Все, чего я не сказала - Селеста Инг

– Мам, я не сдам физику. Велели тебе сказать.

Вечером, когда Нэт чистил зубы, дверь ванной скрипнула, к косяку привалилась Лидия. Лицо бледное, почти серое, и Нэт мимолетно ее пожалел. За ужином мать от лихорадочных вопросов – как Лидия такое допустила, она что, не понимает? – перешла к прямолинейным заявлениям:

– Ты представь – вот ты стала старше и не можешь найти работу. Ты только представь.

Лидия не спорила, и перед лицом дочериного молчания Мэрилин вновь и вновь зловеще пророчила:

– Ты что, собираешься просто найти мужика и выскочить замуж? Других планов на жизнь у тебя нет?

Она еле сдерживалась, чтоб не расплакаться прямо за столом. Спустя полчаса Джеймс сказал:

– Мэрилин… – Но она пробуравила его таким взглядом, что он осекся и вилкой потыкал волокна тушеной говядины в расслаивающейся луковой подливе. Про Гарвард, про письмо, про Нэта все позабыли.

После ужина Лидия пришла к Нэту в гостиную. Письмо из Гарварда лежало на кофейном столике, и Лидия потрогала печать со словом VERITAS[25].

– Поздравляю, – тихо сказала Лидия. – Я так и знала, что ты поступишь.

Нэт злился и разговаривать не пожелал, вперился в телик, где заливались Донни и Мари[26], не успели они допеть, Лидия убежала к себе, хлопнув дверью. А теперь стояла, вся пепельная, босиком на кафеле.

Нэт понимал, чего она хочет: утешения, его самоуничижения, мгновения, которое он предпочел бы забыть. Только бы ей полегчало. Мама переживет. Все будет хорошо. Помнишь, как?.. Но он не хотел вспоминать минуты, когда отец сдувал пылинки с Лидии, а на него взирал, пылая разочарованием; когда Лидию мать хвалила, а на него не смотрела – смотрела мимо, насквозь, будто он из воздуха. Он хотел посмаковать драгоценное письмо, обещание долгожданного побега, грядущий новый мир, белый и чистый, как мел.

Не глядя на Лидию, Нэт яростно сплюнул в раковину и пальцами смахнул пену в сток.

– Нэт, – прошептала Лидия, когда он шагнул из ванной, и по дрожи в голосе он понял, что она плакала и вот-вот заплачет опять.

– Спокойной ночи, – сказал он и закрыл дверь.

Наутро Мэрилин прикнопила проваленную контрольную в кухне на стенку напротив стула Лидии. Следующие три дня с завтрака до ужина, хлопнув по столу учебником физики, подсаживалась к дочери. Лидию просто надо чуточку ободрить. Импульс и инерция, кинетическая энергия и потенциальная – все это пряталось у Мэрилин на задворках сознания. Она читала вслух у Лидии через плечо: Действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Вместе с Лидией снова и снова решала задачи из проваленной контрольной, пока Лидия не научилась всё решать правильно.

Лидия, однако, не говорила матери, что к третьему разу попросту зазубрила ответы. Весь день, сидя за столом над своей физикой, она ждала, что вмешается отец: «Мэрилин, хватит. Каникулы на дворе, ну честное слово». Но отец молчал. С Нэтом Лидия не разговаривала с того вечера (как она его называла) и верно догадалась, что и он злится на нее, – в кухню он приходил только поесть. Даже Ханна была бы утешением – маленьким молчаливым буфером, – но Ханны, как обычно, не видать. Вообще-то Ханна пряталась под приставным столиком в прихожей, чтоб ее не заметили из кухни, и слушала, как шуршит карандаш Лидии. Ханна обнимала коленки и посылала тихие терпеливые мысли, но сестра их не слышала. К рождественскому утру Лидия ненавидела их всех и не обрадовалась, даже увидев, что Мэрилин наконец сняла со стены контрольную.

Раздача подарков под елкой тоже была теперь замарана. Джеймс брал из груды свертки в ленточках, раздавал семейству, а Лидия в ужасе предчувствовала материн подарок. Обычно мать дарила ей книги – книги, о которых мать втайне мечтала сама, хотя обе они этого не сознавали; книги, которые после Рождества Мэрилин порой заимствовала у Лидии из шкафа. Лидии они всегда были не по возрасту сложны – не подарки, а прозрачные намеки. В прошлом году – «Цветной атлас человеческой анатомии», такой огромный, что на полку стоймя не влезал; за год до того – толстенный том под названием «Знаменитые женщины-ученые». Знаменитые женщины нагоняли скуку. Вечно одна и та же история: им сказали, что нельзя, а они решили все равно. Потому что действительно хотели, раздумывала Лидия, или потому что им запретили? От анатомии ее мутило – мужчины и женщины с содранной кожей, потом с содранными мускулами, а потом лишь оголенные скелеты. Она полистала цветные вклейки, захлопнула книгу и еще долго ежилась, не в силах стряхнуть неотвязное омерзение, как собака – воду после дождя.

