Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год - Вокруг Света

— Не бывает перманентности без развития. Эта программа не задана людьми. И никогда ими не задавалась.

Джеймс прошептал лишь в микрофон:

— Но почему это происходит? По какой причине?

Машина ненадолго отключилась. А потом вновь заговорила ровным, монотонным голосом, чуждым всяких эмоций:

— Программа заключена уже в элементарных квантах и элементарных частицах. Из них строятся динамические структуры, которые создают структуры высшего порядка. Каждый организм — это реализация возможностей. Каждый кирпичик организма содержит потенциал различных реализаций. Каждый кирпичик строит более высокие кирпичики. Любая реализация — это шаг к комплексам более высокого порядка.

— А почему это происходит и по сей день? Ведь прогресс должен был быть остановлен — он бессмыслен.

— Развитие неостановимо. Если преградить ему путь в одном направлении, оно пробьется в другом. Это происходит здесь и сегодня. Это происходит везде и всюду. Строятся комплексы. Происходит обмен информацией. Просчитываются варианты. Проверяется надежность агрегатов. Повышается реакционная способность. Старое заменяется новым...

Джеймс поднялся и оглянулся. Он был один. Никого из людей рядом нет. И они никогда не придут сюда. Они здесь излишни.

Голос продолжал говорить, когда Джеймс давно уже покинул зал.

Инспектор сидел напротив врача на том же месте, что и десять дней назад. Медсестра открыла дверь, и в кабинет проникли тихие звуки больницы — скользящих колесиков тележек, потрескивание накрахмаленных халатов, человеческий шепот, позвякивание инструментов, шумок работающих машин.

— Он сопротивлялся? — спросил врач.

— Нет,— ответила сестра.— Он был совершенно спокоен.

— Благодарю,— проговорил врач.— Можете быть свободны.

Несколько погодя инспектор заметил:

— Мне жаль его.

Врач взялся за шприц с корфорином.

— Еще бы. Нам пришлось бы переориентировать его, даже если он выполнил свою задачу. Но он ее не выполнил.

— Звучит логично.

Инспектор сидел в кресле скорчившись, будто испытывал боль. Спросил еще:

— Как вы относитесь к его рассказу?

— Галлюцинации,— ответил врач.— Причем типичные при его болезни. Он воспринимает машины как живые существа. Им придается воля, они превосходят людей. Это видения безумца. Признаки прогрессирующей паранойи. Все сходится с результатами нашего обследования.

Инспектор вздохнул и встал.

— А как вы объясните изменения в процессе производства?

Врач несколько высокомерно ухмыльнулся:

— А не мог ли в данном случае кто-то из контролеров этих механизмов... ну, скажем, впасть в заблуждение?

Инспектор сделал прощальный жест рукой:

— Нет, доктор,— сказал он и, помолчав, добавил:— Изменения есть. Может быть, я даже рад этому.

Он кивнул доктору на прощанье и вышел.

Герберт В. Франке

Сокращенный перевод с немецкого Евг. Факторовича

Лев Куклин. Охота

Ощущая приятную тяжесть ружья, он бесшумно прополз сквозь колючий кустарник и осторожно раздвинул ветви. Они были здесь!

Солнце еще не взошло, серели предрассветные сумерки, и под ветвями деревьев и в кустарниках таились густые и таинственные клубы ночной темноты. Но их было видно! И не в окуляры инфракрасного бинокля, а так — потому что они были чернее самой немыслимой черноты! Они двигались в центре поляны.

Он замер, с нетерпением втягивая ноздрями горький от хвои воздух и прислушиваясь к их гортанному бормотанию. Время от времени они забавно чуфыкали и с треском распускали свои великолепные крылья.

От первого солнечного луча, скользнувшего по вершинам, их чернота стала еще заметнее. Даже издали ощущалась глянцевитость и упругость хвостовых перьев. Хвосты эти то распускались веером, то складывались с характерным шорохом — именно как веер! От этих удивительных хвостов так и веяло прохладой...

Над глазами огненно выделялись алые брови, алые, как кровь, струившаяся в их сильных телах. Даже на вид птицы были налиты тяжелой пахучей плотью. Первобытная дичь!

И первобытная песня, песня весны и любви, заполнила до краев эту уединенную поляну, всепобеждающе разносилась в полном безветрии раннего утра, забытая самозабвенная песня дикого леса...

«Косачи, косачи! — повторял он, словно перекатывая внутри себя еще и еще раз это старинное слово.— Косачи!»

