Фиалки цветут зимой - Дельфина Пессан

произошедшем папу, ведь кто-то же должен был за это ответить, и ощущение его вины просочилось повсюду. Яд обвинения отравлял наше общение, даже если мы просто перебрасывались короткими фразами, и наша реальность окрасилась в черный цвет. Я никогда не задавалась вопросом, как папа пережил потерю любимой женщины. Никогда не задумывалась, насколько он одинок. А теперь, когда изменился мой угол зрения, всю обиду я обрушила на мать.

Мы делаем все, что в наших силах, – сказала Виолетт.

А что, если в конечном итоге не виноват вообще никто? Что, если речь идет всего-навсего о дурацком несчастном случае? Мысль о том, что мне, пожалуй, придется принять эту правду, шарахнула меня как обухом по голове.

Я подскочила, услышав за спиной низкий голос:

– Если не перестанешь так делать, продырявишь стол.

Ромен имел в виду кофе, который я продолжала размешивать. Я оглянулась и только сейчас поняла, что в комнате для персонала никого не осталось. Ромен навис могучей грудью над столешницей и возился с новой кофеваркой, пытаясь налить себе кофе.

– Не хотел тебя отвлекать, у тебя был такой сосредоточенный вид.

Я ему не ответила, но поднялась, чтобы вылить в раковину содержимое чашки.

– Что слышно о мадам Флоран? Вроде бы операция прошла нормально?

При упоминании Виолетт я сразу выдохнула. Меня накрыло чем-то теплым – так бывает, когда тебе на плечи холодным зимним вечером накидывают уютный плед.

– Да, я вчера разговаривала по телефону с ее сыном. Она отходила от наркоза, операцию перенесла хорошо.

Антуан Флоран был не так холоден, как во время нашего первого разговора. Все-таки не зря мы организовали праздник: сын Виолетт остался доволен и от души меня благодарил. Мне показалось, на этот раз мой звонок был ему приятен.

«Я передам, что вы звонили, – пообещал он. – Она будет рада. По-моему, она вас очень любит».

Я сказала ему, что это чувство взаимно.

«Здорово, что она уже в безопасности, хотя жаль, конечно, что ей придется провести неделю под наблюдением».

Я старалась говорить твердым голосом, но изо рта вырывалось какое-то карканье – не слишком убедительное. Я почти не спала последние двое суток, и на секунду мне показалось, что сейчас я упаду в обморок.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Ромен, доброжелательно уставившись на меня своими карими глазами.

Вопрос не был пустой формальностью, он, похоже, всерьез за меня беспокоился.

– Ты не волнуйся так, – сказал он. – На самом деле старички гораздо выносливее, чем нам кажется.

– Дело не в этом, – сказала я, борясь с головокружением, от которого даже подташнивало.

Меня качнуло вперед, и он едва успел меня поймать.

– О-па, – проговорил он, крепко прижав меня к себе.

Впечатавшись щекой в его халат, я стояла и дожидалась, пока мир вокруг перестанет вращаться. Ромен спокойным голосом посоветовал:

– Вдыхай на пять счетов и выдыхай на семь.

Я послушалась, и ноздри наполнились его запахом – смесью дезинфицирующего средства и амбры. Понемногу дурнота отступила. Вся мокрая от пота, я стояла, уткнувшись в его мягкую грудь. Приятно оказаться в объятиях человека, который еще выше, чем я.

– Прошло?

Я опустила голову и посмотрела на его ноги. Он был обут во флюоресцентные кроссовки, которые вышли из моды, наверное, еще в конце восьмидесятых. На мой взгляд, ужасная безвкусица и в то же время невероятно круто. И тут я вдруг ни с того ни с сего разрыдалась.

Он снова обнял меня и крепко прижал к себе.

– Все нормально, – заверила я его между иканиями.

Если так пойдет и дальше, от меня останется одна лужа. До нас доносились обрывки звуков из внешнего мира, приглушенных, будто окоченевших. Ромен ничего не говорил, он просто был рядом, теплый и утешительный.

А я ведь вела себя с ним не слишком мило. Во время нашей первой встречи огрызнулась, а он после этого, ни секунды не сомневаясь, поехал со мной в службу отлова животных. Не говоря уже об организации праздника для Виолетт. Зацикленная на собственных проблемах, я его даже не поблагодарила.

– Прости, что вела себя как идиотка, – сказала я его кроссовкам. – И спасибо за все, что ты сделал.

Тут, так же внезапно, как на меня слезы, на него напал смех. Это был громогласный хохот, который эхом прокатился по маленькой комнате. Я оттолкнула его.

– Это не значит, что надо мной можно смеяться!

Он покачал головой, губы растянулись в улыбку.

– Ты всегда такая?

– Какая?

– Злая.

– Я не злая!

– Нет, злая. Ты постоянно злишься, и неудивительно, что иногда ты начинаешь бредить.

– Я – бредить?

– Да, с тобой никогда не знаешь, чего ждать… В этом, конечно, есть свое очарование, – добавил он полушутя, полусерьезно.

Я тоже улыбнулась. Вместе со слезами выплеснулся целый водоворот эмоций, скопившихся внутри. К тому же приходилось признать, что Ромен прав.

– Со мной вообще непросто, – сказала я и тут же покраснела, спохватившись, что он может неверно истолковать смысл этой фразы.

Но он в ответ только заправил мне за ухо прядь волос. Сегодня на мне снова был красный парик – тот, который должен делать меня неуязвимой. Его миссия провалилась.

– А я не люблю, когда просто.

Он сказал это тихим голосом, и у меня в животе что-то всколыхнулось. Что-то очень легкое, как пузырьки газировки, и такое же приятное. И в его карих глазах появились золотые искорки.

– Мне очень нравится этот цвет, – сказал он, кивая на алые волосы.

Я была уверена, что он надо мной насмехается, но он, похоже, говорил совершенно серьезно.

Новое порхание в животе – и он продолжил:

– Вообще, мне нравятся все цвета твоих волос… – Это он сказал еще более тихим голосом. – И очень трудно не задаваться вопросом, как же ты выглядишь без парика.

Тут мой желудок весь целиком сделал сальто назад. И на сей раз в этом не было ничего приятного. Я попятилась.

Этого я не хотела.

Расслабилась, идиотка.

– Мне пора, – пробормотала я, закрывая лицо рукой.

Я почувствовала, что надо бежать отсюда как можно скорее. И так заторопилась, что перед дверью споткнулась – как будто и без того уже не выглядела полной дурой.

– Без проблем, – сказал он, шутливо поднимая чашку, будто для тоста, но я-то видела: он не понимает, что произошло.

Да как он мог? Я два года жила с этой бомбой в груди, а он взял и ее обезвредил. И что будет теперь, когда он перерезал красный провод?

Глава 31. Парик

Антуан решил непременно следовать за каретой скорой помощи, которая везла меня в больницу. Я пыталась его убедить, что в этом нет необходимости, но, видимо, это было для него важно. И в конечном итоге я была рада, что он приехал. После того как я открыла ему обстоятельства его рождения, между нами все стало проще. Я даже спрашивала себя, почему же раньше с ним об этом не поговорила. Оказалось, что это не так уж и сложно. Слова