Невероятная очевидность чуда - Татьяна Александровна Алюшина

И первое, что объяснил Пашке один из двух наставников, которым передал его отец, когда они оказались даже не в лесу, а возле вертолета, что должен был отвезти их всех к точке высадки:

– Ты делаешь только то, что я тебе скажу, и только тогда, когда я тебе скажу это делать. Никакой личной инициативы, никакого взбрыка и гонора. Мы вдвоем будем объяснять тебе и объяснять все свои действия и приказы, но только имея безопасную возможность для этого: то есть на привале, в спокойной обстановке. И запомни: лес «дурнины» не терпит и очень быстро наказывает и упокаивает лихих перцев, считающих себя самыми умными и крутыми.

– Одним моим, можно сказать, «крестным лесным папой» стал мужик-лесовик, звали которого Юрьич, – увлекся собственным рассказом и воспоминаниями Павел, улыбаясь и иронизируя над самим собой. – Полного его имени никто не знал, а он его никому не называл: Юрьич и Юрьич, и все. И кем он был на самом деле, какой национальности, внешне-то явная смесь монгольской с русопятой, в каких лесах и далях земного шарика его носило, какие дела-задания выполнял он для государства – сие есть тайна великая и загадка, без вариантов для разгадывания. Но был он… Не знаю, – задумался на пару секунд над определением Павел и усмехнулся: – Реально Лешим каким-то. Лес знал, как будто был его духом, ходячим деревом-призраком: мог раз – и раствориться среди листвы в один миг. Вот вроде бы стоял рядом с тобой и вдруг просто исчез. Уникум. Всегда вприщур, весело смотрел на собеседников и все посмеивался, с закосом под дедка-шишка простонародного, под эдакого ушлого вечного прапора. А на самом деле крут был Юрьич необычайно и знания имел обширнейшие и глубокие в очень многих областях. Вот в такой манере простонародной, с матерком и улыбочкой, с вечной связкой-паразитом между слов «нах», как бы в проброс и вроде как в шутку, он передавал и транслировал мне знания и свою науку.

У Павла в памяти и сознании на всю жизнь запечатлелись уроки этого неординарного человека, даже странно, вроде как под гипнозом учился, настолько он четко и подробно помнил практически все их разговоры, всю науку и слова Юрьича.

Ну, например:

– Медведь, Пашка, – пошучивая, говорит Юрьич, – он, как и носорог в Африке, плохо видит. Но при той стремительности, с которой они оба бросаются в атаку, нах, и той скорости, которую способны развить в этой своей атаке, это не их проблемы. И если ты не имеешь навыка учуять того медведя, обходящего свою территорию, не меньше чем за сто метров и разойтись с ним уважительно краями, то это тоже будут не проблемы медведя. А тебе уже будет по… насколько ты был крутым лесовиком… – и ржет так довольнехонько над своей шуткой. А потом так вдруг резко оборвал смешок и спросил без улыбочки: – Ты вот скажи мне, Пал Андреич, для чего лесному делу обучаешься? Папка настоял?

– Ну да, отец решил, что нужно мне обучиться этой науке, – ответил Павел и добавил со всей пацанской искренностью: – И мне это очень нравится.

– А нах тебе это нужно? – смотрел на него острым, как иголка, взглядом Юрьич. – Ты что, собираешься стать по жизни лесовиком? Сделать это делом своей жизни? Охотой и рыбалкой промышлять и семью кормить?

– Не-е-ет… – протянул пораженный таким вопросом Павел. – Я как-то и не думал с этой стороны.

– А что не думал-то, нах? Вроде не дурной ты парень, – попенял наставник и пояснил мысль свою: – Мало освоить ремесло, профессию до того, чтобы она стала частью состава твоей крови и мышления, мало разум под нее заточить, стать лучшим и знать себе цену, надоть еще, Павлуха, нах, и пользоваться спросом. Вот ежели ты не собираешься жить этим делом, то нах тогда тебе надрываться, осваивать лесную науку лет двадцать, не меньше, чтобы быть хорошим лесовиком, а? Вот ты кем собираешься стать? Что тебе по душе ложится?

– Я пока не знаю, – искренне признался Пашка, – мне электроника нравится и очень увлекает, роботы всякие, механика и машинерия. – Подумал и добавил: – А еще путешествовать.

– И где ты видишь здесь электронику, нах? – широко разведя руки в стороны, показательно обвел Юрьич пространство вокруг себя и, коротко хохотнув, добавил: – И машинерию с инженерией?

А обалдевший от столь внезапного поворота разговора Пашка смотрел на него во все глаза, совершенно ошарашенный.

– Вот их и развивай, двигайся в этом направлении, туда упрись упорством освоения науки, сделай целью и задачей своей жизни стать в этом деле спецом наилучшим, профи высшего качества, а не трать самое золотое для учебы время на посторонние науки, коли они не дело твоей жизни. Понимаешь? – спросил Юриьич у замершего, смотревшего на него пораженно пацана, даже не добавив своего обычного «нах».

– Понимаю, – кивнул Пашка и честно дополнил свое заявление: – Наверное.

– Наверное, – хмыкнул Юрьич и крутнул головой, посмеиваясь над мальчонкой. – Науке выживания, умению соображать правильно, работать со своим сознанием и подсознанием, слышать живой мир и приноравливаться к нему и его законам, уметь жить с ним в ладу и договариваться я тебя обучу, – совсем другим, деловым тоном высоко образованного человека вынес свой вердикт наставник. – Но большему учить не стану. Хоть и есть в тебе расположенность к слиянию с природой и правильное понимание истинности мироустройства, но это не твоя жизнь, парень.

– Круто, – оценила Ева и спросила: – И что, вы вернулись к родным в Питер?

– Нет, не вернулся, – словно выныривая из ярких воспоминаний, переключился Орловский на реальность, возвращаясь в их разговор. – Дело в том, что я учился в очень хорошей школе, не понтовой и не гимназии для детей богатых папенек, а в нормальной школе, правда, физико-математической. К тому же я все еще занимался с репетиторами. Ну и, по совету Юрьича, вернувшись из первого своего летнего лесного обучения, попросил отца, чтобы тот нашел мне специалиста по электронике, который мог бы меня обучать. Отцу идея зашла, компьютерная тема тогда только-только развивалась и очень ценилась, и я начал обучение по электронике. Но все последующие три года, каждые каникулы, зимние, весенние и летние, Андрей Ильич неизменно отсылал меня в «природу», так сказать. Я учился охотиться из лука и с копьем у эвенков, у чукчей обращаться с оленями и собачьими упряжками, ловить рыбу десятью разными способами у поморов на Белом море, у горцев и потомственных казаков обращению с лошадьми и вольтижировке, а у староверов жизни в сибирских лесах, причем проводил