Единственно верный - Лариса Петровичева

Соседки Дины по родительскому дому, лохматые белобрысые близняшки Альвы, обожали травить байки про злые дела ведьм и колдунов. Надо сказать, это у них прекрасно получалось. Альва-младшая всегда умудрялась корчить настолько жуткие рожи и так протягивала к слушателям руки со скрюченными пальцами, что чудилось, будто ведьма или неупокоенный мертвец вот-вот выпрыгнут из темного угла.

«А парнишка не будь дурак, ухватил свою палку поудобнее и так свинью огрел, что она взвыла от боли человеческим голосом и бросилась бежать. Парнишка дивчину проводил до дому да и спать пошел. А наутро прибегает мать от соседки и рассказывает, что бабка той дивчины слегла в постель да хворает: дескать, шла она вечером домой от товарки, так напал на нее кто-то, да всю дубиной исколотил. Так и узнал парнишка наш, что это была никакая не свинья, а ведьма окаянная».

Слушатели дрожали, и было им жутко и весело.

«Это что, — говорила Альва-старшая совершенно серьезным взрослым голосом, поправляя пухлыми пальчиками расшитый передник. — Слыхали вы, что случилось на соседней улице перед прошлым Заступниковым Рождением? Всем известно, что это за время. Накануне святого праздника верные слуги Змеедушца ходят по земле да сторожат, как бы кого натолкнуть на грех. Вот и приключилось так, что решила белошвейка Заза принарядиться для такого важного дня. Посчитала она собранные монетки и поняла, что никак не купить ей хороших нарядов. А в ту пору как раз умерла жена богатого законоведа и лежала в гробу, в церкви святого Игнатия. Вот и подумала белошвейка Заза: „Возьму-ка я с мертвой платье, расшитое каменьями да кружевами. Ей все равно без надобности, а я на празднике покрасуюсь да парням в красивом виде и покажусь“. Дурное дело не ленивое, побежала белошвейка в церковь, а того не знала, что покойница была заклятая колдунья».

Дина и сама не знала, с чего вдруг пришли ей в голову эти старые истории. Она выглянула в окошко: кругом тянулись унылые опустевшие поля, обрамленные у горизонта кромкой леса. Казалось, что им скучно и одиноко; Дина подумала о том, что скорее бы выпал снег и спрятал эту неприглядную серую пустоту. Что еще делать в пути, кроме как предаваться воспоминаниям детства — мысленно переживать моменты своей нынешней жизни Дине не очень-то хотелось.

«И вот, как только пробили часы полночь, в доме погасли все огни, и ледяной ветер прокатился по комнатам, словно чье-то дыхание. Тотчас же раздался стук в дверь, и голос жены законоведа произнес: „Отдавай мое платье, белошвейка!“. Сняла белошвейка Заза платье и выкинула его в окошко, но не прошло и мига, как колдовской наряд снова оказался на ней. „Не принимаю! — вскричала ведьма. — Ты брала его в церкви, так поди же туда и верни!“. Стала она ходить вокруг дома и стучать в стены, задрожали все камни, посыпалась на пол посуда, все столпились, читая молитвы Заступнику, а бедная белошвейка сидела не жива, не мертва. Ведьма сунулась было в окошко, да к счастью косяки были натерты святой солью, так ее нечестивые лапы пламенем обожгло. Тогда призвала ведьма Змеедушца, своего покровителя, и ударила в дверь. Разлетелись железные запоры, и мертвец вошел в дом…»

Смеркалось. Дина зажгла лампу и вынула из сундучка авантюрный роман о приключениях отважного рыцаря Дитриса, но не прочла дальше первых строк. Мысли ее убегали то в далекое прошлое, то возвращались к делам нынешних дней. В конце концов, Дина убрала книгу обратно и посмотрела в окно. За ним уже успел сгуститься мрак — ночь была темная и дождливая. Совсем как та, которая привела ее и шеф-инквизитора Торна в безвестный трактир.

Шани… Интересно, думает ли он о ней. Дина потерла виски и решила больше не вспоминать ни о столице, ни о шеф-инквизиторе Торне — по крайней мере, пока не доберется до дома. Дорога сама по себе навевает меланхолию, незачем еще и добавлять.

На околице поселка Дину встретил прораб Кась. Второй прораб и невероятный болтун, он, по всей видимости, положил на Дину глаз, потому что немедля сообщил о том, что для госпожи архитектора уже готов прекрасный ужин с вином в его доме. Дина покачала головой и ответила:

— Я предпочитаю ванну с дороги и сон, — и уточнила: — В своей постели.

А потом, подремав в ванной и поужинав, она села в кресло в своей комнате и вдруг подумала, что терять ей нечего и прятаться не от кого. Некоторое время Дина наслаждалась нахлынувшим на нее облегчением, а затем придвинула к себе письменный прибор, обмакнула свежеочиненное перо в чернила и написала на листе бумаги:

«Его бдительности, шеф-инквизитору всеаальхарнскому…»

Глава 8. Котлован

Игнашка Рудый был убогим.

Возможно, это случилось потому, что и мамка, и батька его, и все прочие родственники во много-много поколений в глубины истории посвящали свое время в основном борьбе с зеленым змием при постоянной и окончательной победе последнего. А может быть, виной всему было то, что в раннем детстве Игнашка вывалился из окна их покосившегося домика-трехстенка и ударился как раз головой. Вполне вероятно и сочетание обоих аспектов; Игнашка не был клиническим идиотом, который пускает слюни и к тридцати годам знает меньше тридцати слов, но с умом у него было совсем скудно. Однако при немощи умственной он был славно развит телесно, изрядно вымахал ростом и очень любил копать. Поэтому братья инквизиторы и завербовали его на строительство храма на Сирых равнинах.

Помимо работы лопатой, Игнашка еще очень любил деньги. Металлические кругляшки приводили его в совершеннейший восторг. Мало того, что аальхарнские деньги были красивы сами по себе: на медных был отчеканен всадник на коне, а на серебряной монете, которую Игнашка видел один-единственный раз в жизни, красовалась большая лупоглазая сова — так на них можно было купить разных вкусностей, сладкого густого вина или блестящих узорных пуговиц с круглыми ушками. Вербовщики пообещали, что на строительстве он заработает деньги, а если станет хорошо махать лопатой, то получит очень, очень много денег — хватит пировать в таверне Каши Паца целых два дня.

Воодушевленный таким обещанием, Игнашка махал лопатой так, будто был не живым человеком, из плоти и крови, а хитроумным механизмом, созданным колдуном. Говаривали, что великий аальхарнский кудесник Апотека в свое время создал как раз такое существо: огромное, уродливое, из глины и железа, которое не нуждалось ни в еде, ни в питье, но при том могло работать за десятерых. Так ли оно было на самом деле, никто не знал, однако несколько крестьян, завербованных из Кокушек, самой что ни на есть аальхарнской глухомани, несколько раз подходили к Игнашке и опасливо трогали его за руку, чтобы удостовериться в том, что здоровенный парень с чуть опухшим лицом потомственного пьяницы — живое существо, а не порождение колдовского хитроумия.