Ради Елены - Элизабет Джордж

Пенелопа рыдала на плече у сестры. Леди Хелен обнимала ее и шептала слова утешения.

— Я не могу этого выносить, — плакала Пенелопа. — Я задыхаюсь. Я ничтожество. У меня нет характера. Я просто автомат.

Ты мать, подумала леди Хелен, а в соседней комнате продолжал визжать Кристиан.

Был полдень, когда Линли и Хейверс остановились на извилистой главной улице деревни Гранчестер, состоящей из домов, пабов, церкви и дома священника и отделенной от Кембриджа университетскими футбольными полями и узкой полосой фермерской земли, вспаханной на зиму под пар и огороженной живой изгородью из побуревшего боярышника. Адрес в полицейском отчете выглядел совершенно невнятно: Сара Гордон, школа, Гранчестер. Но когда они добрались до деревни, Линли понял, что другие сведения и не понадобятся. Между рядами крытых соломой коттеджей и пабом «Красный лев» стояло кирпичное здание светло-коричневого цвета с ярко-красной деревянной отделкой и множеством окошек в черепичной крыше. На одном из столбов в начале подъездной аллеи висела табличка, на которой бронзовыми буквами было написано одно слово «Школа».

— Неплохая берлога, — заметила Хейверс, плечом открывая дверцу автомобиля—Любовное обновление исторической собственности. Всегда терпеть не могла людей, у которых есть терпение что-нибудь сохранять. И все-таки, кто она?

— Какая-то художница. Остальное мы узнаем.

То место, где первоначально находилась входная дверь, теперь занимали четыре стеклянные панели, через которые были видны высокие белые стены, край дивана и голубой стеклянный абажур медного торшера. Когда полицейские захлопнули дверцы машины и направились по аллее к дому, к окну подбежала собака и принялась оглушительно лаять.

Новая входная дверь была расположена в задней части дома, в тени низкого крытого перехода, который соединял дом с гаражом. Когда они подошли, ее открыла изящная женщина в потертых джинсах, просторной рабочей шерстяной рубашке цвета слоновой кости и с розовым полотенцем на голове, закрученным в виде тюрбана. Одной рукой она придерживала полотенце, а другой собаку — лохматую дворняжку с несимметричными ушами, одно стояло торчком, а другое свисало, и бурой челкой, закрывающей глаза.

— Не бойтесь. Он не кусается, — сказала женщина, когда собака попыталась освободиться от ошейника. — Он просто любит гостей. — И, обращаясь к собаке, произнесла: — Флэйм, сидеть! — мягкое приказание, которое та проигнорировала. Собака неистово виляла хвостом.

Линли предъявил удостоверение и представил себя и Хейверс.

— Вы Сара Гордон? Мы бы хотели поговорить с вами о том, что случилось вчера утром.

При этих словах ее темные глаза, казалось, на мгновение стали еще темнее, хотя это могло произойти потому, что она шагнула в тень.

—Мне вроде бы нечего добавить, инспектор. Я все рассказала полиции.

— Да, я знаю. Я читал отчет. Но иногда бывает необходимо выслушать все из первых уст. Если вы не возражаете.

— Конечно нет. Пожалуйста. Проходите. — Сара отступила от двери. Флэйм радостно рванулся к Линли, положив ему на бедра похожие на рукавицы лапы. Сара Гордон приказала: «Нельзя! Флэйм, прекрати немедленно!» — и оттащила собаку. Затем она подхватила на руки беснующийся, извивающийся, бешено бьющий хвостом комок и отнесла его в комнату, которую они видели с улицы, посадила собаку в корзину у камина, сказала: «Лежать!» — и погладила ее по голове. Взволнованный взгляд животного метнулся от Линли и Хейверс к хозяйке. Когда собака увидела, что все останутся с ней в комнате, то еще раз радостно тявкнула и положила морду на лапы.

Сара подошла к камину, где горела бесформенная груда дров. Они трещали и плевались искрами, когда языки пламени добирались до капель смолы. Сара подбросила в камин еще дров, прежде чем повернуться лицом к полицейским.

— Это действительно была школа? — спросил Линли.

На лице Сары отразилось удивление. Очевидно, она ожидала, что он сразу же перейдет к тому моменту, когда она обнаружила тело Елены Уивер утром прошлого дня. Однако она улыбнулась, огляделась вокруг и ответила:

— Да, деревенская школа. Здесь все было запущено, когда я ее купила.

— Вы сами перестроили ее?

— Да, постепенно, по комнате, когда могла себе это позволить и когда у меня было время. Все почти готово, кроме заднего двора. Эта, — Сара рукой обвела комнату, в которой они находились, — последняя. Немного отличается от того, что ожидаешь увидеть в таком старом здании. Но именно поэтому она мне нравится.

