Заблудившиеся - Андрей Борисович Троицкий

подземным гаражом, где стоят новенькие «Жигули». Он знакомит ленинградку с женой, длинноволосой сероглазой женщиной, десятилетними дочками двойняшками, как две капли воды похожими на мать. Его переполняет гордость.

Перед отъездом ленинградки домой он дарит ей альбом с репродукциями местного художника. На картинах плоское море, камни-валуны, пустынные серые пляжи. Через год ока вновь приезжает в этот городок. Ленинградка уже вышла на пенсию и стала так одинока, что научилась общаться с комнатными цветами. Она привезла в подарок своему прошлогоднему знакомому несколько редких стихотворных сборников.

Приезжает по его адресу, но не застает в белом особняке ни счастья, ни улыбок. Два месяца назад таксист, проглотив горсть снотворного, заперся изнутри в своем подземном гараже и заснул в «Жигулях» с включенным двигателем. Никаких причин самоубийства, никакой записки, только вопрос «почему?» в глазах вдовы. Женщина из Ленинграда, пережившая блокаду, похоронившая в войну всех своих близких, навестила могилу веселого таксиста и, может быть, впервые в жизни задумалась о человеческом малодушии. Рассказ назывался «Будь прокляты самоубийцы».

Когда Сайкин дочитал, захотелось теперь же, немедленно позвонить Пашкову из автомата и спросить, что здесь вымысел, что правда. Он спрятал папку и, повесив сумку на плечо, пошел к зданию аэропорта, забыв на земле брошюру по технике закаливания организма. Он шел и думал, почему человека внезапно оставляет воля жить. Звонить Пашкову он, конечно, не стал. Сайкин вдруг понял, что правда в этом рассказе — все, от первого до последнего слова.

Вылет откладывался все по тем же техническим причинам еще дважды, оба раза на час. Не привыкший к ожиданию Сайкин блуждал между коммерческих палаток, снова жевал безвкусные бутерброды и даже попытался вздремнуть на подоконнике. На улице вдруг заморосил холодный дождик, и Сайкин решил, что теперь-то наверняка вылет отменят, уже по погодным условиям.

Но ошибся, самолеты взлетали и приземлялись, будто и не было этого противного мелкого дождя, а люди шли в известном только им одним направлении, легко перетаскивая неподъемную с виду поклажу. Когда, наконец, объявили нужный рейс, Сайкин находился в состоянии прострации. Он в который уж раз отхлебнул из почти опустевшей бутылки и даже закашлялся. Он не сразу нашел свое место у иллюминатора, упал в кресло и заснул, не пристегнув ремни…

* * *

Самолет приземлился в Волгограде ночью, и до раннего утра Сайкин спал на скамейке в полупустом зале ожидания аэропорта, подложив сумку под голову и, чтобы ее не сперли болтающиеся вокруг сомнительные типы, обмотал правую руку заплечным ремнем. Он проснулся, когда стало светать, но зал ожидания в отсутствии первых пассажиров еще пустовал.

За стеклянными витринами угадывалось солнечное утро. Свесив ноги с лавки, Сайкин освободил занемевшую руку от ремня. Открыв сумку, он обнаружил, что литровая бутылка виски совершенно пуста, на ее донышке переливалось несколько капель янтарной жидкости. Когда он прикончил бутылку, здесь, в аэропорту, или еще в самолете, Сайкин не помнил.

Опустив пустую посудину в урну, он спустился на первый этаж и отыскал там туалет. Напившись холодной воды из-под крана, он долго умывался и с удовольствием чистил зубы. Вглядываясь в свое отражение в зеркале, Сайкин видел синеву под глазами, некоторую расплывчатость, одутловатость лица. Помассировав лицо и побрившись безопасной бритвой, он вышел на площадь освеженным.

Водитель такси, пристально оглядевший помятые брюки и пиджак утреннего пассажира, видимо, не рассчитывал на щедрую плату, когда соглашался отвезти Сайкина до автостанции, но в итоге был приятно удивлен клиентом и заулыбался прощаясь. Оттуда, с автобусной станции, предстояло более сотни километров ехать до районного центра, дальше добираться до деревни другим рейсовым автобусом. Сайкин, в который уж раз прикидывая, успеет ли к сроку, убеждался, что даже в случае непредвиденной задержки, успеет. Конечно, за приличные деньги до места его бы довез любой частник, но Сайкин почему-то решил, что этот вариант подойдет лишь в крайнем случае.

Автобусы ходили точно по расписанию, и Сайкин дорогой переживал похмелье в зыбкой дреме. Временами он открывал глаза, убеждался, что машина движется, и снова дремал, и снова просыпался, с трудом соображая, где сейчас находится и куда держит путь.

Вот и сейчас, уже подъезжая к Шадрино, Сайкин испытывал легкие позывы ко сну. Автобус трясло на грунтовке, а за окном все также белело выжженное солнцем жнивье, и плоское поле отпечатывало у горизонта свой край. Автобус с грунтовки снова выехал на асфальт. Пассажиры засобирались, переговариваясь, задвигали узлами и корзинами, ребятня на задних сиденьях заголосила с новой силой. Проехав сельской улицей и сделав крутой разворот на площадке у длинного одноэтажного здания из силикатного кирпича, водитель тормознул, открыл двери и, выключив приемник, выскочил наружу.

Сайкин вышел из автобуса одним из последних, тяжело передвигая затекшие непослушные ноги. Он стоял и смотрел, как быстро рассеиваются в разные стороны его спутники, озираясь, постарался издали прочитать объявление на дверях силикатного здания, и перевешивал с плеча на плечо сумку. Стоя на асфальтовой площадке возле разгоряченного автобуса, он, наконец, почувствовал, какой выдался жаркий день, настоящее пекло. Мгновенно взмокла под пиджаком рубашка, покрылся испариной лоб.

Порывшись в карманах, он не нашел носового платка и вытер лоб ладонью. Уже было сняв пиджак, он решил, что в дом покойного приличнее войти так, как есть.

Сайкин задрал голову и посмотрел в чистое, без облачка небо. Рубашка на спине быстро стала влажной, не чувствуя даже легкого дуновения, он вышел на деревянный мост с обломанными перилами и увидел, что речки под мостом нет, видно, высохла, а по белым камням струится мутный ручей. В этот ручей он с усилием сплюнул прилипший к губе окурок.

Сойдя с моста, он вышел на широкую улицу, где белый песок заменял асфальт, а дома по обе стороны прятались за сплошными некрашеными заборами. Ни лавочек, ни палисадников. Все эти дома с виду были совершенно одинаковы: из силикатного кирпича и торцевыми сторонами выходили на дорогу. Дом, где еще недавно жил Геннадий Леонидович, он определил сразу. У забора стояли две легковушки и автобус-катафалк легкомысленного желтенького цвета.

Чувствуя непривычную слабость в ногах, Сайкин шагал улицей к дому и видел, как навстречу ему ветер, неизвестно когда возникший, поднимает жидкую волнистую стену песка вперемешку с пылью. Дыхнуло в лицо горячим воздухом, и ветер погнал песок дальше. А на улице по-прежнему не видно ни души.

Подойдя к калитке в глухом заборе, он дернул металлическое, отшлифованное до блеска кольцо на себя, шагнул на двор и тут же увидел Ларису. Она стояла, опустив руки, и в упор смотрела на Сайкина, будто сию минуту