Улыбка бога - Диана Бош

Подавив порыв вскочить, немедленно догнать дочь и поговорить с ней, расплатился за кофе и бутылку минералки и, быстрым жестом дернув молнию на куртке, вышел на улицу.

Там дул пронизывающий северный ветер. В сочетании с морозом такая погода вызывала единственное желание: поскорее оказаться дома в тепле. Илья поднял меховой воротник, пряча в него лицо, засунул руки в карманы и ссутулившись направился к метро. На полпути остановился, вспомнив, что так и не купил Федоровичу «Беломор».

– Папиросы, – пробормотал он, – где же их сейчас берут? Может, в каком-нибудь ларьке? Или специальном магазине?

Увидев впереди вывеску табачной лавки, он ускорил шаг и направился к ней.

– Извините, это не вы перчатку уронили?

Голос показался ему знакомым, и Илья на ходу бросил:

– Нет.

«Марк Глазовский, – мелькнуло в голове. – Сейчас до него дойдет, что это я, и он кинется меня догонять».

От этой мысли его прошиб холодный пот, и Илья быстро свернул в первую попавшуюся подворотню. Он быстро шел вперед, стараясь оказаться как можно дальше от места встречи со старым знакомым. Хотя и понимал, что вряд ли Глазовский бросится его догонять.

– Эй, мужик, закурить есть? – Три фигуры отделились от серой стены в узком проходе и загородили ему дорогу.

– Не курю, – буркнул Илья, не глядя, и попытался между ними пройти.

– Ты смотри, дядя с нами говорить не хочет, – противным визгливым голосом сказал второй, – морду воротит.

– А мы его сейчас манерам научим, – засмеялся первый.

Илья почувствовал, как затылок пронзила резкая боль, и потерял сознание.

В лесной сторожке Константин Федорович готовил кулеш. Он так по привычке называл это блюдо, хотя прекрасно знал, что в оригинальном рецепте обязательно должна присутствовать крупа. Но все равно предпочитал готовить кулеш только из картофеля. Главное – это хорошо протомить вместе овощи и мясо, так, чтобы они стали похожи на густой суп, когда картошка почти полностью рассыпается и образует густую кашицу. В остальном рецепт кулеша был прост: кидай в кастрюлю все, что в погребе залежалось. Морковка, лук, капуста, болгарский перец, засоленная стручковая фасоль – в дело шло все. В конце варки он добавлял соль и пряности, и блюдо получалось такое, что, как выражался сам Константин Федорович, за уши не оттянешь.

Раньше его друзья специально собирались на Федорычев кулеш. Да вот жаль, почти никого уже в живых не осталось. Один за другим старая гвардия уходит – кто заболел, кто погиб...

И когда прекратились традиционные встречи давних друзей, Константин Федорович перестал готовить кулеш. Для кого? Одному такое блюдо грустно есть – оно требует задушевных разговоров. Вот для Ильи – да. С дорогой душой! Сейчас он приедет, сядут они за стол, и беседа будет литься рекой.

Айки вздрогнул и поднял уши. Потом вскочил и, глядя на дверь, вдруг тоскливо и тонко завыл.

– Ты чего? – испугался старик. – Думаешь, случилось что-то?

Он еще сам не верил тому, что произнес, но пес метался по дому, взвизгивая и скребя лапами дверь, а у Константина Федоровича заныло от недобрых предчувствий сердце.

Он обернулся на часы. Половина десятого. Илье еще рано вернуться, он даже в маршрутку вряд ли успел к этому моменту сесть.

А Айки выл тягуче, тоскливо. То на мгновение затихая, то снова начиная с взвизгивания протяжно выть.

Федорович накинул на плечи тулуп и вышел на воздух. Ветер гнал по небу серые тучи, и снег злыми колючками впился в лицо.

– У-у-у, – опять по-волчьи, задрав длинную морду вверх, «запел» пес.

Старик помрачнел.

– Что ты знаешь, Айки, расскажи. Это с Костей что-то случилось? – Он подошел и, присев около пса, лаково гладил его и трепал по холке. Слезы предательски застилали глаза, леденя веки на морозе. – Видишь, каким я на старости лет сентиментальным стал. Нервы совсем ни к черту. Ладно, что поделаешь. Если в назначенное время он не приедет, я сам отправлюсь в Москву. Костю... то есть. Илью искать. А ты сторожи дом. Понял?

Пес завилял хвостом и покладисто тявкнул.

Мысленно старик называл Илью именем своего погибшего друга и теперь ругал себя за это. Будто тем самым накликал на человека беду.

Он вернулся в дом, достал из тайника шкатулку с деньгами, взял половину. Потом подумал и сунул в карман оставшуюся часть.

– Ничего, скоро зарплата и пенсия. Проживем.

