Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин

возвращались скорыми шагами, но почему-то оба смолкли. Авдотья Степановна опустила голову и только изрѣдка поднимала глаза на Карпова. Онъ шелъ, разсѣянно глядя впередъ.

Они очень скоро дошли до садика дачи.

— Ты не утомилась-ли? — спросилъ Карповъ: — такъ я могу удалиться.

— Что за вздоръ! Я нынче всю ночь не буду спать.

— Это отчего?

— Стихъ такой напалъ. Пройдемъ опять на террасу.

Ночь стояла все такая-же свѣтлая и беззвучная.

— Да, — начала Авдотья Степановна, садясь на диванчикъ около Карпова: — на меня такой стихъ напалъ, да и ты, я вижу, раскисъ.

— Не угадала, — отозвался Карповъ.

— Или думалъ о какомъ-нибудь вздорѣ? Тебѣ ужь не скучно-ли со мной становится?

— Вотъ еще! — вскричалъ Карповъ.

— Право. У тебя, пожалуй, вотъ что въ головѣ начинаетъ бродить: что, молъ, мнѣ съ этой бабой возиться? Она тоже осѣдлаетъ, не лучше замужнихъ барынь.

— Вздоръ какой! — прервалъ Карповъ.

— Кто тебя знаетъ. Ты вотъ все веселый былъ, а то вдругъ и помутился.

Карповъ обнялъ Авдотью Степановну, откинулъ голову назадъ, пропѣлъ нервнымъ, нѣсколько дрожащимъ голосомъ:

Я любовь узналъ душой, Съ ея небесною отрадой, Съ ея мучительной тоской!

— Вь томъ-то и дѣло, что ты не узналъ любви. Ты меня никогда и не полюбишь. Да и съ какой стати. Нравлюсь, и то хорошо.

И она пропѣла такимъ-же нервнымъ голосомъ, какъ и Карповъ:

Любви роскошная звѣзда, Ты закатилась навсегда!

— Ужь не пропѣть-ли намъ всего «Руслана»? — спросилъ Карповъ и взялъ грудью:

Къ тихимъ дѣвамъ, въ сладкой нѣгѣ.

— Какихъ тебѣ еще тихихъ дѣвъ? — разсмѣялась Авдотья Степановна и дернула Карпова за бороду. — Ненасытная душа!

Карповъ пѣлъ:

Тамъ ждетъ Людмила…

— Какой тебѣ Людмилы? Довольно съ тебя и Авдотьи. Лучше прочти-ка мнѣ изъ Пушкина что-нибудь.

Карповъ, не мѣняя позы, заговорилъ тихо и протяжно:

Подъ небомъ голубымъ

страны своей родной,

Она томилась, увядала,

Увяла, наконецъ, и, вѣрно, надо мной

Младая тѣнь уже летала.

Авдотья Степановна слушала задумчиво и только слегка вздрогнула, когда Карповъ, усиливъ звукъ голоса, произнесъ:

Такъ вотъ коголюбилъ я пламенной душой!

Когда голосъ Карпова оборвался, Авдотья Степановна пристально посмотрѣла на него и сказала:

— Ты обо мнѣ и такъ говорить не станешь, если-бъ я вдругъ отправилась на тотъ свѣтъ.

— Что у тебя сегодня за сантиментальность? — спросилъ улыбнувшись Карповъ.

— Не сантиментальность, а такъ, мысли всякія.

— Какія-же?

— Вотъ тебѣ одна: погляжу я, что вокругъ меня дѣлается, какъ люди живутъ, изъ-за чего бьются, и вижу я, какъ на ладонкѣ, что заѣдаетъ всѣхъ скука, и мужчинъ и женщинъ. И меня заѣстъ. Вотъ теперь я свои дѣла веду отлично. Лѣтъ черезъ пять — шесть будетъ у меня кругленькій капиталецъ, а еще раньше этого времени станетъ и мнѣ тошно. Ты вотъ все съ барынями водился. Отчего онѣ пускаются во вся тяжкія? Отъ скуки. Да еше твоп-то больше все на счетъ чувствъ прохаживаются, а то такія выкидываютъ колѣна, какъ ни одна изъ насъ не выкинетъ. Мнѣ прошлою зимой привелось попасть въ компанію съ тремя барынями. Ихъ съ какого-то пикника взяли. Если-бъ я тебѣ фамиліи назвала и сказала, чьи онѣ жены, ты-бы не повѣрилъ.

— Всему вѣрю, — откликнулся Карповъ.

