Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута

— Еремей. Мы пойдём с мальчонкой, прогуляемся. Если ты не против.

Ну да, он будто станет возражать. И Еремей кивает, только вот спиной чувствую его напряжённый взгляд.

— Я вообще об отце мало знаю… наверное, раньше помнил больше, но заболел, — я начинаю говорить сам, не дожидаясь просьбы. Уж больно Варфоломей какой-то… настороженный, что ли? — Мозговая горячка была. Потом сказали, что ещё проклятье. Я должен был умереть.

— Аристарх рассказывал.

Деда он зовёт по имени. И этим подчёркивает близость.

— Вот… потом долго ещё голова болела. И помню мало… отец вообще редко приходил. Я и мастерской ни разу не видел!

— А он тебе не показывал?

— Не-а… говорю же, редко приходил.

— То есть, дома не работал?

— Не-а, — снова повторяю я и головой мотаю. — Я хотел. Просил. А он сказал, что мол, маленький я ещё. И там детям не место.

— Это верно, — Варфоломей кивает. — Детям в лабораториях не место.

Ещё по голове меня погладь, умник. Но Варфоломей реально был умён и поэтому руки тянуть не стал, да и вовсе отступил, дав жизненного пространства.

— Он и взрослых-то пускал неохотно, — сказал вместо этого. — Даже брата…

— А какие амулеты делал?

Может, конечно, Варфоломей и мудак — нет, остаётся шанс, что у меня просто паранойя разыгралась вкупе с завистью к этаким способностям в жопу без мыла просочиться — но всё же и источник информации. Деда об отце спрашивать бесполезно. Тимоха его помнит ничуть не лучше, чем я. А вот Варфоломей — дело другое. Он моего папеньку лично знал. И рассказать может.

Другое дело, правда, стоит ли этим рассказам верить.

Хотя… умные люди как раз стараются не врать без особых на то причин. Знают, что проколоться легко. Так что послушаем.

— Всякие.

Очень конкретный ответ.

— Он работал с тенями. И существами с той стороны, — Варфоломей заложил руки за спину, всем видом показывая, что не собирается меня трогать и вообще как-то покушаться на мою подростковую свободу. И под шаг подстроился. И… чтоб его, он даже дыхание пытается синхронизировать с моим.

Знаю эту фишку.

Пытались её на мне использовать в том, в другом мире. Вот интересно, он это делает специально, или привычка уже? Разберёмся.

— А… — я огляделся, когда мы свернули в узкий коридор. Одно крыло дома было закрыто, что правильно. Всё же людей в особняке живёт не так много, а содержать эту громадину приходится.

Здесь было пусто.

Темно.

И место, если разобраться, донельзя удобное, чтобы свернуть шею одному слишком назойливому мальчишке. Страх подспудный, но я справляюсь. Не будет меня Варфоломей трогать. Не сейчас, когда мы при свидетелях с ним уходили.

— Раньше здесь было иначе, — он заводит разговор, то ли чувствуя мои опасения, то ли просто не желая терять нить. — Дом был полон людей. В этом крыле жил твой отец. И его жена. Тимофей. Татьяна… другие домашние тоже. Дом восстановили, но…

— Не полностью?

Ни ковров. Ни картин. Ни статуй. Разве что зарастает пылью пузатая ваза. Может, ценная, но скорее всего просто забытая.

— Как сказать. Физически дом повреждён не был.

— Оно… трогает только людей?

— Я бы выразился, что живых существ, поскольку погибли и охотничьи собаки, и коты, и даже канарейки, которых разводила Аннушка. Весёлые птички были.

И как-то так он это произнёс… странно.

К слову, а где был Варфоломей, когда всё случилось? И у кого спросить, чтоб подозрения вопрос не вызвал? Причём, чувствую, у кого бы я ни спросил, подозрение он вызовет. Чтоб тебя…

— Я первым приехал сюда, — он снова то ли угадал, то ли прочёл.

А если… если и вправду прочёл? Вон, Михаил Иванович мне говорил про Исповедников, что они мозги могут наизнанку вывернуть. И ту девицу-террористку тоже повезли к такому вот. Но как знать, вдруг да дело не только в выворачивании?

— И… как?

— Страшно, мальчик, — Варфоломей развернул меня и прижал к стене. Рука его легла на горло, а лицо вплотную склонилось к моему. Дрогнули ноздри, втягивая мой запах. И появилось в чертах что-то донельзя хищное. А ещё я понял, что плевать ему на свидетелей. Что, если сочтёт нужным, то свернёт мне шею и не поморщится. Всем же соврёт чего-нибудь.

И главное, поверят же.

Ему — так точно.

— И тебе страшно. Ты… не такой, каким должен быть ребенок, — он легонько надавил на горло. — Слишком умный. Слишком приметливый. Слишком взрослый для своих лет.

— П-пришлось… б-быстро вырасти.

— Ну да… конечно. Испытания закаляют.

— Она… с-сказала… — непросто говорить, когда воздуха не хватает. Но даже сейчас он держит меня очень аккуратно.

— Красивая? — Варфоломей не дослушал.

— Разная, — я понял, что лучше не врать. — Сперва она стала мамой… потом… собой. Наверное. Не уверен. По-моему, у неё тысяча лиц.

— И даже больше, — рука убралась. — Это меня и останавливает. Она бы не пропустила тварь.

Чтоб его. Шея болит. И позвоночник едва не треснул. У детей, между прочим, кости хрупкие.

— На вот, — Варфоломей ощерился своею обычной улыбкой и сунул в руки амулет. — Сожми покрепче и расслабься… я тебе не нравлюсь?

— П-подозрительный.

Смешок. Весело ему, засранцу этакому.

— Ты… м-менталист? Как исповедники?

— Скажешь тоже, — хмыкнул он и меня за плечо придержал. — Экий ты… нам ещё идти и идти. Или передумал? Но нет, не менталист… хорошее слово, кстати. Где услышал?

— П-понятия не имею, — дрожащие пальцы сдавили амулет, из которого под кожу поползли тонкие ниточки силы. — Услышал… где-то.

— Где-то как-то от кого-то… но нет, полного дара мне не досталось, иначе не смог бы наследство принять. Дарники — отдельно, а те, кто в Тени ходят — они тоже сами по себе. Ясно? Но вот кое-чего чую… и твоё недоверие. И твоего приятеля… славный мальчишка. Тогда я и вправду первым прибыл. Так уж вышло… идём, что стал?

Потому что стоится. От стены отлипнуть тяжко. Хотя… такое ощущение, что стена эта грязная, будто плесенью покрытая.

— Дед твой сперва не собирался никуда ехать. Петербург он не любил, да и дел у нас там не было.

А ведь говорит «нас» с полной уверенностью, что он тоже часть семьи. Впрочем, так оно и есть. И куда большая часть, чем я.

— Но тут вдруг переменился. Только были кое-какие делишки в Городне. Так, мелочь… заказ один доставить, особый. Вопрос даже не безопасности, скорее уважения и личных связей. Порой люди весьма чувствительны к мелочам. И с договорами разобраться. Ткани опять же для обивки прибыли, каталоги с ними. Ещё винтовки в мастерской здешней переделывали…