Пока Хейверс разматывала первый шарф, Линли огляделся по сторонам. Комната и в самом деле выглядела на удивление привлекательно, украшенная множеством литографий и картин, написанных маслом. На них были изображены люди: дети, взрослые, старики, играющие в карты, старуха, смотрящая в окно. Композиции были образными, цвета чистыми и яркими.

Такое большое количество предметов искусства придавало бы этой комнате с крашеным дубовым полом вид музея, если бы Сара Гордон не накинула на спинку оливкового дивана красное мохеровое одеяло и не покрыла пол пестрым плетеным ковром. В доказательство того, что комната обитаема, перед камином лежал открытый «Гардиан», у двери — мольберт и этюдник, и в воздухе вовсе не пахло музеем, а чувствовался неповторимый густой аромат шоколада. По-видимому, он исходил из толстого зеленого кувшина в углу комнаты. Рядом с ним стояла кружка. И над тем, и над другим подымались клубы пара.

Проследив за направлением взгляда Линли, Сара Гордон сказала:

— Это какао — хороший антидепрессант. Со вчерашнего дня мне его понадобилось много. Хотите?

Линли покачал головой:

— Сержант?

Хейверс отказалась и, сев на диван, куда перед этим бросила шарфы и пальто, вытащила из сумки блокнот. Большая рыжая кошка, внезапно появившись из-за раздвинутых занавесок, проворно вскочила на диван и уселась, перебирая лапками, на колени сержанта.

Сара поставила чашку с какао и поспешила на помощь Хейверс.

— Простите, — сказала она, подхватив кошку под мышку. Сама Сара уселась на другом конце дивана спиной к свету. Одну руку она погрузила в густой мех кошки. Другая, в которой она держала чашку, заметно дрожала. Сара заговорила, словно пытаясь оправдаться:

— Я никогда раньше не видела мертвого тела. Хотя нет, это не совсем так, Я видела покойников в гробах, но после того, как их обмыл и подкрасил сотрудник похоронного бюро. Наверное, только в таком виде мы можем переносить смерть, если она похожа на слегка измененную жизнь. Но та другая… Мне бы хотелось забыть, что я ее видела, но она словно отпечаталась у меня в мозгу. — Сара прикоснулась к полотенцу на голове. — Со вчерашнего дня я пять раз принимала душ. Три раза мыла голову. Зачем?

Линли сидел в кресле напротив дивана. Он даже не пытался найти ответ на этот вопрос. Реакция людей на столкновение с насильственной смертью зависела от их характера. Он знал молодых детективов, которые не мылись до завершения расследования, другие не ели, третьи не спали. И хотя в большинстве своем они со временем привыкали к смерти, считая расследование убийства обычной работой, реакция новичка всегда была острой. Всех шокировало это внезапное напоминание о бренности жизни. Линли попросил:

— Расскажите мне про вчерашнее утро.

Сара поставила чашку на столик у дивана и запустила другую руку в шерсть кошки. Это было не столько проявление ласки, сколько потребность держаться за что-то для своего успокоения. С присущей всем кошкам чувствительностью животное, очевидно, догадалось об этом, потому что прижало уши и издало гортанное урчание, на которое Сара не обратила внимания. Она принялась гладить кошку. Та стремилась спрыгнуть на пол. Сара попросила: «Силк, веди себя хорошо», — и попыталась удержать ее, но кошка зашипела и спрыгнула на пол. Сара выглядела расстроенной. Она смотрела, как кошка неторопливо подошла к огню, где, совершенно равнодушная к своему предательству, устроилась на газете и принялась умываться.

— Кошки, — многозначительно произнесла Хейверс. — Разве они не похожи на людей?

Казалось, Сара размышляет над смыслом высказывания. Она по-прежнему сидела так, словно на ее коленях была кошка: слегка наклонившись вперед, положив руки на бедра. Это была защитная позиция.

— Вчера утром, — повторила она.

— Если вам не трудно, — добавил Линли. Сара быстро рассказала главное, добавив очень мало к тому, что Линли прочитал в полицейском отчете. Она не могла спать и встала в четверть шестого. Оделась, съела чашку овсянки. Затем прочитала почти всю вчерашнюю газету. Просмотрела и собрала вещи. Вскоре после семи прибыла к Болотному шоссе. Отправилась на остров, чтобы сделать несколько зарисовок моста Крузо. Потом нашла тело.

— Я наступила на нее, — сказала она. — Я… Ужасно подумать. Теперь я понимаю, что должна была помочь ей. Должна была посмотреть, может, она еще дышала. Но я этого не сделала.