Нэт увидел, как сестра моргает, как краснеют ее глаза, и сквозь его злость пробился росток жалости. Нэт уже одиннадцать раз перечитал письмо из Гарварда и наконец внушил себе, что это правда: его приняли. Через девять месяцев он сбежит, и от этого все остальное уже не жалило. Да, родителей больше волнует неудача Лидии, чем его успех, – и пускай. Он уезжает. Он будет в колледже, а Лидия останется. Мысль эта, наконец облеченная в слова, отдавала горькой радостью. Отец протянул Нэту подарок в красной фольге, Нэт осторожно улыбнулся Лидии, а та сделала вид, что не заметила. После трех безутешных дней она еще не была готова его простить, но его улыбка согрела ее, как глоток чаю в холодный зимний день.

Лидия простила бы брата, не взгляни она на потолок. Но что-то бросилось ей в глаза – белое пятно Роршаха, – и в голове воздушным шариком всплыло воспоминание. Все они были еще маленькие. Мать повезла Ханну к врачу, а Лидия с Нэтом остались дома одни и прямо над окном заметили громадного паука. Нэт взобрался на диван и раздавил его отцовским ботинком, оставив на потолке черную кляксу и полследа подошвы. «Скажи, что это ты сделала», – взмолился он, но Лидия придумала кое-что получше. Взяла флакон замазки, стоявший у отцовской пишмашинки, и закрасила все пятна, одно за другим. Родители так и не заметили белых крапин на кремовом потолке, а Лидия с Нэтом месяцами потом посматривали вверх и с улыбкой переглядывались.

Теперь, присмотревшись, Лидия различила бледные следы отцовской подошвы и большую кляксу от паука. Она и Нэт были союзниками. Всегда вместе, даже в такой вот мелкой ерунде. Она и не думала, что однажды это закончится. Утренний свет плеснул на стену – получились тени и ослепительные лужи. Лидия сощурилась, пытаясь отличить белый от белесого.

– Лидия?

Все деловито разворачивали подарки; Нэт в углу вставлял пленку в новый фотоаппарат; на матери поверх халата поблескивал рубиновый кулон на золотой цепочке. Отец протягивал Лидии сверток – маленький, компактный, угловатый, как шкатулка для драгоценностей.

– Это от меня. Сам выбирал.

И просиял. Обычно Джеймс предоставлял рождественские покупки Мэрилин, и с его молчаливого согласия она подписывала карточки «С любовью от мамы и папы». Но это он купил сам и спешил одарить дочь.

Если сам, подумала та, значит, это что-то особенное. Она мигом простила отца за то, что не вмешивался. Тут под оберткой что-то изысканное, драгоценное. Лидия вообразила золотую цепочку – девочки в школе носили такие не снимая, с золотыми крестиками, полученными на конфирмацию, или с кулончиками, гнездившимися в ямке между ключицами. И отец подарил ей такую же. Эта цепочка перечеркнет книги, подаренные матерью, и все последние три дня. Это будет сувенир, говорящий: «Я тебя люблю. Ты прекрасна как есть».

Лидия сунула пальцы под обертку, и на колени ей выпала толстенькая черно-золотая книжка. «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Обложку напополам разрезала ярко-желтая полоса. «Основные методы обращения с людьми. Шесть способов понравиться людям». А вверху темно-красные буквы: «Чем больше извлечете из этой книги, тем большего добьетесь в жизни!» Джеймс улыбался от уха до уха.

– Я подумал, тебе пригодится, – сказал он. – Это… ну, помогает завоевывать друзей. Стать популярной. – И он погладил заглавие на обложке.

Сердце у Лидии в груди застыло льдинкой и ускакало прочь.

– У меня есть друзья, пап, – сказала Лидия, вполне сознавая, что врет.

Отцовская улыбка дрогнула.

– Конечно. Я просто подумал – ну, ты взрослеешь, старшие классы, навыки общения очень важны. А это научит тебя со всеми ладить. – Глаза его метнулись к книжке. – Она с тридцатых годов выходит[27]. Считается, что ничего лучше об этом не написали.

Лидия с усилием сглотнула.

– Замечательно, – сказала она. – Спасибо, пап.

На другие подарки, горкой лежавшие у нее на коленях, надежды не было, но Лидия все равно их открыла. Мохнатый акриловый шарф «Орлон» от Нэта. Альбом Саймона и Гарфанкела от Ханны. От матери, как обычно, книги: «Женщины-первопроходцы в науке», «Основы физиологии».

– Я подумала, тебе будет интересно, – сказала Мэрилин, – раз у тебя так хорошо с биологией.

Она отхлебнула чаю, и от ее хлюпа Лидию по спине подрал мороз. Когда под елкой не осталось ничего, кроме скомканной бумаги и обрывков ленточек, Лидия аккуратно составила в стопку свои дары; отцовская книжка легла сверху. На обложку упала тень – отец стоял у Лидии за спиной.