Уроки гнева - Анатолий Нейтак

А этот говорит "ваше величество", словно милостыню протягивает. Снисходит, делает то, что не вызывает радости. И о чём легко забыть.

Моэр и Айкем считаются со мной. Этот — нет.

Ну, ничего. Не хочет, заставим".

— Не знаешь? — протянул Агиллари. — Отрадно слышать. Объясни-ка, мастер Огис, в чём польза от тебя и всей твоей компании, именуемой учёными братьями? Даю минуту.

— Вы даёте мне минуту, ваше величество? — переспросил Огис, глядя как-то странно.

"Ах ты, старый хрыч!"

— Да. На объяснения. Или тебе даже соврать нечего?

Старый хрыч улыбнулся едва-едва, не трудясь хоть немного выпрямиться перед юнцом в короне. Чуть склонил голову.

— Врать надо тогда, когда враньё принесёт больше пользы, чем правда. — Сказал он. — Когда и враньё, и правда, и вообще любые слова бессмысленны, подобает молчать.

Король почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. И если поначалу Огис всего лишь не нравился ему, то теперь неприязнь переродилась в нечто более глубокое, более чёрное.

— Ваше величество, — продолжал меж тем Огис с размеренностью, выдающей привычку к диктовке вслух, — нашли пользу в служении Серых стражей. Ваше величество нашли пользу в служении чиновников. Ваше величество нашли пользу в служении шпионов. Всё это было правильно и разумно, ибо кто-то должен защищать страну, собирать налоги и распределять собранные средства, разбирать споры, доносить о замыслах врагов. Однако при этом получалось, что реставрация была актом гордыни, а ненавистные вашему величеству красноглазые делали для Равнин лишь добро. И возможно — повторяю: возможно — делали это успешнее предков вашего величества. Поэтому вашему величеству было совершенно необходимо для успокоения своей души найти в действиях тастаров хоть одну ошибку, притом ошибку крупную, после чего…

— Замолкни, — приказал Агиллари свистящим шёпотом. И Огис замолк.

Молчание натянулось покорно, готовое лопнуть. Король тяжко, с присвистом, вздохнул.

— Вы… вы!

Агиллари отвернулся, унимая вспышку бешенства. А когда повернулся к Огису снова, заговорил даже тише обычного. Но тон его разве что Моэра не вогнал бы в дрожь.

— Я интересовался отчётами "полезных государству чиновников". Оказалось, что нужды учёного братства поглощают почти четверть отчислений из казны. Четверть! Даже стража обходится дешевле! — Сжав руку в кулак, Агиллари вернулся к размеренно-ледяному тону. — Я не намерен терпеть дармоедов, плодящих на бумаге закорючки, не интересные и не понятные никому, кроме писавших. Я не намерен терпеть дармоедов, даже не пытающихся объяснить, какую пользу они приносят стране. Я не намерен терпеть дармоедов, тратящих своё время на изучение магии в попытках уподобиться тастарам! Говорят, красноглазые подались на запад, в горы. Так слушайте: я даю вам и вашим… коллегам три дня, чтобы убраться из Столицы, и три декады, чтобы покинуть страну. Можете топать следом за любимыми своими нелюдями или куда угодно ещё. Но Равнины — не для вас. Ясно? Пошёл вон!

Молча поклонившись, Огис вышел. Пока за ним не закрылась дверь, Агиллари давил в себе жгучее желание швырнуть в сутулую спину чем-нибудь поувесистее.

Причитания висели в воздухе тёмной тучей, набрякнув слезами.

— Как же так? Ну как же так, а-а?

— Не хнычь. Лучше подумай, как собираться будем.

— Собираться? Собираться? Помилуйте, духи!.. — Коротенькая пауза, однако, не стала началом тишины. — Ты разве учёный брат? Может, тебя это всё и не касается вовсе! Ты — травник, ты же людей лечишь, разве это не польза? Может, мы…

Сумрачный взгляд заставил жену замолчать.

— Я слушал лекции в Белом Доме. У меня на полках стоят непонятные книги. А на других полках — непонятные банки с непонятно чем. Может, я людей не лечу, а травлю. Ночами. Иначе с чего бы это у меня горел свет, а сам я куда-то бегал, когда все честные горожане спокойно спят? Так что я — учёный, ещё какой учёный. И поэтому мы должны убраться из Столицы в три дня, а из страны — в тридцать.

Недолгое, густое молчание.

— Впрочем, это я должен оставить свой дом. А ты с детьми, конечно, можешь остаться. Если хочешь.

— Вы возвращаете плату? Почему? Если надо, я могу дать больше, чем…

Мягкий жест.

— Успокойтесь, прошу вас. Дело совсем не в плате. Просто обстоятельства сложились так, что я должен уехать и не могу больше давать уроки вашим детям. А брать неотработанное мне не позволяет совесть. Простите великодушно.

— Но может быть…

— Ещё раз простите, но — нет. Мне очень жаль.

Вздохнув, отец семейства взял деньги. Однако впоследствии он долго ругал себя за то, что не попросил объяснений. Если бы он знал, ни за что не позволил бы возвращать остаток. Чай, не обеднел бы, а хорошему человеку — помог.

Впоследствии он ругался уже по другому поводу, но вполголоса и с оглядкой. Потому что как ни старался, а нового учителя истории, языков и манер, хотя бы и за двойную плату, найти не сумел.

Ему ничего не объяснили. Просто вломились без стука, когда дело шло к полуночи, без единого слова вытащили из нагретого кресла и прямо как застали, в домашнем халате, поволокли вон. Робкая попытка закричать принесла лишь умелый жестокий удар под ребро, от которого всё внутри скрутилось, дыхание перешибло на полувздохе и возникла ватная слабость в ногах. Домашние шлёпанцы куда-то исчезли, но вторгшимся не было до этого дела. Его выволокли на улицу как есть, босым.

Потом ему повезло. Под фонарём навстречу попался поздний прохожий. Увидев серую форму, он отважился на новый слабый крик, похожий на всхлип.

Встречный в сером как-то сразу оказался рядом. Что-то мелькнуло неразличимо, кто-то охнул — и он почувствовал, что его больше никто не держит.

— Уматывай из города, парень.

В первый момент ему показалось, что он ослышался.

— По…почему?

— За тобой пришли эти, — скривясь, объяснил прохожий. — Ты думал, грабители? Нет. Это наймиты короля. Так что уматывай.

— Но как это? Я же не учёный!

Хмыканье.

— Книги пишешь?

— Ну да… а вы как?..

— Догадаться просто. У тебя, — кивок, — пальцы в чернилах. Если же дело и дальше пойдёт так, как идёт, в этой стране на подозрении будет всякий, умеющий просто читать.

Помолчав, ночной собеседник отступил в тень.

— Домой не возвращайся, — посоветовал он напоследок еле слышно. — Ты у них в списках — такую грамоту они приветствуют. Даже к знакомым идти опасно: какая-то тварь ведь донесла… так что лучше — беги, как есть. Беги, парень!

— Постойте! Что…