Ученик монстролога. Проклятье вендиго - Рик Янси

Я тихо позвал их. Мой голос прозвучал слабо и глухо, как крик раненого лесного животного, и поэтому я закричал громко: «Доктор Уортроп! Сержант Хок! Эй! Эй!» Казалось, мой крик замер всего в футе ото рта, оборванный злой рукой задумчивых деревьев, все гласные звуки были вдребезги разбиты гнетущим воздухом. Я закрыл рот и с колотящимся сердцем смущенно думал: «Простите меня, простите», потому что я что-то обидел; мой крик был оскорблением для враждебной лесной пустыни.

Я услышал, как прямо за мной кто-то заговорил. Я обернулся. В холодном воздухе плыл гортанный и булькающий от мокроты голос Чанлера, такой же эфемерный, как дым от тлеющих углей. Это не были слова какого-то из человеческих языков и не была бессмысленная тарабарщина; скорее лопотание ребенка в подражание речи, попытки сделать абстрактное конкретным, мысли, которые мы думаем до того, как у нас появляются слова, чтобы облечь в них мысли.

Я просунул голову в палатку. Мужчина не сдвинулся с места. Он лежал, свернувшись на боку, руки были прижаты к груди, на губах поблескивала слюна, толстый желтоватый язык мучился со словами, которые он знал, но не мог выговорить.

— Гудснут нешт! Гебгун прожпех чришункт. Канках!

Я плюхнулся на землю спиной к палатке и боролся с безотчетным ужасом, который грозил меня объять. Куда они ушли? И почему ушли, ничего мне не сказав? Наверняка доктор перед уходом хотя бы меня разбудил.

Но что если он не мог разбудить? Что если ночью его что-то схватило, схватило и утащило и его, и Хока. Что если… Я вспомнил истерический смех нашего страдающего проводника, краску на его небритых щеках, кровь, летящую с его губ… Что, если он сошел-таки с ума, что-то сделал с доктором и теперь избавлялся от его тела где-то в этом сером царстве, которое никогда не выдает своих тайн?

Я похлопал себя по карманам, не сумев вспомнить, вернул ли доктору его револьвер. Видимо, вернул.

«Что мне делать? Надо ли идти искать моих пропавших спутников?» Что если они вовсе не пропали, а пошли разбираться с тем, что один из них увидел или услышал, или ушли поохотиться и могут в любой момент вернуться? И что скажет доктор, когда и если я приковыляю в лагерь — какая мера гнева обрушится на мою глупую голову за то, что я болтался по лесу, бросив без присмотра единственную причину, по которой мы сюда пришли? Так я размышлял, пытаясь разложить шезлонг своих аналитических способностей, зажатый между доносящейся из палатки сводящей с ума бессмыслицей и вскипающей во мне паникой.

«Может, он ранен, — думал я. — Он где-то лежит и не может позвать на помощь. Я мог бы спасти его, но кто спасет меня?»

Любое действие лучше, чем паралич от страха, поэтому я сказал себе: «Пошевеливайся, Уилл Генри!» и заставил себя встать. Я быстро осмотрел землю на предмет следов или чего-нибудь еще, что могло бы пролить свет на случившееся. Я не обнаружил ни вмятин, ни содранностей — ничего, что свидетельствовало бы о драке. Я не знал, надо ли мне успокоиться или волноваться еще больше. Занятый этим, я услышал, как ко мне что-то приближается, выдавая себя хрустом лесной подстилки. Я развернулся и побежал назад на стоянку. Не могу сказать, с какой целью я это сделал, потому что и здесь, и там я был одинаково уязвим, не имея средств для самозащиты, за исключением вытащенной из кострища дымящейся ветки, которой я размахивал перед собой, возвращаясь к палатке.

— Берегись! — крикнул я. — У меня есть оружие!

— Уилл Генри, какого черта ты делаешь?

Он вышел на поляну. На локте у него висела винтовка, одежда была в мокрых пятнах, темные глаза с черными кругами глубоко запали на бледном обросшем лице. Я бросил свое «оружие» и побежал к нему, испытывая огромное облегчение. Моим первым побуждением было благодарно обнять его, но что-то в выражении его лица меня остановило. С острой интуицией, свойственной всем детям, я понял, что означало это выражение.

— Где сержант Хок? — спросил я.

— Это по-настоящему уместный вопрос, Уилл Генри, но что это за звуки?

— Это доктор Чанлер, сэр. Он…

Он оттолкнул меня и поспешил в палатку. Я слышал, как Уортроп звал своего друга по имени, но ответом было все то же бессвязное бормотание. Через несколько минут доктор вышел, сунул руку в карман плаща, сказал: «Держи» и вложил мне в руки револьвер.

— Где сержант Хок? — снова спросил я.

— Я крепко спал, — начал доктор, — когда близко к рассвету меня что-то разбудило. Я не знаю, что это было, но когда я вышел из палатки, сержанта не было. Я бродил по этому проклятому лесу больше часа и не нашел никаких следов этого придурка. Я не знаю, куда он ушел и почему он ушел, никому не сказав ни слова. — Он ковырнул носком сапога палку, которую я бросил. — Что ты собирался с этим делать, Уилл Генри?

— Ударить вас, сэр.

— Ударить меня?

— У меня не было оружия.

— Значит, если бы у тебя было оружие, ты бы в меня выстрелил?

— Да, сэр. Нет, сэр! Я бы никогда в вас не выстрелил, сэр. Во всяком случае, намеренно.

— Возможно, тебе следовало бы вернуть мне револьвер. Твой ответ — или ответы — не вполне меня успокоили, Уилл Генри.

Он посмотрел мимо меня на бездонные тени, окружавшие нашу маленькую поляну.

— Тревожное развитие событий, если иметь в виду очевидную неустойчивость умственного состояния сержанта, — бесстрастно размышлял он, словно мы удобно расположились в его кабинете и обсуждали последний роман Жюля Верна. — Никаких следов борьбы, никаких криков в ночи, которые бы нас разбудили, никакой записки или объяснения.

Он опустил глаза и посмотрел на меня.

— Давно ли проснулся Джон?

— Я не знаю. Когда я проснулся, он глазел… смотрел на меня, а разговор — или как это назвать — начался несколько минут назад.

— Я не думаю, что он смотрел на тебя, Уилл Генри, или на что-либо еще. Он все еще… не вполне с нами.

Он на минуту замолчал, погрузившись в глубокую задумчивость, а потом решительно кивнул головой.

— Мы отдадимся надежде. Нет смысла сниматься с лагеря и бродить по этим лесам в поисках дороги назад. В равной степени бесплодно и разыскивать его. Только слепая удача помогла бы его найти, а она нас пока не баловала — ни слепая, ни любая другая! И отдых пойдет Джону на пользу — и нам тоже, Уилл Генри. Мы будем ждать.

Это решение было имитацией действия, но альтернатива для нас обоих была немыслимой. Я ходил в непосредственной близости от поляны, собирая хворост и все, что этот жалкий лес мог предложить в качестве еды, а доктор сидел в палатке, склонившись над Чанлером и пытаясь выдавить из него что-нибудь более вразумительное, чем гебгун прожпех и канках!