Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза - Павел Кочемаров

Следующий расцвет Китая связан с правлением династии Тан (618–917). И вновь история повторилась. Первые 150–200 лет – подъём экономики, торговли, ремесла, товарно-денежных отношений (появление векселя); рост и процветание городов, новое усиление военной мощи и экспансионизма. Угрожавшие империи тюрки разгромлены. Покорены Западный край, часть Индокитая и Кореи. В 750 году китайцы столкнулись в Средней Азии с арабами. Процветали искусства и литература (династия Тан – золотой век китайской поэзии). А со второй половины VIII века явственно обозначился упадок. Концентрация земель у богатых, неисполнение государственных законов, децентрализация (реальная самостоятельность правителей областей при номинальном подчинении императору). Разорение крестьян приводило к убыли налогоплательщиков. Уменьшение налоговых поступлений власть пыталась компенсировать путём увеличения обложения. Восстания задавленных гнётом крестьян, мятежи наместников и вторжения иноземцев подвели черту под этим периодом.

По такой же схеме развивались события и в период китайского подъёма династии Мин.

Но довольно примеров. Циклы расцвета-увядания (подъёма-упадка) в истории цивилизации явление бесспорное и периодически повторяющееся. Какими же причинами объясняют его философы?

Личные качества правителей могут служить до некоторой степени объяснением лишь для коротких отрезков времени в несколько десятилетий. Длительные периоды устойчивого роста или упадка не могут быть обусловлены этим фактором. Сильные личности на престоле встречаются во все времена. Но в периоды подъёмов они добиваются крупных успехов, а в периоды упадков часто просто гибнут, не успев ничего совершить. Во всяком случае, их достижения явление кратковременное и неустойчивое; плоды их трудов идут прахом сразу после смерти. Такова была судьба великой Литовской империи Витовта. А вот Московское государство при его слабом внуке Василии Васильевиче, который побывал в плену и у татар, и у собственных подданных и был ими ослеплён, значительно усилилось.

Есть ещё ребяческое объяснение (и довольно распространённое), что упадок того или иного государства происходит потому, что правители его принимали не те меры, которые были необходимы. А вот если бы они поступали «правильно», то всё было бы в порядке. Раньше, дескать, правители заботились об армии, – и страна была в безопасности; раньше поощряли развитие хозяйства – и экономика процветала. Нерадивые же их преемники забросили и то и другое, – вот всё и пришло в упадок.

Стоит ли долго объяснять, что подъёмы и упадки зависят не столько от рациональности, сколько от реальных сил – их наличия или отсутствия? Понятно без объяснений, что если армия приходит в упадок, то, видимо, потому, что для её содержания и оснащения не стало хватать реальных ресурсов. Если бы дело было только в разуме, то для беспрерывного процветания достаточно было бы составить для политиков инструкцию на все случаи жизни, обозначив в соответствующих разделах меры для государства полезные и вредные. Макиавелли в своё время как раз такую и составил, но это нимало не помогло Италии выбраться из политического ничтожества. Античность произвела гору политических и моральных трактатов, несмотря на что и Эллада, и Рим пришли в упадок.

Иногда указывают ещё на изменения климата. Это причина серьёзная и действительно способная существенно уменьшить или увеличить объём находящихся в распоряжении этноса ресурсов. Но такие изменения происходят в течение довольно продолжительного времени, достаточного, чтобы к ним приспособиться. Если этнос на подъёме, так оно и происходит. Объектом внимания изменения климата становятся лишь тогда, когда они происходят на фоне упадка.

Внешнее давление, нападения врагов могут быть только дополнительной, но не основной причиной упадка – конечно, если они не имеют катастрофического характера, что случается очень редко. Борьба с внешними врагами ведётся и на стадии упадка, и на стадии подъёма, но в последнем случае – без заметного ущерба. Нападения внешних врагов не могут быть главной причиной хотя бы уже потому, что упадки цивилизаций наблюдаются и там, где они весьма слабы или отсутствуют вовсе (в условиях островной или пустынной изоляции).

