Калипсо (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн)

Дождь не прекращался с той самой проклятой минуты.

Единственное, что закончилось в ту минуту, — это совещание. Хоуз и Клинг отправились домой, Бирнс вернулся в свой кабинет, а Мейер вернулся за свой стол, чтобы закончить печатать отчёт. Карелла позвонил в Южный Мидтаун и попросил соединить его с детективом Леопольдом, намереваясь доложить ему о положительном заключении баллистиков. Детектив по имени Питер Шерман сообщил ему, что Леопольд уехал на весь день. Карелла повесил трубку, проверил в списке личных телефонов имя «Паласиос, Франциско» и набрал номер.

Франциско Паласиос владел и управлял магазином, где продавались лекарственные травы, книги снов, религиозные статуэтки, книги чисел, карты Таро и тому подобное. Гаучо Паласиос и Ковбой Паласиос держал другой магазин позади этого, и там продавались такие одобренные медициной «супружеские принадлежности», как фаллоимитаторы, французские щекоталки, трусики с открытой промежностью, вибраторы (восьми– и десятидюймовые), кожаные маски палача, пояса целомудрия, плети с кожаными ремешками и вагинальные шарики из пластика и позолоченных пластин. Продажа этих товаров не была незаконной в этом городе; Гаучо и Ковбой не нарушали никаких законов, но они не поэтому держали свой магазин позади магазина, принадлежащего и управляемого Франциско. Вообще они делали это из чувства ответственности перед пуэрто-риканской общиной. Например, они не хотели, чтобы в их магазин забрела старушка в чёрной шали и упала в обморок при виде игральных карт с изображением мужчин, женщин, полицейских собак и лилипутов в пятидесяти двух брачных позициях — пятидесяти четырёх, если считать джокеров. И Гаучо, и Ковбой гордились своей общиной, не уступая самому Франциско. Франциско, Гаучо и Ковбой, по сути, были одним и тем же человеком, а все вместе — полицейским информатором.

«Паласиос», — сказал голос.

«Ковбой, это Стив Карелла, мне нужна помощь.»

«Назови его», — сказал Гаучо.

«Я ищу сутенёра по имени Джоуи Пис. Слышал о нём когда-нибудь?»

«Ни разу. Он отсюда, из el infierno (ад по-испански — примечание переводчика)?»

«Не знаю о нём ничего, кроме имени. Предполагается, что в его конюшне было четыре проститутки, одна из которых была убита в прошлую пятницу вечером.»

«Как её звали?»

«Клара Джин Хокинс.»

«Белая? Чёрная?»

«Чёрная.»

«Хорошо, сейчас я всё проверю. Ты будешь завтра на месте?»

«Я буду здесь», — сказал Карелла.

«Я позвоню тебе.»

«Спасибо», — сказал Карелла и повесил трубку. Дождь всё ещё шёл. Он подошел к Мейеру, который деловито печатал на машинке за своим столом, и сказал ему, что направляется в Даймондбэк, чтобы поговорить с матерью погибшей девушки — не хочет ли Мейер пойти с ним? Учитывая тон голоса Кареллы, Мейер решил, что лучше всего будет принять приглашение любезно.

Дороти Хокинс была чернокожей, но со светлым оттенком кожи, женщиной лет пятидесяти, как догадался Карелла, её тело было скорее худощавым, чем стройным, а лицо — скорее исхудалым, чем точёным; даже Мейер с его новообретённым романическим складом ума мог бы подобрать эти более жесткие прилагательные для определения женщины, которая открыла им дверь и впустила в свою квартиру на Петтит-лейн. Время было 6:30 вечера. Миссис Хокинс объяснила, что только что вернулась с работы. Она занималась сборкой транзисторных радиоприёмников на фабрике в Беттауне. На кухонном столе перед ней стоял стакан с виски; она объяснила, что это бурбон, и спросила детективов, не желают ли они выпить.

«Снимете холод после этой дождливой погоды», — сказала она.

Когда детективы отказались, она выпила виски одним глотком, а затем подошла к шкафу, достала наполовину полную бутылку и налила себе ещё порцию. Детективы сидели напротив неё за кухонным столом.

Настенные часы отбивали минуты. В квартире не было запахов готовящейся пищи; Карелла подумал, не собирается ли миссис Хокинс употреблять спиртное вместо ужина. Снаружи неоновая реклама подкрашивала косой дождь, превращая струйки на оконном стекле в гнёзда потревоженных зелёных змей.