— Въ первомъ часу ихъ подхватили, а въ три надо было всѣхъ домой предоставить. Такъ вотъ въ эти два часа — то онѣ у Дюссо выдѣлывали… мнѣ будетъ совѣстно пересказывать. И которая начала къ ужинамъ пристрастіе имѣть, такъ заливаетъ, чуть не до положенія ризъ! И все это, другъ ты мой любезный, отъ того, что некуда дѣваться.

— Некуда, — повторилъ Карповъ.

— Вотъ я и боюсь, Алеша, что и меня начнетъ сосать тоска. Деньги-то будутъ, а больше и ничего. А полюби кого-нибудь, еще горше придется.

— Отчего?

— Да отъ того, что любви нѣтъ. Ну, вотъ я бы тебя полюбила. Развѣ тебя удержишь, пришьешь къ своей юпкѣ? Н тебѣ и нравпться-то буду до тѣхъ поръ, пока ты не замѣтишь, что я къ тебѣ привязку почувствовала.

— Можетъ быть, ты и права, — лѣниво выговорилъ Карповъ.

— Не можетъ быть, а навѣрно.

Авдотья Степановна смолкла. Карповъ запѣлъ:

«Ахъ, мой Ратмиръ,

«Любовь и миръ

«Въ родпой пріютъ

«Тебя зовутъ».

— Вотъ ты какой, Алешка. Ужь и теперь надо мной начинаешь издѣваться. А я тебя отъ всѣхъ прочихъ отличила. Знаешь, что: не махнуть-ли намъ на все лѣто заграницу?

— За-границу? Зачѣмъ?

— Какъ зачѣмъ? Отъ этого Петербурга уйти, отъ Чухляндіи проклятой.

— Намъ и здѣсь никто не мѣшаетъ.

— А ты, небось, все жмешься, какъ только что-нибудь я посмѣлѣе сдѣлаю. А тамъ какъ-бы хорошо! Поѣдемъ въ Швейцарію. На озерѣ на какомъ-нибудь поселимся.

— Съ милымъ рай и въ шалашѣ.

— Вотъ ты какой скверный! Какъ-же мнѣ не злобствовать на мужчинъ? И тебя приглашаю пожить вдвоемъ и такъ, чтобы никто ужъ намъ не мѣшалъ, а ты кобенишься.

— Да на что-же я поѣду? На деньги англійской королевы?

— Какіе-же счеты между нами, — нѣсколько съ сердцемъ сказала Авдотья Степановна.

— Счеты самые аптекарскіе, — разсмѣялся Карповъ.

— Ты это серьезно говоришь?

— Совершенно серьезно.

— Понимаю, понимаю, — начала Авдотья Степановна еще болѣе нервнымъ голосомъ. — Ты со мной не можешь не считаться. Mon деньги — грязныя. Я промышляю собой…

— Полно, полно, — остановилъ Карповъ: — все это глупости. За-границу ты не поѣдешь, стало быть, изъ-за чего-же нервничать!

— Нѣтъ, поѣду, — вскричала Авдотья Степановна, схватывая его за обѣ руки. — Скажи мнѣ слово, и я, не то, что на три мѣсяца, на три года убѣгу куда хочешь, хоть въ тридесятое царство!

— Да этого совсѣмъ не нужно.

— Тебѣ не нужно, а мнѣ, можетъ быть, нужно. Оттого, что я разныхъ пошляковъ обработывала — ты меня презираешь. Я твою мысль насквозь вижу; боишься, чтобы про тебя не сказали: «онъ-де у Авдотьи Степановны на содержаніи живетъ». А чѣмъ вы лучше насъ? Отчего-же насъ можно содержать, а васъ нельзя? Отчего? Я тебѣ понравилась и должна все отъ тебя принимать; а ты мнѣ нравишься, и нѣтъ у тебя денегъ поѣхать со мной въ Швейцарію, ты отъ меня двугривеннаго не примешь. Честь, видпте-ли, мужская, гоноръ! А чѣмъ-же мои деньги хуже тѣхъ, что у моего чадушки въ бумажникѣ водятся? Онъ всѣхъ обработываетъ, а имъ никто не гнушается. Подлые, подлые!

Авдотья Степановна отвернулась отъ Карпова и заплакала.

— Ну, слезы, — вздохнулъ Карповъ: — это къ тебѣ такъ нейдетъ.

— Такъ ты не хочешь ѣхать? — вскричала Авдотья Степановна, вставая съ диванчика и наклоняясь головоіі къ Карпову.

— Когда деньги будутъ, пожалуй, — спокойно отвѣтилъ онъ и протянулъ руки, какъ-бы желая взять ее за талью.

— А! — крикнула она и, быстро обернувшись,