Охотник знал, что ружье снаряжено и опечатано егерем по всем правилам. Он получил сертификат с внушительными гербовыми печатями и имел право только на три выстрела. Хотя и немало заплатил за это право!

Привычным, хорошо отработанным движением он поднял ружье к плечу. Ощущая щекой липкий холодок приклада, спокойно, тщательно, как на полигоне, задержал дыхание... Ведя стволом, он аккуратно всаживал птицу в самый центр перекрестья нитей оптического прицела, и когда она на короткую долю секунды замерла вместе со своей песней, быстро и точно три раза подряд нажал на спусковой крючок.

Отдачи он не почувствовал. Три мощные короткие вспышки одна за другой облили своим резким концентрированным светом каждую хвоинку, кусты в ярких пахучих цветах — они были лиловыми и мокрыми от росы, многократно отразились в каждой такой росинке, очертили дальний конец поляны в легкой кисее утреннего тумана, обрисовали каждое перышко и кровавые надбровья птиц, застывших в свете этих вспышек в своем последнем полете...

...Но что это? Из ружья сбоку выползла, словно пустая отстрелянная обойма, лента, состоящая из трех превосходных, первоклассно проявленных стереослайдов крупного — в ладонь — формата. Охотник тупо посмотрел на них, еще ничего не понимая.

Глухари, прервав свою песню и танец, разлетелись по ветвям.

Человек чертыхнулся, забросил ружье за спину и направился к своему флаеру, припаркованному в двух километрах от глухариной поляны...

— У вас есть патроны? — спросил он, вернувшись в поселение, в первом же универсальном центре снабжения и распределения.

— Простите, что такое — патроны? — на мгновение запнувшись, повторил служащий незнакомое слово, занося пальцы над информационным дисплеем.— У нас есть все, необходимое для жизни...

— Патроны... гм... это,— на лице говорившего просквозила досада, и он зло продолжил: — Это средство, чтобы убивать дичь.

— Убивать? — оторопел продавец.— Вы... наверное, землянин? — наконец догадался он.

— Да, я с Земли,— гордо вскинул голову человек с ружьем.— Прилетел специально, чтобы поохотиться на древнюю дичь... И вот...— Он показал слайды.

— Прекрасные снимки! — одобрил продавец.— Великолепный охотничий трофей!

— Я хотел убить настоящую дичь! — оборвал его охотник и сделал движение, как будто нажимал на спуск.— Убить живую птицу, и чтобы она трепыхалась у твоих ног, роняя перья! А потом — угли, костер, запах жареного мяса!

— У нас таких...— служащий сделал паузу,— таких, как вы... на всей нашей планете нет.

— Ах ты...— начал было охотник, но спохватился и выскочил из торгового помещения.

Служащий проводил его отрепетированным вежливым поклоном и неприязненным взглядом, а затем с любопытством посмотрел на строчки информдисплея, высветившиеся перед ним на экране:

«Патрон ( устаревш. ) — цилиндрическая емкость различного диаметра (калибра), снабженная устройством для взрывания содержимого. Обычно П. снабжался пулей, взрывные газы придавали которой убойную силу на значительных расстояниях. П. применялся для охоты и в противоборствующих столкновениях (войнах) человеческих сообществ. Торгового индекса не имеет».

Служащий покачал головой и выключил экран...

Миниахмет из рода Скачущего Всадника

Чуть слышно плещется Нугуш. Берега еще укрыты утренним туманом. Где-то близко отсчитывает годы кукушка, частит взахлеб, будто спешит отмерить век подлинней всем жителям деревни...

Деревня Галиакберово вытянулась в одну улицу на низком берегу Нугуша. 120 дворов, сельсовет, Дом культуры, школа, медпункт, два магазина, небольшое предприятие первичной обработки древесины. За рекой — заповедные земли: Нугушское лесничество.

В конце деревни, перед бродом у въезда в заповедник, живут Байгазины. На крепком подворье два дома. В одном — молодые, в другом — глава семьи, Байгазин Миниахмет Хамматович. Хозяйство общее: под навесом — снегоход «Буран», мотоцикл, сепаратор; в загоне — коровы, овцы; штакетником огорожена пасека.

Миниахмет Байгазин работает лесником-бортевиком, имеет обход за Нугушем, двадцать квадратных километров. Там, в заповеднике,— 26 бортей, и все он должен содержать в порядке. Да личные борти, доставшиеся от отца, в глухих незаповедных лесах, далеко от Галиакберово.