Горничная Карнеги - Бенедикт Мари

— Я могу сказать, что я сделал, чтобы получить доступ. Когда я был мальчишкой, библиотека полковника Андерсона предназначалась исключительно для юных рабочих, занятых ручным трудом. К таким рабочим не относились рассыльные вроде меня самого и другие молодые ребята, в основном служащие в конторах, чей труд не считался ручным. Возмущенный таким положением дел, я написал письмо в редакцию местной питсбургской газеты и убедительно попросил полковника Андерсона открыть свою библиотеку для всех юношей, которые работают и живут своим трудом. Вы, наверное, уже догадались, что произошло дальше.

— Вы его убедили.

Мистер Карнеги широко улыбнулся.

— Да, убедил. С того самого дня библиотека полковника Андерсона принимала всех работающих молодых людей, так что у них — и у меня — появилась возможность каждую субботу брать на дом по одной книге и обменивать через неделю на новую. Мои глаза разбегались! Каждый раз приходилось делать непростой выбор среди такого множества сокровищ. Что взять сегодня? Вдохновляющие «Американские приключения на суше и на море» Пола Аллена или «Практические заметки о фабричных станках и других механизмах» Робертсона Бьюкенена? Сентиментальную «Историю Шотландии» сэра Вальтера Скотта? Полезные «Лекции по основам химии» Джозефа Блэка? Классические «Путешествия натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“» Чарльза Дарвина? Или «Прогресс демократии» Александра Дюма? Я хорошо помню, как стоял перед этими книжными полками, окрыленный и ошеломленный открывшимися мне перспективами. Я всегда носил книгу с собой и читал в перерывах, когда на работе случалась свободная минутка.

— Какая чудесная история.

— Это не просто история, мисс Келли. Библиотека полностью перевернула мою жизнь. Без преувеличения можно сказать, что она сделала меня тем, кем я стал. Именно ей я обязан своими успехами.

— Наверняка не только вы, мистер Карнеги, но и многие, кто пользовался этой библиотекой благодаря вам, — заметила я и добавила шепотом, не успев хорошенько подумать, стоит ли произносить это вслух: — Хотя ваше воззвание в печати все равно не открыло бы доступ в библиотеку полковника Андерсона, например, мне.

— Вам не нужно беспокоиться о доступе в библиотеки, мисс Келли. Вы сами знаете, что библиотека «Ясного луга» всегда открыта для вас. — Мистер Карнеги гордо выпятил грудь. — Я собрал в ней экземпляры почти всех книг, какие имелись в коллекции полковника Андерсона.

А как быть таким людям, как мой дядя Патрик, не имеющим доступа к книгам? В детстве и юности у него не было возможности заняться самообразованием, а библиотека полковника Андерсона закрылась с началом Гражданской войны. Хотя дядя Патрик и пытался меня убедить, что здесь их семья живет лучше, чем дома, их положение все равно оставалось отчаянным и безысходным, и я очень за них беспокоилась.

— А если у самого обыкновенного человека нет возможности посещать бесплатную библиотеку из тех немногих, что открыты для простых людей, то как он сумеет пробиться наверх? Вы упоминали, что образование и тщательные исследования — основной ключ к успеху.

Его горделивая поза разом утратила изрядную долю величественности.

— Такой человек в данном случае и вправду окажется в невыгодном положении. Хотя далеко не все знания берутся из книг. Сама жизнь — хорошая школа.

— Но не та школа, о которой вы говорили сейчас, мистер Карнеги, — довольно резко произнесла я, разозленная этой несправедливостью. Горькое замечание вырвалось само собой, и я невольно прикрыла ладонью рот, запоздало сообразив, что, наверное, не стоило этого говорить. Я совсем не хотела его рассердить. Ведь я и так рисковала своим положением, встречаясь с ним в парке, — можно сказать, ходила по острию ножа.

Но он, кажется, не заметил моего непростительно резкого тона. Возможно, за долгие годы общения с матерью, женщиной строгой и острой на язык, нарастил броню.

— Да, мисс Келли. Вы полностью правы. Надеюсь, когда-нибудь найдется способ исправить эту несправедливость.

Я решила испробовать другой, более мягкий путь, чтобы получить интересующий меня ответ — ключ к моему собственному восхождению.