Есть ещё историки-марксисты, которые приучены во всех исторических переменах выискивать «конфликт производительных сил и производственных отношений». Однако теория эта в определённом плане приемлема лишь для описания процесса прогрессивного развития, но совершенно непригодна для описания циклических колебаний типа прогресс – регресс. И сколько бы её сторонники ни доказывали «прогрессивность» феодального общества по сравнению с античным, рабовладельческим, но очевидно, что переход от второго к первому сопровождался огромным упадком в экономике и культуре. Если сравнить высококачественное, специализированное, технически сложное ремесленно-промышленное производство греко-римского мира с примитивным и грубым ремеслом, которым пробавлялись европейцы на протяжении первых пяти – семи веков феодализма; если сравнить высокоразвитые товарно-денежные отношения античного общества с натуральным хозяйством раннего Средневековья, – нужны ли ещё какие-то комментарии?

На Востоке, где труд свободного крестьянина-общинника и ремесленника всегда значительно преобладал над рабским, эта теория и вовсе неприменима. Никакого особенно значительного изменения производственных отношений и производительных сил не наблюдалось здесь в течение тысячелетий. А те, что наблюдались, носили именно циклический характер: подъём рабовладения – упадок рабовладения, укрепление общины – разорение и распад общины, централизация – децентрализация. Вот и приходится воспитанникам экономического материализма – изобретение в Китае примитивных водяной мельницы и насоса, которые даже не нашли сколько-нибудь широкого применения в хозяйстве, – объявлять «свидетельством глубоких изменений в экономике и общественных отношениях»! И такими-то «глубокими изменениями» объяснять падение Ханьской империи.

Но чаще всего в исторических учебниках и монографиях применяются общие фразы, типа «в силу ряда внешних и внутренних причин» или «комплекс внешних и внутренних причин» обусловил то-то и то-то. Среди таких причин, к примеру, упадка и гибели государства, называются чаще всего – обострение противоречий между крупнейшими социальными силами, усиление местной знати и администрации, децентрализация; упадок городов, промышленности и торговли, оскудение крестьянства и т. п.

С точки зрения теории этногенеза исторические события определяются прежде всего этногенетическим процессом, который запускается этническим толчком. Этот процесс мы в данной главе не рассматриваем. Но в ходе этого процесса, кроме прогрессирующего изменения напряжённости этнического поля, существуют и циклические явления, обусловленные изменениями уровня витальности индивидов этноса. Все вышеперечисленные «причины», приводимые различными авторами для объяснения изменений в состоянии исторической среды, с нашей точки зрения, вовсе не причины, а симптомы, внешние проявления таких изменений. Подлинные причины кроются в изменениях энергетики исторических коллективов – этносов.

Дело в том, что летописцы и учёные, заворожённые картинами расцветающих цивилизаций, – подъёма хозяйства, расцвета искусств, возведения грандиозных сооружений, дальних походов и блестящих побед, – редко задумываются, какой ценой достигаются эти свершения. А ведь очевиден тот простой факт, что всё это создаётся благодаря усиленной эксплуатации сил, здоровья, энергии людей.

Сравните жизнь какого-нибудь дикого племени, затерянного где-то в дремучих лесах, вдали от исторических перипетий, – с жизнью подданных великой империи. Бедный туземец трудится лишь для того, чтобы обеспечить жизненный минимум для себя и своей семьи. Он тратит ровно столько энергии, сколько необходимо для этой цели – и не более. В согласии с природными циклами он сеет, убирает урожай, работает и отдыхает зимой у тёплого очага от летних трудов. Правда, у него нет большого страхового запаса продовольствия, и в неурожайный год он может умереть с голоду. Но если он выживет, то продолжит своё нехитрое и с точки зрения расхода энергии весьма экономное существование.

Гораздо более тяжёлая нагрузка ложится на имперского подданного. Он собрал урожай? Для своих нужд он имеет право оставить только часть, – нужно платить налоги, нужно кормить чиновников и солдат и ещё много кого, кто сами не пашут и не сеют. Он закончил полевые работы и хочет отдохнуть? – Его мобилизуют на ремонт канала или на строительство дорог, пирамид, на транспортировку грузов, в армейский обоз. И так далее и тому подобное… Для воплощения великих замыслов политиков, полководцев, инженеров, архитекторов, художников требуется большое напряжение сил народа. К тому же всех их нужно обеспечить жизненными благами, ибо сами они производительным трудом не занимаются, а аппетиты имеют весьма большие. При этом мы вовсе не хотим противопоставлять рабочий люд и верхи общества. Последние во времена подъёма также усиленно трудятся: знать проводит своё время на государственной службе – в военных походах, дипломатических миссиях, на административных постах, при дворе; чиновники проворачивают огромный объём бюрократической работы; предприниматели активно развивают промышленность. Периоды расцвета поглощают силы и верхов и низов общества.