Время до момента выхода из дому тянулось страшно медленно, и Константин Федорович то и дело поглядывал на часы. С трудом дождавшись двенадцати часов, стал на лыжи и побежал к станции.

Илья не приехал ни в два, ни в три часа. Но Константин Федорович ждал его почти до четырех, томимый дурными предчувствиями и в то же время надеясь, что Илья вот-вот вернется.

Дождавшись очередной маршрутки и не обнаружив в ней Илью, он заходил в помещение небольшого магазинчика и стоял там у окна.

– Ну что, опять не приехал? – лениво протирая прилавок, спросила продавщица. – Кого хоть встречаешь, отец?

– Сына, – буркнул Константин Федорович.

– Сы-ы-на... Вона как... А я че-то думала, будто ты бобыль... А чего же...

Должно быть, она хотела спросить, почему сын отца к себе в город не забрал или еще какую-нибудь очередную глупость, но старик не дал ей договорить..

– Ты извини, мне пора.

Он нахлобучил шапку на голову и вышел в сумерки. Дольше ждать смысла не было: если Илья не приехал вовремя, значит, с ним действительно что-то случилось.

Старик сел в маршрутку, идущую в Москву, и, закрыв глаза, принялся молиться.

Когда он добрался к дочери своего давнего друга, десять лет назад умершего от инфаркта, было уже совсем темно. Он поднялся на верхний этаж высотного дома и надавил на кнопку звонка. В квартире заливисто залаяла маленькая собачка.

– Лия, фу! – грозно раздалось за дверью, и на пороге появилась розовощекая и голубоглазая толстушка Марина. – Константин Федорович, – всплеснула она руками. – Какими судьбами?

– Не прогонишь, Мариночка? – входя, спросил старик. – Помощь мне нужна. Человек пропал.

– Какой человек? Кем он вам приходится?

– Я не могу сказать. Было б можно – все рассказал бы. А так – просто поверь на слово. Хороший человек. И, чувствую, без меня он не справится.

– Ну ладно. Нет так нет. Проходите, Константин Федорович, тапочки на нижней полке, переобувайтесь и пальто снимите. Сейчас будем чай пить.

Чихуахуа, по кличке Лия, вертелась тут же, обнюхивая ноги и вертя хвостом, как вентилятором.

Старик неторопливо разделся, поставил в угол лыжи, рядом – свои ботинки и затем прошел вслед за Мариной к телефону.

– Вот, – она придвинула к нему аппарат и записную книжку, где красным фломастером был обведен семизначный номер, – звоните сразу в Бюро регистрации несчастных случаев. Я уже всю эту процедуру наизусть знаю, еще когда папа мой пропал в первый раз, проходила. Потом бабушку так же разыскивала. Нашла. Она головой ударилась – поскользнулась на льду и на время память потеряла.

– Да, Марина, я помню ту историю с Марией Власьевной. И с твоим отцом...

– Ладно, не буду мешать. Звоните, а я пока пойду, оладий напеку. Как раз перед вашим приходом тесто поставила.

Константин Федорович согласно кивнул и принялся нажимать на кнопки. С кухни ароматно потянуло жарящимися блинами.

– Ну что, – через полчаса спросила Марина, входя в комнату, – есть результат?

– Нет. Телефон то занят, то не отвечает.

Она вытерла руки о передник и взяла записную книжку.

– А вы правильно номер набираете?

– Конечно.

– Неужели не работают? – Марина задумчиво смотрела в пространство, вспоминая. – Мне кажется, я в любое время дозванивалась. Но я могу ошибаться.

На овальном столе посреди комнаты стоял открытый ноутбук. Она прошла к нему и, сев, легко застучала по клавишам. Потом быстро написала что-то в блокноте и подошла к Константину Федоровичу. Он все еще продолжал упорно дозваниваться.

– Бесполезно, – сказала она, – у них рабочий день уже закончился. Я только что в интернете посмотрела: Бюро работает с десяти утра до пяти вечера. Придется на все другие номера подряд звонить, больницы и морги проверять. Спиртным ваш опекаемый не увлекался, в вытрезвитель не мог попасть?

– Нет.

– Тогда это исключаем. Начинайте с милиции, потом звоните в «Скорую помощь». Я сейчас закончу готовить, тоже подключусь, помогу.

Константин Федорович, нажимая кнопки телефона и ожидая ответа, размышлял. Странно, но за короткий период времени Илья стал для него близким, даже родным человеком. Старик и сам не мог бы толком объяснить, отчего это произошло. Может, потому что ухаживал за ним, как за младенцем, пока Илья был в беспамятстве, а может потому, что до сих пор не смирился со смертью друга Кости. Но думать о том, что он больше никогда не увидит своего неожиданно обретенного «квартиранта», было больно. Настолько, что щемило сердце и слезы наворачивались на глаза.