Клодет Сорель - Саша Виленский

туда-сюда, пытаясь не представлять, что будет, если Андрея схватит кто-то из этих наглых мужиков с винтовками за плечами и бомбами на поясах. Обнаглевшие от вседозволенности, эти мужики бродили по городу и куражились, опьяненные неожиданным дозволением вершить безнаказанно суд и расправу.

По ночам на улицах слышались выстрелы, девушки всякий раз вздрагивали, но пока Бог миловал. Клодет хоть, отвечая новым веяниям, в Бога и не верила, но когда Андрея не было дома, время от времени поворачивалась к иконе Богоматери, шепотом произнося слова молитвы, идущие откуда-то изнутри, из вечной первобытной бабьей заботы о муже своем, непутевом и беспомощном. Сохрани его, Матерь Божья, спаси и не дай в трату — сколько раз на разных языках и в разные времена женщины молили об этом сухими от волнения губами, с ужасом представляя, что будет, если молитва до Богородицы не дойдет.

Клодет сама себя презирала за такую примитивную женскую слабость, но поделать ничего не могла. Слава Богородице, Андрей и Роман каждый раз возвращались веселые, возбужденные, вместо рассказов и объяснений обнимали сестер и, не обращая внимания на возмущенное лицо матери, растаскивали их по своим комнатам, где уже было не до расспросов.

И тогда уже мать поднимала глаза к образу Девы Марии, заученно тараторя вполголоса ничего не значащие слова. А на самом деле молила ее о дочках, чтобы счастливы были, распутницы эдакие, чтобы деток нарожали, да чтобы были здоровы их чада и домочадцы. А еще молила, чтобы поскорее кончилась эта ужасная смута, чтобы снова вся семья собралась в большом доме, хоть и без Серафима, Царствие ему Небесное. Чтобы расселись все вокруг стола, покрытого белой скатертью, да уставленного яствами как в старое доброе время. Девицы они хоть и непутевые, да еще, прости Господи, любительницами сладенького уродились, но ведь это же не беда, правда? Зато они хорошие, ласковые, добрые, дай им, Матерь Божья, счастья женского, простого, да чтоб хоть кто-то из них, зараз таких, мальчишку уже родил. Одни девки в семье, деваться от них некуда.

А вокруг становилось все темнее и теснее. Новая власть наложила «налог на буржуазию», стала отбирать дома у хозяев. Сурошниковых разорили, Челышевых, Соколовых. К Сорокиным пришли, посмотрели, пообещали, что и у них отберут. Мать заохала, а Юля попыталась ее успокоить: куда нам два этажа? Все равно второй сдаем, пусть, подавятся, черт с ними. Главное, чтобы самим оставили крышу над головой, а то с этой братии станется.

Думу разогнали, газеты позакрывали, на Заводской, в двух шагах от них, открыли какой-то «клуб коммунистов», из-за этого улица была постоянно заполнена злыми мужиками с оружием. Памятник Александру II Освободителю на Алексеевской досками заколотили. Хорошо хоть не снесли.

Андрей и Роман обсуждали каких-то чехов, которые должны были двигаться через их город в Европу. Ехали они почему-то на восток. Какие чехи? Откуда на Волге чехи? Андрей объяснил, что это бывшие пленные, насильно мобилизованные в австро-венгерскую армию. Они во время войны целыми батальонами сдавались в плен русским, и теперь горят желанием повернуть штыки против Австрии и отвоевать независимость своей родины. Из этих чехов сформирован целый корпус, и есть договор с Антантой, что им будет позволено вернуться домой. Но так как через охваченную войной Европу попасть в Чехию решительно невозможно, то поедут они туда через Владивосток, совершив кругосветное путешествие. И будут биться там с немцами и австрийцами. Он объяснял еще что-то, но Клодет пропустила это мимо ушей, особо не вслушиваясь. А вот свояки этими чехами почему-то были весьма заинтересованы. По вечерам сидели над географическим атласом, переворачивали страницы и тихо переговаривались:

— Слышал, что было в Пензе?

— Конечно. Нечего говорить, сегодня чешский корпус — единственная боеспособная сила на всей территории империи. Какая там «красная гвардия»!

— Проблема в том, что чехословаков интересует не борьба с большевиками, а только и исключительно возвращение на родину. Как они могли ту же Пензу оставить?! Разве не понятно было, что туда вернутся красные, и устроят резню.

— Самара — не Пенза. Если они смогут дать нам хоть какое-то время для наведения порядка, то пусть себе едут дальше, — Роман откинулся на стуле. — Тут мы уже сами справимся.

По мере приближения чехов, в городе становилось все тревожней. Приехал какой-то комиссар Яковлев, объявил себя командующим фронтом, следом началась мобилизация, которая ничем, впрочем, не кончилась — Яковлев набрал всего несколько сот человек, бросил их к станции Липяги с требованием остановить наступающие части корпуса чехословаков. Но, похоже, действительно в России не было никого, кто мог бы оказать хоть какое-то сопротивление братьям-славянам. Чехи прошли сквозь «армию» Яковлева практически ее не заметив. Одних перебили, другие потонули в реке Татьянке, пытаясь скрыться от преследования. Сам же Яковлев и его штаб погрузились на пароход и отчалили, приказав оставшимся стоять насмерть.

Стало понятно, что город вот-вот падет. Андрей и Роман попрощались с девушками, объявив, что в такой час не могут оставаться в стороне от происходящего, они давно готовятся к восстанию, участвуя в подпольной офицерской группе, и вот сейчас настал решительный момент. Оба стремительно исчезли, чтобы избежать слез и упреков.

Юлия пошла плакать в свою комнату, а Клодет ужасно разозлилась на своего Зеленина. Мог бы и раньше сказать ей, не чужие люди, неужели он не понял, что ей можно доверять? Мужчины. Ничем не прошибешь эту их уверенность, что они непременно обязаны вмешиваться во все происходящее. Неужели нельзя было просто тихо и мирно жить, спокойно, без всех этих глупостей. Переждали бы эту ужасную годину, все когда-то кончается. Нет. Без них, видите ли, не обойдется. Мало им было окопов? Снова пострелять захотелось?

— Не навоевался?! — хотелось ей бросить Андрею в спину, но он ушел слишком быстро, и сарказм пропал втуне.

О том, что его могут убить, она старалась не думать.

Еще и дождь этот — вселенский потоп. Льет и льет, прямо стеной.

Под такой ливень очень хорошо спится. Если бы только мужья были дома. «Может, пореветь, как Юля?» — подумала она, но не стала. Закуталась в шаль, села у окна, вглядываясь в льющуюся потоками воду, и, вспомнив о том, как когда-то мечтала петь в Париже, все-таки немножко поплакала. А потом прямо на стуле и задремала.

Утром в город вошли чехи. Последние красные заперлись в этом своем «клубе коммунистов», но было понятно, что долго им не продержаться. К 9 утра они и сдались, вышли с белым флагом под гарантии, что их не отдадут толпе на самосуд.

Пленных вели через