Синдром войны - Александр Тамоников

– Да мне плевать на твою истину, – вспыхнул майор. – В этой войне несправедливость с обеих сторон. А как ты хотел? Война – не вечеринка. Лично я давал присягу, за нее и горбачусь. Не пустой это звук для меня, пойми. Чихал я на свободу, Европу и прочую незалежность, тем более на хорьков, засевших в Киеве. Я Украине присягал, и ты, кстати, тоже.

– Присягал, – согласился Алексей. – Но другой Украине. Нет больше той страны, которой мы оба присягали. Продали ее Западу.

– Об этом можно спорить до хрипоты, – отмахнулся майор. – А что ты имеешь против западного образа жизни?

– Не поверишь – ничего. Нормальный образ жизни. Но этот Запад переходит все границы, признает лишь собственные интересы и дико орет, когда оппоненты пытаются отстаивать свои интересы, на которые имеют полное право. При этом он откровенно лжет, вводит в заблуждение собственных граждан, абсолютно не замечает фашиствующих радикалов, прорвавшихся во власть.

– Опять ты про фашистов! – Майор вдохнул. – Ходят какие-то дети на митинги…

– Свастика, факельные шествия, нацистская атрибутика, пропаганда превосходства украинской нации. Итог закономерен. Отлично оснащенные зондеркоманды под желто-блакитным флагом расстреливают сотнями мирных жителей Донбасса только лишь за то, что среди них могут оказаться люди, сочувствующие ополченцам. Я не демагог, майор, таких случаев масса.

– Ладно, заткнись. – Поперечный разозлился, забрался в сигаретную пачку, поковырялся в ней. – Черт, сигареты кончились!

– Держи. – Алексей швырнул ему початую пачку.

– Спасибо. – Поперечный извлек из пачки несколько сигарет, разложил их на полу как патроны в обойме, а то, что осталось, швырнул обратно. – И не парь мне мозги про фашизм, – проворчал он. – Я знаю, что это такое. Мой дед штурмовал Зееловские высоты, брал Рейхстаг.

– Мой дед тоже брал Берлин, – сказал Алексей. – Он форсировал Хафель, за которым его и контузило. Попал в госпиталь и до конца жизни кусал локти, что не смог дойти до рейхстага.

– Мой дошел. Погиб в солнечной Праге через две недели.

Курить уже было невмоготу, но они не переставали насыщать прогорклым дымом подвальное помещение. Разговор принимал спокойный характер.

Очень кстати выяснилось, что оба родом с Харькова. Алексей проживал с семьей у площади Поэзии, в квартале за старым продовольственным магазином, а Поперечный – недалеко от Красношкольной набережной, в квартале старых бараков.

Оба окончили Рязанское воздушно-десантное училище, помнили своего преподавателя – глуховатого полковника Кадочникова по кличке Митрофан. Поперечный завершил учебу в двухтысячном, после чего женился на украинке и вернулся на незалежную. Стригун выпустился пятью годами позже.

Потом он служил в Пскове, в Новороссийске, Кандалакше, периодически выезжал в командировки на Северный Кавказ и только в двенадцатом году по личным обстоятельствам перебрался в Донецк. Мать лежала при смерти, сестра удаляла тяжелую опухоль. Алексей был твердо уверен в том, что через пару лет вернется в Россию и продолжит службу, но подкрался роковой 2014 год.

– Я тоже был на Кавказе, – подумав, сообщил Поперечный. – Две командировки во время учебы – в леса под Аргуном и дагестанский Хасавюрт. Неприятно вспоминать, особенно эти бородатые рожи, идущие в атаку!..

– Которых ваши политики в Киеве до сих пор называют повстанцами и ополченцами. – Алексей усмехнулся. – Ужас голимый, майор. Ты воевал в войсках своих непримиримых врагов. Сочувствую.

– В то время вы не были врагами. – Поперечный со злостью глянул на собеседника и закусил губу.

– Ладно, майор, прости. Я тоже поднимал боеготовность ваших доблестных вооруженных сил. Дети есть?

– Два сына. Одному четыре, другому пять. В Харькове с женой живут, у той самой Красношкольной набережной.

– У меня тоже пара, но девчонки, – проговорил Смирнов, лежащий лицом к стене. – Одна школу заканчивает, другая уже…

– Странно, – сказал Алексей. – Мне что-то подсказывает, что твой боец не спит.

Поперечный улыбнулся впервые за все время их сомнительного знакомства. Это была нормальная человеческая улыбка, немного смущенная, какая-то неустойчивая, а не злорадный торжествующий оскал.

– А у тебя дети есть?

– Нет. – Алексей помотал головой. – Сложилось так. Первая жена была бесплодная. Вторая… и не жена вовсе, но стерва первосортная. Может, повезет, будут еще.

