Единственно верный - Лариса Петровичева

Олек криво усмехнулся и развел руками.

— Но вы же знаете, что это не так. В конце концов, я врач… мое дело лечить людей, а не убивать.

Конечно, знаю, святой ты человек, подумал Шани, только теперь в это мало кто поверит.

— Гремучая Бездна, Олек, — произнес он, — почему вы не даете мне спасти вас?

Олек опустил глаза.

— Потому что я верю в то, что невинный не может быть осужден, — спокойно ответил он. — Но если ваша бдительность так настаивает, то я уеду на Запад к сестре. Поселок Сопрушки.

Шани кивнул. Судя по названию, там ни полицией, ни инквизицией даже не пахнет, а при случаях колдовства крестьяне берут дело в свои руки. Что ж, от той каши, что государь начал заваривать в столице, лучше держаться подальше.

— Сопрушки, вот и прекрасно, — сказал Шани. — Думаю, сестра будет рада вас видеть.

На том и распрощались. Когда за Олеком закрылась дверь, Шани обернулся и пристально посмотрел на Дину. Та смущенно опустила глаза. Шани покосился на ее запястье: нет, в самом деле обошлось без перелома.

— Государю ты пока нужна, — сказал он, — иначе сейчас висела бы на двойном колесе книзу головой и давала признательные показания о том, как в преступном сговоре травила шеф-инквизитора и продавала душу силам Зла, — длинная фраза далась с трудом, в горле мигом вздыбился всеми иголками знакомый еж. Дина быстро подала Шани чашу, и он отпил положенный глоток. Вопреки его опасениям, сушеные жабсы не входили в состав напитка — обычные травы, причем очень хорошая смесь. — С самого утра отправляйся на строительство храма и сиди там безвылазно.

— Я так и так собиралась уезжать, — сказала Дина. — Дождусь вашего выздоровления и отправлюсь на строительство, — она посмотрела в сторону и поежилась. — Как же там все-таки холодно…

— Возьми у Олека настойку от бронхита, — посоветовал Шани, — и одевайся теплее. На Сирых равнинах неженкам не место.

— Да, там ветра… — вздохнула Дина и завозилась, усаживаясь поудобнее. — Вы отдыхайте, вам надо поправляться.

— Что ж, лекарников надо слушаться, — усмехнулся Шани, откидываясь на подушки. С улицы донесся переливчатый звон главных часов столицы: наступила полночь. Горожане завершали вечернюю молитву постного дня и ложились спать. Интересно, какое время суток сейчас на Земле? Может быть, утро, и граждане Гармонии идут на работу во славу идеального общества и Президента, а может быть, поздний вечер, и земляне, в точности так же, как и жители Аальхарна, ложатся в кровати, любят друг друга, читают книги на сон грядущий. На сон грядущий…

Шани снилось, что он едет на костлявой лошади по заснеженному полю. Торчащие из-под снега стебли засохших растений тоскливо поскрипывали, ветер волок по насту белую крошку, и небо висело так низко, словно собиралось царапнуть Шани по макушке разлохмаченными темными тучами. Было очень холодно; Шани осмотрел себя и обнаружил, что почему-то одет в темно-зеленый камзол старшего офицера внутренних войск. На боку красовалась дыра, и камзол там был черным от крови. Но сам он не был ранен и не знал, с кого и почему снял эту одежду.

Ему было страшно, как никогда в жизни. Даже тогда, когда за ним захлопнулись двери камеры, ведущей в Туннель, он так не боялся. Теперь же это был действительно смертный ужас, от которого переставало биться сердце.

В конце поля Шани ждали, но вот кто это был, шеф-инквизитору разглядеть не удалось — на глаза наползла багрово-черная пелена.

— Jo no qiero morir, — прошептал он по-испански и погрузился во тьму.

Шани проснулся от собственного крика и сел в кровати. Он не сразу понял, что Дина рядом и обнимает его за плечи — реальность казалась ненастоящей, неправильной, какой-то двумерной, словно он все еще был в своем сне, на тощей лошади посреди белого поля, и в самом конце, возле серой кромки леса, кто-то стоял и смотрел на него…. Потом к Шани пришло осознание того, что он сидит, уткнувшись лицом в плечо Дины, в рассыпавшиеся рыжие волосы — Шани поежился и отстранился.

Глаза девушки влажно блестели в темноте. Ночь все скрыла, и Дина больше не была рыжей. Шани вдруг явственно ощутил укол в виске — как будто его легко и быстро ткнули тонкой, но очень острой иглой.

— Ты так закричал, — прошептала Дина. — Я подумала, что ты умираешь…. И ты говорил на незнакомом языке…

— Неважно, — сказал Шани. — Все это не важно…

И, протянув руку, он коснулся ее волос.

…- Отвернись, пожалуйста, — очень серьезно попросила Дина и выскользнула из-под одеяла.

За окном начало сереть дождливое осеннее утро. Где-то далеко, в Мельничной слободе будочники били по своим чугунным доскам, будя благочестивых хлебников. Во дворце просыпались первые слуги, а ночная охрана принималась собирать в мешочки игральные кости, готовясь сдавать очередную смену.

— Отчего же мне не посмотреть на мою даму? — поинтересовался Шани. После вчерашнего коктейля из вина и фумта он все еще чувствовал слабость, но не собирался оставаться в положении лежачего больного и планировал прямо с утра отправляться в инквизицию — следовало быть в гуще событий, на собственном примере показывая преданность монарху и верность делу Заступника.

— Не надо, — сказала Дина, собирая волосы в прическу. По контрасту с огненными прядями, лежащими на плечах, ее кожа казалась молочно-белой. Скоро дневной свет окончательно вернет ее волосам рыжий цвет, и Шани снова почувствует знакомое отвращение — в этот раз, наверно, к себе в первую очередь. Конечно, отвращение будет напрасным, ведь сделанного не воротишь, но тем не менее.

— Думаю, я должен извиниться, — сказал Шани. — Ты не шлюха.

Дина обернулась и пристально посмотрела на него.

— Конечно, нет, — устало ответила она. — Надеюсь, ты в этом убедился, — натянув платье, вчерашнее бальное, но уже помятое и совершенно не торжественное, Дина продолжала: — И я не травила тебя. И я не знала, что там яд. И вообще мне сейчас противно…

Казалось, она вот-вот расплачется. Парик скрыл заколотые рыжие волосы, и Шани вздохнул с облегчением.

— Не надо так открыто мной брезговать, — посоветовал Шани. — Я тебе еще пригожусь.

Дина одарила его еще одним выразительным взглядом, но промолчала.

— И не строй из себя оскорбленную добродетель, не к лицу тебе это.

По поводу этой реплики Дина тоже предпочла не высказываться. Завязав все шнурки на платье, она заняла кресло, в котором вчера сидел государь и погрузилась в молчание. Шани подумал, допил оставленный Олеком напиток и решил, что пора и ему поблагодарить дворец за стол и квартиру и отправляться по своим делам.

Он едва успел надеть рубашку, как дверь распахнулась, явно от хорошего пинка, и в Красную спальню ввалился лично Шух с небольшим охранным отрядом в десять человек. Дворцовые охранцы, все как один, были вооружены и явно готовились применить оружие по назначению, грозно тыча им в воздух. Эх, вы, горе-вояки, усмехнулся Шани, вас самих охранять надо.