Единственно верный - Лариса Петровичева

Почтарь кивнул и отправился за свою стойку, где уселся на высокий стул и уставился в окно. Ему очень хотелось пойти посмотреть на казнь, однако он не имел права оставлять почту — в любой момент могла прийти государственная депеша, и передать ее далее требовалось незамедлительно.

Шум с улицы усиливался. Посмотреть на казнь собирались все Лопушки. Удивительное, захватывающее зрелище! «Чего им еще желать? — думала Дина, глядя на огонь, лизавший поленья. — Зачатые во хмелю и живущие в собственной блевотине, они ненавидят тех, кто осмеливается подняться выше их привычного затхлого болотца. А потом их ненависть выплескивается, и очередная несчастная, что осмелилась стать не такой, как все, отправится на костер, чтобы пьяные от счастья соседи снова почувствовали себя легко и спокойно».

Она не заметила, как руки сжались в кулаки. Судьба безвестной ведьмы тронула ее сильнее, чем полагала Дина. Сейчас они были сестрами по общей беде, только вот Дине повезло, а ведьме — не очень. И ведь сколько их было, таких ведьм… Процессы инквизиции в столице были постоянными и открытыми; каждый желающий мог увидеть поучительное зрелище наказания преступниц. Перепуганных деревенских дурочек секли семихвостыми плетками до полусмерти, а потом отправляли в тюрьмы — судьба была к ним благосклонна, и приговор оказывался не слишком строг, хотя вряд ли из тюрем инквизиции кто-то возвращался. Были и такие, которым удача не улыбнулась — тех привязывали к столбу и разжигали костер. И их было немало, и, Заступник великий и всемогущий, как же они кричали в пламени… А шеф-инквизитор стоял рядом с местом казни и с благочестивой физиономией творил молитву о заблудших дщерях Заступниковых, потому что лучше погубить грешное тело, чем ввергнуть душу в пучину отчаяния.

Доброта… Какой, интересно, доброты она захотела от изувера и убийцы на государевой службе? Дурочка… Таких, как Дина, шеф-инквизитор Торн ненавидит люто и бесконечно. Она прекрасно помнила, как он смотрел на нее тем поздним вечером в безымянной гостинице — холодно и яростно. Будь у него топор — разрубил бы ей голову, не задумываясь… Незачем обольщаться, незачем. Сегодня он укладывает ее в постель и предоставляет отличное алиби, а завтра обведет кругом Заступника и отправит на костер во имя спасения души от ереси ведьмовства. Просто потому, что ему так захочется.

Ей захотелось вымыться. Стереть жесткой мочалкой с кожи его отпечатки пальцев.

«Вообще-то он спас тебе жизнь, и не один раз, — внутренний голос вмешался в ее неистово бурлящий поток мыслей. Дина почувствовала, как у нее горят щеки. — Если бы не он, то ты бы сейчас была на дыбе в допросной — государь не будет хранить куклу, что покорно сыграла свою роль. Будь благодарна».

Дина отодвинула тарелку с нетронутой едой и встала.

— Упакуйте мой обед, — холодно приказала она почтарю. — Я отправляюсь немедленно.

Однако ей не удалось миновать места казни.

Дорога, по которой двинулась карета Дины, проходила мимо маленькой площади Лопушек, на которой в обычное время проходили народные гуляния и объявлялись указы государя и распоряжения владетельных сеньоров, а сейчас стоял позорный столб с вязанками хвороста у основания. Народу было много, и почти все хмельные; люди пели и кричали, предвкушая казнь. Среди радостной толпы Дина заметила немолодого инквизитора в старом тонком плаще, который держал в руках послание Заступника. Его присутствие было необычным: как правило, у инквизиции хватало забот помимо поездок в захолустье, и добрые поселяне при случаях колдовства либо брали дело в свои руки, возглавляемые местным священником, либо связывали ведьму и отправляли ее в столицу.

А затем из крохотной церквушки вытолкали ведьму, и Дина ахнула: та была практически точной копией ее самой. Такие же рыжие кудри, хрупкая фигурка, бледная кожа, а главное — огромные глаза, распахнутые от ужаса. Кто-то толкнул ее в спину, и она свалилась в грязь; Дина зажмурилась и опустила голову, не желая смотреть на собственную смерть.

— Заступник милосердный и всепрощающий, — зашептала она, — помоги…

Ей хотелось, чтобы карета как можно скорее миновала площадь, однако кучер не разделял этого желания, и лошади едва шли, а в конце концов вообще встали. Дина стукнула в стенку, призывая кучера ехать дальше, но он сделал вид, что не расслышал — очень уж шумела толпа.

После пыток и побоев ведьма едва могла передвигаться и то и дело падала на землю, но кто-нибудь из добрых соседей обязательно ставил ее на ноги и придавал пинками нужное направление. В конце концов инквизитор выступил вперед, крепко взял девушку за предплечье и повел к столбу, что-то приговаривая — его слова не были различимы среди людского говора, но ведьма слушала его и шевелила губами, произнося ответ. Наверняка уговаривал отречься от сил зла и со спокойствием принять огненное очищение, чтобы невинной предстать перед судом Заступника.

«Я не могу этого видеть, — думала Дина, забившись в угол. — Не могу…»

Однако картина происходящего всплывала перед ее взглядом с безжалостной четкостью. И к костру волоком вели уже не жалкую деревенскую девчонку, а ее саму, да и костер ожидал Дину не в крохотных Лопушках, а на столичной площади. А вместо седого инквизитора за руку Дину держал Шани. Он был на несколько лет моложе, и в его взгляде Дина прочла сочувствие и жалость — то, чего там не могло быть ни при каких обстоятельствах.

Ее охватил ужас. Дину окружали людские вопли, и она не могла понять, звучат ли они в ее не в меру пылком воображении, или доносятся с улицы: жители Лопушек искренне радовались поимке и казни мерзкой колдуньи.

— Желаешь ли ты умереть дочерью Заступника, пусть и заблудшей, или же останешься отступницей? — спросил Шани. Дина кивнула и заплакала. Шани обвел ее кругом Заступника и глухо начал читать молитву.

В конце концов, кучеру вспомнилось, что к вечеру он должен быть на Сирых равнинах, и за опоздание хозяин с него семь шкур спустит. С нескрываемым сожалением он хлестнул лошадок, и карета двинулась в путь. Когда Дина окончательно выплакалась и, всхлипывая, вынула из дорожного сундучка зеркальце, чтобы привести себя в порядок, они уже выехали на безлюдный тракт — теперь до поселка возле котлована не планировалось никаких остановок, и столб с сожженной ведьмой остался далеко позади. Ей хотелось думать, что его не было вовсе.

«Вот в Подгузках был намедни случай. Провожал парнишка свою дивчину с вечорки — глядь! Что такое? Бегает вокруг них здоровенная бурая свинья. Парень подумал: надо же, у кого-то хрюшка в сарае подрыла землю да и сбежала, а потом смотрит: не простая это хрюшка! Глаза у нее злым красным огнем так и пылают, а изо рта клыки торчат такие, что не свинье-лупоглазке, а старому медоеду впору».