Он вздрогнул – на лестнице кто-то топал. Дверь распахнулась. Командир вскинул автомат и с облегчением опустил его. В подвальное помещение вошел возбужденный Архипов. Автомат за спиной, шапка заломлена на затылок, в каждой руке по большому клетчатому пакету.

Отдуваясь, он взгромоздил их на пол, обвел глазами честную компанию и осведомился:

– И почему я, мужики, должен за вас пахать?

– В Турцию ездил? – Алексей удивленно таращился на пакеты.

– Вроде того. – Архипов хохотнул и начал выгружать добычу.

Сначала звякнуло стекло, и об пол стукнули донышками четыре грязные, но запечатанные бутылки.

– Горилка «Хлебный дар», господа военные. Березовая прохлада, блин!

– Это так необходимо? – Алексей нахмурился. – Тебя за этим посылали?

– Не пройду же я мимо, – резонно возразил боец. – Все нормально, командир. Бухло на Новый год.

– Не шути так! – Алексей чуть не поперхнулся. – Что-нибудь полезное принес?

Архипов вытаскивал из пакетов мятые пачки с чаем, какие-то крекеры, леденцы, палку задубевшей колбасы, похожую на сломанную ногу младенца. Потом он бросил на пол сетку с картошкой, раздавленной и покрытой подозрительной зеленью.

– Магазин накрыло, осталась воронка. Он был не очень большой. Пришлось вспоминать альпинистское прошлое и все такое. Там все под землей, под снегом. Нашел вот это – и то слава богу. Если покопаться, можно еще что-нибудь отыскать. Аптека находилась через несколько домов. Рядом пристройка. Похоже, там здешний лекарь практиковал. В этом местечке обнаружилось гораздо больше интересного, чем в аптеке. Пристройка кирпичная, несколько комнат уцелели, пожара не было. Я не горазд в фармакологии, но курсы по оказанию медпомощи посещал и по образованию когда-то был фельдшером. Смотрите, что нашел! – Архипов взялся за второй пакет и начал выбрасывать из него упаковки с бинтами, марлей, врачебный инструментарий – скальпели, пинцеты, шприцы.

Он доставал коробки с лекарствами, выстраивал их рядами.

– Брал до кучи, многое не пригодится, но смотри сам, Леха. Перевязка вся стерильная, с антисептиками, перекись, йод, зеленка, хлоргексидин. Ранозаживляющие мази, стрептоцид, ампулы с дексальгином для обезболивания, новокаин – его внутримышечно вводить надо. Куча антибиотиков – язык сломаешь, пока произнесешь. Есть даже вот что!.. Это игла с кетгутом – такая нить, чтобы раны зашивать. Еще гемостатическая губка для остановки крови. В общем, все, что нужно. Или почти все.

– Слушай, а ты молодец! – воскликнул Стригун, сползая с матраса.

Они склонились над Левиным, плавающим в беспамятстве. Парень был горяч, его физиономия лоснилась от пота. Но он, видимо, почувствовал внимание к своей персоне, приоткрыл глаза. Парень явно забеспокоился. Его пальцы стали судорожно метаться по панцирной сетке. Словно над ним склонились ангелы смерти, а не участливые товарищи, желающие ему только блага.

– Эй, вы чего? – прошептал Андрюха. – Со мной что-то было?

– Непроизвольное калоиспускание, – пошутил Архипов.

– Ух, блин! Вы что, серьезно? – Он сделал попытку оторвать голову от подушки, его физиономия скривилась так, словно под нос ему сунули ампулу с аммиаком.

– Лежи-лежи, – успокоил его Алексей. – Медики шутят, называется. Не было у тебя никакого испускания.

– Но сейчас будет, – отвернувшись, прошептал Архипов.

– Эй, я не понял. – Тревога, граничащая с паникой, отпечаталась на лице товарища. – Вы что собрались делать?

– Для начала новокаин в задницу, а там посмотрим. Ты не волнуйся, боец, мы просто рану обработаем.

Пока Архипов готовил больного к процедуре, проще говоря, снимал с него штаны, Алексей собрал инструменты, часть лекарств, отнес в противоположный конец подвала. Поперечный и Смирнов смотрели на него с растерянностью. Лазарь в обморочном состоянии метался по кровати и жалобно звал маму.

– Держите, мужики, разбирайтесь. Начальные навыки у вас имеются? Надо пулю извлекать, пока не поздно. Вчера протянули резину!.. Вся надежда, что организм молодой, должен перебороть заразу.

– А где прикажете его оперировать?

– Да где хотите. Можете на снег отнести. Или хоть в этой койке.

Андрюха Левин особо не ерепенился и даже улыбался, когда товарищи всаживали в него новокаин. Оба пулевых отверстия они с особой тщательностью обрабатывали перекисью, стрептоцидом, йодом, надеялись, что зараза еще не проникла в организм, и микробы способны умирать.