Меня охраняют призраки. Часть 1 - Николь Галанина

– Тогда Вам придётся остаться здесь, мисс Хаэн, – чуть вздохнул мистер Джефферсон.

С необычной скоростью для такого круглого шарообразного тела он промчался между партами, раздавая разрешения. Мелисса к тому времени уже не спала: сонно протирая глаза, она пыталась сообразить, что происходит, и осторожно спихивала со своей парты скомканные записки Барбары с компанией. Вдалеке полетели надрывные звуки школьного звонка, и Джоанна торопливо вскочила на ноги, забросив ремешок сумки на плечо, в тот же момент, когда мистер Джефферсон сказал:

– Всё, вы свободны, можете идти! Не забывайте о своих разрешениях…

Джоанна ускорила шаг, слыша, как спиной у неё стремительно движется вдогонку свита Барбары. Та громогласно хвасталась:

– О, у нас дома некоторые комнаты можно сдавать музею за бешеные деньги… Да, отец закупает антиквариат прямо с раскопок… Он же не такой неудачник, как некоторые, – с фирменной ненавистью процедила она сквозь зубы, обращаясь к Габриэль.

– Зато мой отец не похож на унылого угря, которого собираются подать к столу, – сказала она, надменно вскинув голову.

– Что? – лицо Барбары начало наливаться краской. – Да что ты понимаешь, Хаэн? У устриц больше мозгов, чем у тебя!

– Спасибо, – степенно откликнулась Габри и прошла мимо с гордым видом.

Но Джоанне прекрасно было видно, что, хоть она и пытается казаться невозмутимой, на душе у неё совсем не спокойно. Джоанна протянула руку, вдруг задумав её окликнуть, но тут же изменила свои намерения.

«Проблемы Габри – это не мое дело, точно так же, как и Габри нет дела, что меня кто-то обижает, – мысленно втолковывала себе Джоанна. – Разве Габриэль хоть чем-то помогла мне, когда Барбара унижала меня у всех на глазах? Нет, она всего лишь сделала надменное и скучающее лицо и ушла, не вступившись! Да она и не обязана этого делать, так что обижаться на неё не имеет смысла».

Джоанне вспомнились слова, которые отец часто говорил ей после того, как её документы забирали из очередной школы. Энтони Эстелл произносил свою коронную фразу, намеренно растягивая слова и удлиняя между ними паузы. Но это короткая и ясная фраза навсегда отпечаталась в памяти у его дочери, точно клеймо – на коже каторжника.

«В этом мире каждый сам за себя».

«Каждый сам за себя, – повторяла Джоанна про себя, когда вышла на улицу, и на неё хлынул мощный поток дождевой воды. – Ты прав, папа. Ты всегда оказываешься прав, а я продолжаю пытаться как-то опровергнуть твои слова, хотя мне уже давно должно было бы стать ясно, что это невозможно».

Она вышла за ворота школы и быстрым шагом пошла по мокрому асфальту. Серая стена дождя шумела у неё за спиной, надвигаясь на город, который мирно расстилался вокруг, не зная и даже не пытаясь догадываться, что ждёт его на следующий день. Бумажку с разрешением Джоанна крепко сжимала в руке, хотя знала, что всё равно ничего не скажет родителям об экскурсии в Британский Музей. Ей совсем не хотелось провести целый день, разглядывая экспонаты под ехидное комментирование Барбары Мэллой. «Наверняка в классе найдётся хотя бы пара человек, которые тоже останутся, например, те же сёстры Хаэн», – утешила она себя. Подумав об этом, Джоанна выше подняла над головой зонтик, который предусмотрительно захватила с собой из дома, и зашагала по стремительно расширяющимся лужам.

* * *

За окном шумели и ревели дождевые потоки, с грохотом, похожим на рычание разбуженного монстра, падающие с крыши на асфальт и растекающиеся по нему неправильными лужицами. Перед домом, где жила Джоанна, расходились в стороны подрагивающие водяные круги. Странно, но её место жительства местные жители, вопреки установившимся между ними всеми фамильярным отношениям, называли строго официально: «Дом номер 12 по Зелёной улице». Дело было в том, что они никак не могли решить, как же стоит его называть иначе. Здесь проживала ненавистная им пара, не оформившая свои отношения перед лицом закона, и у них был ребёнок, которому они дали фамилию Эстелл. Жители Литтл-Мэя разделились на два лагеря: первый, набравший в своё число самых непримиримых борцов за сохранение нравственности, твердили, что, раз Джилл не замужем за Энтони, то её дочь должна носить фамилию матери; стало быть, в семье живёт всего лишь один Эстелл и сам дом должен называться домом Санчайзов. Второй, более умеренный, считал, что жители этого дома сами должны решать, как им его называть. Но Джоанна одинаково ненавидела оба лагеря: потому что и в первом, и во втором всё было пропитано лицемерием.

Конец ознакомительного фрагмента.