Фиалки цветут зимой - Дельфина Пессан

На том конце провода повисла тишина. Я решила, что он, наверное, ничего не понял и придется все рассказывать заново, но тут он произнес совершенно спокойным голосом:

– Сейчас я приеду, спускайся.

Я положила трубку и стояла пораженная, но успокоенная. Теперь я в этой адской передряге не одна. Скинула Ромену адрес и принялась искать, что бы такое использовать в качестве переноски – на случай, если Репейник действительно окажется в службе отлова. На письменном столе лежала сумка-мешок, в которой я таскаю весь свой хлам. Я вывалила содержимое на кровать. В кошельке – купюра в пять евро и несколько монет. Я схватила копилку и запихнула ее прямо так в сумку. Заниматься подсчетами было некогда, денег наверняка хватит.

Я поспешила на улицу, ужасно боялась, что мы опоздаем. Ну где же этот Ромен!

Он приехал через семнадцать минут на старом сером «Пежо 206». Я стиснув зубы села в машину, и мы поехали, едва обменявшись парой слов.

– Все нормально? – спросил он.

Вцепившись в сумку, как в спасательный круг, и не в состоянии выразить охватившую меня тревогу, я кивнула. Украдкой поправила парик цвета блонд, который немного сполз, и отругала себя за то, что не надела красный, – сегодня он бы подошел куда лучше.

Красный я надеваю очень редко. Это моя ядерная бомба – она уничтожает страхи и разбрасывает направо и налево всех, кто встает на моем пути.

Ромен вел машину, строго соблюдая ограничения скорости, и я жутко бесилась, но не могла делать ему замечаний, ведь он, в конце концов, приехал сразу же, как только я позвонила.

На стойке регистрации пришлось все заново объяснять женщине, с которой я разговаривала по телефону. Она по-прежнему была закрытой, как тюремная дверь, но предложила мне взглянуть на котов, которых подобрали за последние недели.

Это было ужасно.

Животных там оказался не один десяток, большинство – беспородные, но все-таки и породистых я разглядела не меньше трех.

– Безумие какое-то! Я не представляла, что их будет так много!

Я готова была расплакаться, и Ромен, видимо, угадал это в моем голосе, потому что я вдруг почувствовала, как его ладонь ухватилась за мою. Я рефлекторно выдернула руку.

– Это еще ничего, – сказала женщина-глыба. – Хуже всего весной, в брачный сезон.

Мы медленно продвигались вдоль клеток, и я внимательно рассматривала каждое животное. Одни сидели забившись в угол, вялые и безразличные, другие смотрели, как мы проходим мимо, и в глазах у них была такая доверчивость, что внутри все сжималось. От резкого запаха животных и их лотков можно было задохнуться, я старалась не вдыхать глубоко.

– Люди заводят кошек и котов и не стерилизуют их. А потом пачками рождаются котята, с которыми неизвестно что делать.

– Вы их держите у себя только десять дней, да? – с трудом произнесла я, горло сдавило от жалости и страха.

Рука Ромена предприняла еще одну попытку, и на этот раз я не стала сопротивляться. Паника была такая, что я боялась рухнуть на пол.

– Да… Согласно правилам. Мы ищем владельцев котов, а когда на объявления никто не откликается, передаем в приют, где им подбирают новых хозяев.

– Вы их не…

Я даже мысленно не могла произнести это слово.

– Не усыпляем? Вы про это? – спросила женщина, криво усмехнувшись. – Нет, этого мы, конечно, стараемся избегать. Это мы делаем только в случае серьезных проблем со здоровьем. Например, если котят слишком рано отнимают у матери, они часто серьезно заболевают – лишай, чумка, в общем…

Тут она заметила, как я побледнела, и поспешила добавить:

– Но и в таких случаях мы сначала делаем все, что в наших силах: лечим и отправляем в приют. Там для них подыскивают новые семьи.

Я ничего не сказала. Я сильно сомневалась в том, что Репейнику удалось бы найти новую семью. Вряд ли кого-то очаруют его шрамы и всклокоченная шерсть. Меня вдруг осенило, что ведь мы с ним немного похожи. Я начала обдумывать свое открытие – и тут увидела его.

Он забился в угол и лежал свернувшись в клубок, с закрытыми глазами.

– Это он! – закричала я.

И вцепилась в руку Ромена, как утопающая.

– Пойдемте, заполните бланк и сможете забрать животное.

Женщина даже как будто немного оттаяла. Я подумала, что, если бы мне пришлось работать в подобном месте, я бы тоже стала запираться ото всех на два поворота ключа.

Ромен мне еле заметно улыбнулся, и я чуть не расхохоталась – такое испытала облегчение. Мы заполнили кучу бумаг, а потом женщина озвучила сумму, которую надо было уплатить, чтобы забрать Репейника. К сорока пяти евро за содержание прибавили пятьдесят за расходы на идентификацию по чипу. Я достала из сумки копилку, судорожно соображая, как буду выкручиваться. Пересчитала все монеты и соединила их с деньгами из кошелька, но до нужной суммы не хватало почти двадцати семи евро. Женщина, нахмурив брови, смотрела на копилку и на несчастную кучку денег на стойке.

– Если хотите, можете вернуться за ним утром в понедельник, – сочувственно предложила она.

Я с трудом удержалась, чтобы не заплакать. Завтра у Виолетт день рождения. Ждать нельзя! Но тут вмешался Ромен и быстрым движением, как герой вестерна, выхватил из-за пазухи кошелек.

– Нет, до понедельника ждать не будем. Вот недостающие деньги, и кота мы забираем.

Мы на удивление быстро поймали Репейника, и он тут же ко мне прилип. Я так до сих пор и не дозвонилась до Женевьев и догадывалась, что кота придется оставить на ночь у себя. А дальше посмотрим.

Вот только все пошло не так.

Ромен высадил меня перед домом, я заверила его, что все под контролем, затолкала Репейника в сумку и вошла, стараясь не шуметь. На цыпочках прокралась к своей комнате, очень тихо открыла дверь – и едва не умерла от разрыва сердца: из коридора вдруг раздался голос папы, я не услышала, как он подошел:

– Можно узнать, где ты была?

Тут он увидел кота, который испугался не меньше моего и со скоростью света метнулся под кровать.

– Это что еще за… что за зверь?

Вот тут бы мне ему все и рассказать. Признаться, что я потратила все сбережения на то, чтобы спасти кота одной из моих подопечных. Объяснить, как много для меня значит работа в доме престарелых и лично Виолетт. И как я боюсь ее потерять, потому что привязалась к ней гораздо сильнее, чем следовало.

Но я ничего не сказала.

Я позволила ему злиться на меня, обвинять в эгоизме и в отсутствии уважения. Он вышел, громко хлопнув дверью и приказав избавиться от кота.

Я опять ничего не сказала, потому что лишь одна мысль билась о стенки моего черепа, будто птица, рвущаяся из клетки.

Я думала о коте, который спрятался у меня под кроватью, и о