— А как вашей матери удалось столько всего узнать? Будучи женщиной, она не имела доступа в библиотеку и в деловой мир, однако я вижу, что вы всегда обращаетесь к ней за советом. Она ваш первый и самый надежный советник в вопросах бизнеса.

Он медлил с ответом. Может быть, я перешла границы дозволенного? Личная горничная госпожи, как и любая другая прислуга в доме, не должна проявлять интерес к хозяйским делам.

— Мама всегда отличалась острым умом. Она не получила полноценного образования. Однако мой дед Моррисон — как я уже говорил, он был лидером местного чартистского движения, выступавшего за то, чтобы представители рабочего класса получили места в парламенте и выдвигали собственные программы по улучшению условий для беднейших слоев населения, — побуждал своих дочерей к чтению. Когда мы приехали в Америку, мать читала все книги, которые я брал в библиотеке полковника Андерсона, изучала газеты, собирала сведения по крупицам из любого возможного источника, чтобы лучше понять, как устроена жизнь в этой стране. Она всегда быстро училась и все схватывала на лету. Мама — умнейшая женщина из всех, кого мне доводилось встречать, к тому же она наделена великолепной интуицией.

Похоже, при выборе собственного пути мне стоило ориентироваться на пример моей хозяйки, а не мистера Карнеги. Но как проложить такой путь? Без сына, на которого можно влиять, без мужа, готового стать мне партнером, без денег для инвестиций. Как простая женщина из самых низов, не имеющая средств, могла бы совершить почти немыслимое восхождение к вершинам успеха?

Впрочем, сейчас было некогда отвлекаться на беспокойные размышления о собственном будущем. Сейчас следовало внимательно слушать мистера Карнеги, который принялся излагать свой грандиозный план на ближайшие годы: связать воедино все инвестиции и принадлежащие ему предприятия с тем, чтобы занять лидирующее положение в различных отраслях металлургии. Меня поразили масштабы его видения, и мне отчаянно захотелось принять участие в столь впечатляющем начинании, хотя я, конечно же, понимала, что это никак невозможно.

— Я вижу связь между этими отраслями, мисс Келли. Я знаю, что надо сделать, чтобы они стали более эффективными, более производительными. Это одна из причин, по которой я не пошел воевать и подобрал человека себе на замену. Уверен, я послужу Союзу гораздо лучше, наращивая производство и удовлетворяя неуклонно растущие потребности в железе, чем сражаясь на поле боя.

Я сомневалась, что его выбор полностью определялся этой альтруистической мотивацией, — я уже поняла, что амбиции играли немаловажную роль в его решениях, — но была рада, что за отправкой бедного ирландца в армию Союза стояли иные причины, нежели страх за свою шкуру и эгоизм.

Вдалеке зазвонили церковные колокола.

— Прошу прощения, мистер Карнеги, мне пора возвращаться. Уже скоро я понадоблюсь вашей матери.

Он тоже поднялся, и мы вместе пошли по извилистой дорожке к парковым воротам. Воздух полнился гулом насекомых, пробудившихся от осенней дремы из-за необычайно теплой погоды, который дополнял еще один звук — хруст гравия под нашими ногами. Мы шли молча.

Мистер Карнеги первым нарушил молчание, обернувшись ко мне так стремительно, что я даже вздрогнула от неожиданности.

— Иногда у меня возникает чувство… — Он тряхнул головой. — Нет, я не должен этого говорить.

— Что говорить, мистер Карнеги?

— Иногда у меня возникает чувство, что вы единственный человек в целом мире, с кем я могу беседовать откровенно. Единственный, кто меня знает и по-настоящему понимает.

Я испытывала те же чувства по отношению к нему, хотя честно старалась подавить их в себе. Я еще не встречала мужчину, настолько близкого мне по духу. Мужчины, которых я знала дома, были простыми фермерами с минимальным уровнем образования и весьма скромными устремлениями, направленными исключительно на поддержание хозяйства. Здесь, в новой стране, я сталкивалась с мужчинами равного мне социального положения, слепленными из того же самого теста, но привязанными разве что не к земле, а к фабричным станкам и литейным цехам. Я посмотрела прямо в глаза мистера Карнеги и увидела в них свои крошечные отражения. Может быть, я просто зеркало для него? Внимательный слушатель, в чьем присутствии можно практиковаться в изложении мыслей, которые впоследствии составят его историю. Или он чувствовал ко мне нечто большее?