернулся в офис после обеда и сообщил Андре о разговоре, включая характеристику Феликса, данную Супино. Андре ответил: "Вы должны нанять его".

Через месяц Супино согласился перейти в Lazard, получив вознаграждение в три раза больше, чем он зарабатывал в качестве юриста. В свой первый день на Уолл-стрит, 44, которую он охарактеризовал как "очень серьезное место", но в то же время "очень мрачное, с голыми стенами", он задался вопросом: "И что теперь? Что я буду делать?" Он быстро понял, что "нужно придумать, что делать". Одним из его первых заданий было написание документа о том, почему синергия полезна для корпоративной Америки, по сути, масштабное обоснование деятельности по слиянию, которую Lazard поддерживал и возглавлял.

Спустя несколько лет Андре попросил Супино помочь исправить ситуацию в компании Republic Intermodal Corporation в Лейк-Успехе, Нью-Йорк, в которую Lazard вложил деньги. Супино был "откомандирован" в Republic на два года, перевернул компанию и организовал ее успешную продажу. Перед закрытием сделки Андре вызвал его в Carlyle.

"Я отправился в Carlyle и поднялся в номер Андре", - вспоминает Супино. "Захожу в одну из библиотек и вижу партнеров Фрэнка Пиццитолу, Тома Малларки, Питера Коркорана и Андре. Я захожу, вижу все эти лица, обращенные ко мне, и Андре говорит: "Итак, Дэвид, скажи мне, что ты собираешься делать теперь, когда мы продаем Republic?". А я отвечаю: "Мистер Мейер, я вообще об этом не думал. Мистер Мейер, я просто пытаюсь завершить эту сделку". "Что ж, - сказал он, - почему бы вам не вернуться в Lazard, и мы заплатим вам несколько тысяч долларов плюс бонус? А я ответил: "Не думаю, что смогу это сделать, мистер Мейер. Извините, но я связан с Lazard уже шесть лет, и если вы к этому времени не поймете, подхожу я вам в качестве партнера или нет, вы никогда этого не узнаете". В общем, я сказал ему: "Кто знает? Сделка может не состояться, и мне придется остаться в Republic". И он рассердился на меня, совершенно рассердился на глазах у всех этих людей. Он начал кричать на меня. "Вы высокомерный, наглый молодой человек! И он сказал: "Послушайте, идите и поговорите с моими партнерами. Я этого не решал. Это решили мои партнеры".

Примерно через неделю, вспоминал Супино, Андре позвонил ему и попросил прийти в "Карлайл" в 10:00 следующего утра. По словам Супино, он "всегда испытывал страх и трепет, идя на встречу с ним", но в назначенный час он появился. Я вернулся в "Карлайл", и на этот раз там не было никого, кроме Андре", - вспоминал он.

"Рад тебя видеть, Дэвид", - сказал Андре. "Как дела?"

"Очень хорошо, мистер Мейер", - ответил Супино.

"Дэвид, я решил, что хочу, чтобы ты вернулся в Lazard в качестве партнера", - сказал Андре.

"О, мистер Мейер", - вспоминает Супино. "Огромная честь, мистер Мейер. Огромная честь".

"Да, я хотел бы дать вам 1 процент", - продолжил Андре.

Я сказал: "Мистер Мейер, все, что вы скажете, вполне приемлемо", - вспоминает Супино. "Вы можете дать мне четверть процента. Для меня большая честь стать партнером Lazard". Супино получил свою долю в 1 процент от прибыли.

 

 

Феликс был безоговорочно протеже Андре, и эта мантия доставалась ему все реже и реже по мере того, как здоровье Андре ухудшалось на протяжении 1970-х годов, а Феликс получал все больше и больше преимуществ на рынке. Они говорили друг с другом по-французски, даже в Нью-Йорке. Никто из сотрудников Lazard и близко не подошел к тому уровню близости, который был у Феликса с Андре - а те, кто пытался, быстро пожалели о своих попытках. "В каком-то смысле Феликс был сыном Андре", - объяснил один из партнеров. "У них были очень близкие и очень откровенные отношения". В некрологе Андре Феликс - и только Феликс - был назван его наследником. То, чего Феликс смог добиться в качестве советника, требует должного уважения к Андре. Говорят, что Андре любил только три вещи: сногсшибательных женщин, бесценное искусство и сложные сделки. Когда его спросили об этом, Андре ответил репортеру: "Первые две вещи на самом деле едины, а третья - не всегда". Услуги, которые Мейер оказывал своим клиентам, отличались от услуг Феликса. Мейер считал себя скорее директором, чем советником. Правда, он был доверенным лицом Дэвида Рокфеллера, Уильяма Пейли, Дэвида Сарноффа, Джеки Кеннеди и других, но он видел в них равных себе, а они видели в нем обаятельного, искрометного и экзотического человека.

Знакомство Мейера с первой леди произошло благодаря Стефану Будену, миниатюрному парижскому дизайнеру интерьеров и главе компании Jansen, который работал с ними обоими. "Он был большим бабником", - говорит Пол Манно, представитель Будена в Нью-Йорке. Мы с Буденом пришли к нему и сказали: "Как вы смотрите на то, чтобы встретиться с Жаклин Кеннеди?". У него глаза выскочили на лоб. Я сказал: "Это будет стоить вам 50 000 долларов". Он спросил: "За что? Я ответил: "За ковер"". По указанию Манно Мейер купил для Белого дома ковер Savonnerie XIX века для Голубой комнаты. Знакомство состоялось, и впоследствии Андре стал финансовым советником и близким другом Джеки. В 1967 году он сопровождал бывшую первую леди на гала-вечере в галерее Вильденштейна, чтобы собрать деньги на восстановление произведений итальянского искусства, пострадавших от наводнения во Флоренции. Взявшись за руки, они торжественно вошли в галерею под натиском папарацци.

Андре был отъявленным ловеласом, несмотря на то что всю свою взрослую жизнь был женат на Белле Леман. "О да, у Андре был блуждающий глаз", - объяснил один из его друзей. "И он не скрывал этого. Даже перед своей женой. Они были почти членами семьи. Это было само собой разумеющимся. Если женщины хотели этого, и он хотел этого, и Белла не возражала - кто мог сделать из этого большую проблему?" Вскоре после приезда в Нью-Йорк во время Второй мировой войны у него начался долгий роман с Клод Альфанд, женой французского дипломата Эрве