Рождественский Клаус - Энн Айнерсон

Жестом показываю на двухместные сани, которые как раз подъезжают к остальным.

Он ухмыляется, когда сани, в которых он сидит, начинают скользить вперед.

— Похоже, мы едем в этих санях. Уверен, найдется еще одна пара, которой понравится романтический опыт. Увидимся, когда вернемся.

Быстро помахав рукой, он едет вперед, обхватывая Ханну, и она кладет голову ему на плечо.

Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что все остальные уже поднялись на борт.

— Ну и дела, — бормочу я, закрывая свой блокнот.

— В чем дело?

Низкий голос Брукса застает меня врасплох, когда он отталкивается от стены, на которую опирался.

— Ты все еще здесь? Я подумала, что ты уже успел пообщаться со всеми остальными. Дай угадаю, прогулки на санях тебе не по душе? — поддразниваю я его.

Он весело хихикает.

— Вообще-то, я хотел убедиться, что останусь рядом на случай, если тебе понадобится помощь.

— Оу.

Он остался ради меня?

Это последнее, чего я ожидала, но должна признать, что это неожиданно мило с его стороны.

— Что вы двое все еще стоите здесь? — вмешалась Кей, выходя на улицу с Уинстоном.

— Я следила за тем, чтобы никто не остался позади, — неубедительно отвечаю я.

— Ты отлично справилась со своей работой. — Она машет рукой в сторону. — Похоже, остались одни сани, так что вам с Бруксом стоит поторопиться.

Подходит, берет у меня блокнот и засовывает его под мышку.

Я нахмуриваю брови.

— Ты не едешь?

Она качает головой.

— Мы с Уинстоном собираемся принести ему угощение с кухни и будем ждать тебя здесь с горячим шоколадом и свежей порцией имбирного печенья, когда ты вернешься. О, и Брукс, рада видеть, что ты не попытался снова смело идти по снегу в тапочках Лилы. Может, они и симпатичные, но для улицы не подходят, — поддразнивает она, возвращаясь в дом. — Веселитесь, дети, — добавляет через плечо, прежде чем за ней захлопывается дверь.

— Думаешь, она когда-нибудь позволит тебе забыть о том, что ты носил мои тапочки с зайчиками? — спрашиваю я Брукса с ухмылкой.

— Ни за что, — бормочет он с горькой улыбкой. — Но она права. Нам лучше поторопиться.

Не дожидаясь ответа, он направляет меня к ожидающим саням, где водитель уже устроился на своем месте.

— Запрыгивайте, — призывает водитель, надевая наушники, глядя прямо перед собой.

Брукс подходит ближе и протягивает мне руку. Когда я беру ее, между нами возникает электрический заряд, и все остальное исчезает. Он помогает мне сесть в карету, его большой палец касается костяшек моих пальцев, вызывая дрожь в позвоночнике, мой пульс выходит из-под контроля.

Его прикосновения не прекращаются даже после того, как я сажусь, а его дымящийся взгляд держит меня в плену.

Как будто время остановилось, и мы — единственные два человека во вселенной, которых связывает нечто более глубокое, чем слова.

— Ты едешь? — шепчу я, боясь нарушить чары, висящие между нами, как на ниточке.

— Нет другого места, где я бы предпочел быть.

Он нежно сжимает мою руку, прежде чем сесть рядом со мной.

Может быть, эта связь между нами не только в моей голове.

По мере того как сани движутся вперед, я чувствую это всеми своими костями — следующий час может стать либо одним из самых ярких событий в моей жизни, либо сокрушительным разочарованием, от которого я никогда не смогу оправиться.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Брукс

Мы едем молча, проезжая мимо тропы, усеянной елями и голыми березами, припорошенными слоем снега, их ветви наклоняются друг к другу, создавая полог, который сверкает в угасающем свете. Свежий воздух несет аромат сосны и кедра, и единственный звук — это ровный стук копыт и изредка звенящие колокольчики, привязанные к упряжи лошадей.

Когда моя семья приезжала зимой в Старлайт Пайнс, мы катались на санках, устраивали эпические бои в снежки, и я тусовался с Эндрю у него дома. Удивительно, но мы никогда не катались на санях, поэтому я впервые любуюсь окружающими пейзажами.

Лила сидит рядом со мной с одеялом на коленях, ее взгляд задерживается на снежном пологе, на лице безмятежная улыбка.

Я очарован ее присутствием, от ее заразительной улыбки до того, как она кусает губу, когда нервничает, и я поражен тем, как легко она успокаивает бурю внутри меня.

А ее любовь к Рождеству заставляет меня видеть это время года в совершенно новом свете, делая невозможным не поддаться ее волнению.

Признаюсь, некоторые из моих мыслей далеки от невинности. Прошло несколько часов, но я не могу избавиться от воспоминаний о нас в зале для мероприятий.

Ее тело плотно прижалось к моему, когда я притянул ее к себе, сладкий запах перечной мяты кружился вокруг нас, и несомненный голод в ее глазах, когда они задержались на моем рту.

Когда я снова смотрю на Лилу, замечаю, что она дрожит, ее зубы стучат.

Не задумываясь, придвигаюсь ближе и обнимаю ее, притянув к себе. Даже сквозь все слои одежды я чувствую ее тепло, заставляю себя прогнать неуместные мысли.

— Что ты делаешь? — спрашивает Лила, широко раскрыв глаза.

— Неужели ты теперь превратишься в сосульку на моих глазах? — говорю я, поплотнее заворачивая одеяло вокруг ее ног.

Лила наклоняет голову, уголок ее рта дергается, словно она борется с ухмылкой.

— Мне больше нравится благородный Брукс.

— Это называется самосохранением. Если ты подхватишь переохлаждение, мне придется объяснять Эндрю, почему его сестра заболела на моих глазах.

— А я думала, ты просто милый, — шутит она.

Я прижимаю ее к себе еще крепче, вспоминая, как все, казалось, замедлилось, когда она потеряла равновесие и упала со стула сегодня утром — это было всего в нескольких футах от земли, но она могла бы серьезно пострадать, если бы я не был рядом и не поймал ее.

Мысль о том, что она может пострадать, вызывает острую боль в моей груди, вызывая непреодолимое желание обнять ее и убедить себя, что она в безопасности.

Несмотря на все мои усилия возвести стены, Лила разрушает их по кирпичику, и чем больше я пытаюсь убедить себя, что она недосягаема, и выбросить ее из головы, тем сильнее становится мое желание.

Что сбивает меня с толку.

Я построил успешную империю, посвятив свою жизнь бизнесу и отключив эмоции. Если я не позволю себе чувствовать, мне не придется сталкиваться с осложнениями, которые они приносят. Но все это не относится к Лиле.

Напрашивается вопрос: изменились бы мои приоритеты, если бы у меня было что-то — или кто-то, — к кому