Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер

— Поносит нас что ли?

— А ты врежь ему!

— Так он же в бахтерце!

— Ну тогда иди отседова, своё бельишко прополощи!

Дальше Гаврила не слышал. Их отряд уже ускорился, увидев постоялый двор. Сразу накинулась усталость, и юноша еле сполз с коня. Покачнулся, но дядька поддержал.

Нелегко далась дорога от Москвы до Новгорода, но одолели, а тут у всех на языке знатные гостьи из Москвы! Не зря Иван Васильевич волновался о своих посланницах, отправляя следом отряд Матвея Соловья с наказом быть под рукой у боярыни Кошкиной.

Старший отряда Матвей торопился, переживал, что на караван боярыни могут напасть в дороге, но всё обошлось. В дороге Гаврила много рассказывал о непоседливой Евдокии, вокруг которой всё меняется. Взрослые вои слушали его с удовольствием, но не особо верили и даже пытались доказать, почему его сказки* (рассказы) не могут быть правдой. Гаврила обижался, зная, что мачеха врать не стала бы, но дядька каждый раз одёргивал его, чтобы не лез спорить.

Матвей Соловей вместе со всеми слушал новика, пытаясь понять, сколько правды в его байках. Слушал, размышлял — и пришёл к необычному выводу, что князь послал его отряд не столько Кошкину оберегать, сколько подружку сына. Он рассудил, что подле старшей боярыни будут княжьи люди, которые подарки Олельковичу сторожили, а юным боярышням вроде как не по чину было отдельно охрану давать. Они, конечно, не без своих холопов поехали, но в Новгороде сейчас неспокойно.

Матвей решил пока придерживаться этих мыслей, а по приезду посмотреть на месте, что да как. И каково же было его удивление, когда вместо пересудов о дальнейшей судьбе Новгорода он услышал высмеивание «московских девок».

Говорили о боярышнях надменно, зло, не упуская собственного превосходства и неизменно сплетни заканчивались фразой:

— Все они там такие! Никудышные, спесивые, дурные!

Матвей был поражен услышанным не меньше новика, и поперва даже не понял, что хают боярыню Кошкину с отроковицами. От злых слов кровь вскипела, но бросившийся в толпу Гаврила, чтобы опровергнуть навет, заставил думать Матвея, и он приказал держать новика, а отряду следовать на постоялый двор.

Требовалось дать коням отдых и разобраться в происходящем. Не мог князь приставить недостойных боярышень к Кошкиной! Никак не мог! Да и она сама — честная боярыня.

Но что же они такого сделали, что о них даже на улицах злословят? Если на них весь люд ополчится, то малого отряда не хватит, чтобы защитить их.

Настроение Матвея портилось. Ему с товарищами требовался отдых, как и коням, но как бы не запоздать с помощью! Если вдруг потребуется выводить из-под удара посланниц Ивана Васильевича, то надо сей же час разведать путь.

«Эх, угораздило же!» — билась в его голове противная мыслишка, мешающая составить план действий. Он-то сначала обрадовался, что их товариществу дали отдельное задание, но сейчас радость поутихла.

«Как бы не оплошать», — вот о чём он теперь думал, въезжая во двор.

Прижатому с боков товарищами Гавриле оставалось только сердито сверкать глазами и требовательно смотреть на своего дядьку, ожидая ответа. Тот не выдержал и устало произнес:

— Конечно, всё врут! Я сплетням никогда не верю.

— Как они могли такое говорить про Евдокию? — не успокаивался Гаврила. — Она совсем девчонка, а они намекают…

Гаврилин дядька вовремя кивал, но его больше беспокоило, во сколько обойдется житьё в Новгороде. Князь выдал Матвею серебра, но тот всем сразу показал, что денег у них не густо. А если учесть, что теперь им в походе не поучаствовать, то служба Гаврилы будет без прибытка, и об этом ему надо думать, а не о Доронинской внучке.

— Я пойду сам узнаю! — попытался вырваться вперёд Гаврила.

— Что? — подскочил Бориска, позабыв о досаде на нелепое поручение.

— Пойду и всё разузнаю! — упрямо заявил воспитанник. — Ты со мной?

— Дык… — дядька показал рукой на коней, на выскочившего хозяина двора, — как же не пожравши? — только и спросил он. Но Гаврила презрительно поморщился и рванул к выходу, словно за ним гналась тысяча чертей.

— Куда ты, заполошный? — всплеснул дядька руками и беспомощно оглянулся на княжеского служивого Матвея. — Мой-то, — растерянно пожаловался он ему и бросился догонять.

Матвей сплюнул, кинул мелочь мальчишкам, чтобы отвели коней на конюшню и позаботились о них. Успел сказать друзьям, что проследит за показавшим норов сыном Афоньки и поспешил следом за его дядькой.

***

Дуня в последний момент вспомнила, что забыла заказать рамочку, по которой выставляют бильярдные шары и бросилась к мастерам. Рамочку они на скорую руку сделали, но уходить не торопились. Им стало интересно, над чем они работали. Раньше думали, что делают стол для княгини и гадали, для чего нужны бортики со странными кованными кругами, а теперь поняли, что являются участниками того самого спора, что разгорелся между иноземцами и московскими гостьями.

Они с любопытством смотрели на котомку с шарами и идеально выровненные кии, догадываясь об общем смысле игры. Но теперь им хотелось узнать суть спора, о котором судачили разное и почему боярышня уверена, что иноземцы станут заказывать у них столы, а особенно шары.

Дуня украдкой оглядывала собравшихся и чувствовала себя подавленной. До этого дня ей не доводилось видеть столько негативно настроенных людей. Даже знакомые Евпраксии Елизаровны, у которых она успела побывать в гостях, стояли насупленные, недовольно поджимая губы. Может, они были раздражены не ею, а обстановкою, но легче от этого не становилось. И только Кошкина стояла как скала с подбадривающей улыбкой.

Дуня широко улыбнулась ей в ответ и набрала в грудь воздуха, чтобы громко объявить о том, что все видят перед собою, но началась суета, люди расступились, пропуская вперед владыку новгородского и псковского.

Сердце Дуни предательски ёкнуло. Архиепископ обладал огромной властью, и если он сейчас осудит спор, который, по сути, не был спором, и укорит Дуню за строптивость, а потом ещё осудит представленную ею игру, то из города придется бежать.

Дуня успела заметить, как насторожилась Евпраксия Елизаровна