Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

как праздник. Жёны и возлюбленные в длинных юбках и белых блузках, взявшись под руки, шли на вокзалы за колоннами своих мужчин, чётко печатающих шаг. Немцы отправлялись на войну с цветами в дулах винтовок или между верхними пуговицами мундиров. Французы маршировали сомкнутыми рядами, немного горбясь под тяжестью громадных ранцев, прокладывая себе дорогу среди наводнивших улицы толп. Одна из фотографий Парижа той первой недели августа запечатлела младшего командира, который пятясь шёл впереди своего подразделения и, словно дирижёр, размахивал руками, помогая держать строй на булыжниках мостовой. И немцам, и французам не терпелось оказаться на фронте и прицелиться из оружия[110]. Невидимый оркестр, по всей видимости, играл марш. «Походную песню» или «Самбра и Мёз»?.. У русских впереди колонн шли священники с иконами, а австрийцы славили Франца Иосифа — монарх был символом единства их пока ещё многонациональной империи. Во всех странах мобилизация вызвала смятение — общество перестраивалось на военный лад. Самой подготовленной к войне оказалась британская армия. Она могла развернуться очень быстро. Вот что писал 5 августа X.В. Соейр из 1-й пехотной бригады, формировавшейся в Колчестере: «Казармы уже заполнены резервистами, хотя многие ещё в гражданской одежде, и они продолжают прибывать почти с каждым поездом. Форму, ботинки и амуницию выдают без промедления, заминки случаются редко. Мне запомнился один мужчина, наверняка весивший больше ста килограммов… Резервистам, оставившим уютные дома и хорошую работу, было тяжело привыкать к новым реалиям жизни, в частности к грубому обмундированию и тяжёлой обуви»[111].

Гражданскую одежду резервисты отправляли родным посылками. Один из них, по фамилии Шоу, впоследствии писал: «Я упаковывал свой тёмно-зелёный костюм и вдруг подумал, что, возможно, мне уже никогда не придётся его надеть…»[112]

Лейтенант Эдвард Спирс из 11-го гусарского полка, прибывший в Париж в порядке обмена офицерами британской и французской армий, отправился в Военное министерство в своей новой форме — брюках и мундире цвета хаки. «Какой вы смешной! Словно птица, извалявшаяся в пыли…» — не удержалась от шутки консьержка на входе. Лейтенант, впрочем, решил, что удивление женщины вызвал не столько его мундир, сколько галстук. Этот предмет туалета французы считали на войне неуместным, а британцы себя без него уже не представляли ни при каких обстоятельствах[113]. Они ввели галстук в гардероб офицеров после Англо-бурской войны, а французы с переменами медлили. Экспериментов с военной формой было много, и дебаты по поводу того, какой она должна быть в XX веке (!), велись жаркие, но в начале войны 1914 года французские солдаты и офицеры были одеты так же, как в 1870-м, и почти так же, как при Наполеоне. Карабинеры тяжёлой кавалерии всё ещё носили медные шлемы с плюмажами, а в некоторых подразделениях оставались кирасы времён битвы при Ватерлоо. Лёгкая кавалерия по-прежнему была облачена в доломаны со шнурами и ментики. Это не говоря уж об алых рейтузах… Зуавы — представители элитных частей лёгкой пехоты французских колониальных войск — воевали в турецких шароварах (тоже красных), коротких куртках и фесках. Пехотинцы носили брюки (опять же красные!), заправленные в высокие ботинки, и длинные серые кители. Всё шили из шерсти, и это вкупе с неудобством устаревших мундиров, а также с тем, что замаскироваться в них не было никакой возможности, стало дополнительным испытанием в сражениях солнечной осени 1914 года. По части маскировки задуматься следовало и другим армиям: спахи — солдаты турецкой тяжёлой кавалерии — таскали за собой широкие красные плащи, да и британские солдаты полка королевских африканских стрелков щеголяли в голубых мундирах[114]. Капитану Вальтеру Блюму при первой встрече британцы показались одетыми в серо-коричневые костюмы для гольфа[115], но если бы он видел подразделения шотландских стрелков… Немногие из них сменили килты на брюки — они остались клетчатыми, но от споррана — сумки с мехом — не отказался никто.

Австрийская кавалерия оправилась на войну в таких же допотопных мундирах, как и французы, только пехоту успели переодеть в практичную серую форму. А вот русские оказались на высоте. Их военной формой стали гимнастёрки — хлопчатобумажные рубахи оливкового цвета, скроенные по образцу рубашек поло, только с воротником-стойкой и длинными рукавами. Были, правда, и элементы с национальным колоритом, вроде кубанок у лёгкой кавалерии. Немцы, как и британцы, решительно порвали с прошлым. Вся их армия была одета в мундиры цвета хаки. При этом в соответствии с древней традицией каждый род войск имел полевой вариант парадной формы.

Знаками различия подразделений почти во всех армиях служили галуны, петлицы и нашивки. Например, австрийцы для петлиц традиционно использовали десять оттенков красного цвета, в том числе мареновый, вишнёвый, пурпурный, карминовый, алый и бордовый, а также шесть оттенков зелёного и три жёлтого.

Пехотинцам, в какой бы форме они ни были, приходилось носить с собой тяжёлое снаряжение: винтовку, весящую 4 килограмма, штык, малую лопатку, подсумок с патронами, фляжку с водой, ранец или вещевой мешок со сменой обмундирования, неприкосновенным запасом провизии, котелком, кружкой и ложкой, а также так называемым пакетом первой помощи. Британцы, наученные длинными переходами во время Англо-бурской войны, внедрили «научную» систему брезентовых ремней, предназначенную для максимально равномерного распределения веса по корпусу, однако нагрузка на плечи и поясницу всё равно была большой. Немцы отдавали предпочтение жёстким ранцам — кожу для них не выделывали, поэтому они, кроме всего прочего, не промокали. Французы складывали всю свою амуницию в своеобразную пирамиду — le chargement de campagne[116], на вершине которой располагался котелок. В конце августа отблески света от этих котелков позволят молодому немецкому лейтенанту Эрвину Роммелю обнаружить противника, спрятавшегося на поле пшеницы[117]… Русские солдаты, у которых кроме гимнастёрок были и шинели, делали из них скатки и несли их через плечо.

Независимо от того, как распределялась амуниция пехотинца, весила она немало, и нести её приходилось долго, преодолевая расчётные 20 километров в день в жёстких, неудобных, подбитых гвоздями ботинках — англичане, немцы и французы называли их dice-boxes, brodequins и Bluchers соответственно. До тех пор пока ботинки не разносятся, это была сущая мука. В августе 1914 года ноги были не менее важным средством передвижения, чем поезда, причём ноги не только людей, но и лошадей — в 1914 году в составе пехотной дивизии их насчитывалось более 5000. Люди стирали подошвы в кровь, а лошади теряли подковы. Характерное позвякивание, свидетельствующее о потерянном гвозде, предупреждало кавалериста о том, что нужно найти кузницу, если завтра он не хочет отстать от колонны. Такой же звук