«Миссис Хокинс», — сказал Карелла, — «мы с моим партнёром расследуем дело, которое, как нам кажется, связано со смертью вашей дочери, и мы хотели бы задать вам несколько вопросов по этому поводу. Если вы сочтёте нужным ответить на них, мы будем очень признательны.»

«Да, всё, что угодно», — сказала она.

«Во-первых», — сказал он, — «вы знаете кого-нибудь по имени Джордж Чеддертон?»

«Нет», — сказала она.

«У нас есть основания полагать, что он знал вашу дочь. Она когда-нибудь упоминала о нём в вашем присутствии?»

«Не помню, чтобы я слышала его имя, нет.»

«Или Санто Чеддертон, возможно?», — спросил Мейер.

«И его тоже», — сказала миссис Хокинс.

«Мэм», — сказал Карелла, — «вы сказали детективу Леопольду, что ваша дочь была проституткой…»

«Да, это правда.»

«Откуда вы это знаете?»

«Клара Джин сказала мне.»

«Когда она вам это сказала?»

«Две-три недели назад.»

«До этого момента вы не знали, что она…»

«У меня было подозрение, но я не была уверена. Она говорила мне, что работает по ночам в каком-то отеле в центре города. Делала какую-то работу клерка в центре города.»

«Она упоминала какой-нибудь отель по названию?», — сразу же спросил Карелла.

«Да, но сейчас я об этом забыла.»

«Где в центре города?»

«Я не помню. Я не слишком хорошо знаю другие районы города, кроме Даймондбэка.»

«Когда она перестала здесь жить, миссис Хокинс?», — спросил Мейер.

«О, должно быть не меньше шести месяцев. Сказала, что ей нужно жить поближе к работе, к отелю, где она работала по ночам. Сказала, что опасно ездить на метро в центр города после работы, в три-четыре часа утра. Я с пониманием отнеслась к этому, мне это казалось разумным.»

«И вы ничего не заподозрили в тот момент?»

«Нет, она всегда была хорошей девочкой, с ней никогда не было проблем. Она никогда не шаталась по уличным бандам, как некоторые другие девочки в этом районе, никогда не баловалась наркотиками.

Она была хорошей девочкой, Клара Джин.»

«Вы уверены, что она не принимала наркотики, не так ли?», — сказал Мейер.

«Определённо. Спросите доктора, который делал вскрытие. Спросите его, нашёл ли он наркотики внутри моей маленькой девочки, нашёл ли он какие-нибудь следы на её руках или ногах, просто спросите его. Я следила за ней как ястреб, осматривала её руки и ноги каждый день, когда она приходила из школы, каждый вечер, когда она возвращалась со свидания. Если бы я обнаружила хоть малейший след, я бы проломила ей голову.»

«Где она училась, миссис Хокинс?»

«Прямо здесь, в Даймондбэке. Школа Эдварда Виктора.»

«Она закончила школу?»

«В январе прошлого года.»

«И что дальше?»

«Она взяла отпуск на месяц, сказала, что хочет немного отдохнуть, прежде чем начать искать работу. В марте она устроилась официанткой здесь, в Даймондбэке, но много денег на этом не заработала, так что в апреле, должно быть, ушла оттуда и устроилась клерком в отель в центре города — по крайней мере, так она мне сказала. Переехала отсюда в мае. Сколько это месяцев?»

«Пять, мэм.»

«Я думала, шесть. Я ведь говорила вам шесть, не так ли?»

«Да, мэм.»

«Ну, значит, теперь пять.» Она покачала головой. «Казалось, что дольше.»

«Где она работала официанткой?», — спросил Мейер.

«„Уголок Карибу“, здесь, в Даймондбэке. Это стейк-заведение, не знаю, почему они дали ему такое ужасное название. Карибу (северный олень — примечание переводчика) — это кажется вроде большого лося или что-то вроде того, не так ли?»

«Думаю, да», — сказал Мейер.

«От таких названий не хочется есть стейки, это я вам точно говорю.»

«Уголок Карибу», — сказал Карелла. «Си Си (Caribou Corner — примечание переводчика).»

«Извините?», — сказала миссис Хокинс.

«Точно, вот что это значило», — сказал Мейер. «Клара Джин в „Уголке Карибу“.»