Старинные гербы российских городов - Надежда Александровна Соболева

XVIII в., исключим гербы с пометой «старый» (о них еще будет рассказ), а также гербы, которые имелись у ряда городов до присоединения их к России. Получим примерную цифру 350. Если принять эту цифру за 100 %, то ок. 32,5 % составляют гербы, в которых отражены сведения о развитии в городе (и его округе) хозяйства (промыслы, производство, земледелие, скотоводство, садоводство, пчеловодство) и торговли; 25,5 % — о природных условиях (животный и растительный мир, местоположение); 16,5 % — «говорящие» гербы; 5,5 % — архитектонические сюжеты; 5,5 % — этнографические сюжеты; ок. 4,5 % — исторические сюжеты; ок. 3,5 % — знаки верховной власти; ок. 2,5 % — церковные сюжеты; ок. 2,5 % — варианты герба более древнего города.

Предметы, избранные для выражения всех этих сюжетов и понятий, очень разнообразны, причем часто один и тот же предмет символизирует не совсем одинаковые понятия. Например, копь в гербах городов Починки, Бронница, Томск означает, что здесь были конные заводы, а в гербе города Данков — лошадиные ярмарки; пушные звери в некоторых гербах свидетельствуют о животном мире городской округи, а также могут символизировать пушной торг и т. д. И тем не менее в подборе символов существуют определенные закономерности. Так, никогда изображение пристани не ассоциируется, предположим, с обширной пашней или высокими урожаями, которыми славится городская округа. Хлебный же колос или сноп ржи в гербе города не употребляются как символы торговли; кадка с дегтем, тюк товара — как символ высокого уровня земледелия и т. д. О чем это говорит? О том, что предметы, изображенные в городском гербе, не выбраны произвольно. И несмотря на кажущийся бытовизм, они символичны. Символизируют специфику города.

Значит, при всей условности гербовых изображений можно усмотреть в их сюжетах черты, характеризующие облик русского города XVIII в.

Еще яснее проступает в символике городских гербов правовой момент. Несмотря на то что сами по себе знаки верховной власти, казалось бы, не так часто составляют эмблему городского герба, символ самодержавия присутствует почти в каждом отличительном знаке города, ведь верхняя его часть — наместнический герб, в котором, как правило, изображены держава, скипетр, корона, знамя с гербом, княжеская шапка и пр. Иногда, мы об этом говорили выше, там находит себе место и двуглавый царский орел. Знаки верховной власти дополняются церковными символами: благословляющая рука, крест, святой.

Таким образом, в российской городской символике сделан сильный акцент на пропаганду официальной идеологии. В то же время своеобразная конструкция российского городского герба визуально воплощала суть правительственной политики по отношению к городу: город (это показано при помощи «подчиненности», вторичности городского герба) имеет самостоятельность (самоуправление) по монаршему благоволению (символ верховной власти над городским гербом). Во внешней форме городского герба нашла отражение и политика правительства по урегулированию административно-территориального устройства России. Форма герба (вверху — наместнический (губернский) — основной, внизу — городской — подчиненный), которая сложилась в процессе массового городского герботворчества, соответствовала реальной структуре административного деления, состоявшегося в России. Позднее, в XIX в., форму герба еще более усовершенствовали. При помощи таких элементов, как короны различного вида, обрамление гербового щита, можно было по городскому гербу судить о его значимости в государстве, количестве населения, характере экономического развития.

Итак, городские гербы визуально показывают нам, какой знак они собой представляют. Изучение же документального, исторического материала дает в руки исследователя факты, позволяющие объяснить, почему Россия в официальном порядке вдруг решила создать у себя систему городских гербов, институт городского герба.

В том, как создавался в России в 1775–1785 гг. этот институт (массовость законодательных актов, подчеркивание необходимости оформления уже существовавшего герба, например в прибалтийских городах, особым пожалованием Екатерины II; изготовление каждому городу жалованной грамоты с красочным гербом, введение в городском делопроизводстве печатей с гербом города и т. д.), ощущаются определенные нарочитость, претензия на внешний эффект, помпезность. Со стороны русского правительства это был шаг, аналогию которому трудно найти в истории европейских государств того времени. Реально представляя себе классовую сущность городского законодательства последней четверти XVIII в., в этом санкционированном верховной властью массовом «действе» по созданию городского символа видишь мероприятие, рассчитанное на соответствующее воздействие на общественное мнение относительно реформаторской деятельности Екатерины II. Ведь по Городовому положению 1785 г. «новые действительно городские учреждения получили… очень и очень скромную долю самостоятельности». Это отмечали еще русские буржуазные историки, в частности И. И. Дитятин. Фактическая власть в городе передавалась представителям дворянства, но не горожан, что соответствовало всей политике царского правительства, направленной на укрепление существующего общественно-политического строя и усиление диктатуры дворянства на местах. В этих условиях внедрение городского знака, который призван был символизировать городское общественное самоуправление, производит впечатление камуфляжа. Внешне эффектные оформления городских привилегий, как щитом, прикрыли формальность провозглашенного правительством Екатерины II городского переустройства, классовую феодально-крепостническую сущность реформ 1775–1785 гг. Однако нельзя забывать о фоне, на котором свершился этот акт верховной власти. Фоном же служила не укладывавшаяся в рамки официальных распоряжений деятельность различных лиц и организаций в связи с учреждением городского символа. На этом фоне действия правительства приобретают характер своеобразной поддержки сверху общественной инициативы по оформлению, пусть чисто внешнему, муниципальной автономии. Последняя представляет собой одно из звеньев в цепи преобразований городского устройства. Вопрос о ней отражает социально-экономическое- развитие русского города XVIII в., в котором складывались буржуазные отношения и удельный вес которого в рамках феодально-крепостнической системы все более возрастает.

Не случайно такой быстрой была реакция на законодательное введение городских гербов. Они немедленно включаются в городское делопроизводство. Так, уже в январе 1786 г. в «Генеральной записке о исполнении городового положения» о Санкт-Петербурге говорилось: «гербы во всех городах губернии утверждены», «печать градского общества изготовлена». В то же время городовое положение вошло в силу в Москве, а через год — в большинстве других губерний. Городские печати с конца XVIII в. вплоть до 1917 г. обычно несли изображение герба города. Известны примеры такого «уважительного» отношения к городскому знаку, как изображение его на флаге, вывешенном на общественных городских зданиях. Кажется, что теперь город не мыслит себя без герба, собственного отличительного знака.

Если в давние времена представители дворянских фамилий спорили, чей род древнее, то теперь многие города пытаются доказать: их герб известен «от древних времен», стараются «состарить» собственный герб. Такие заявления поступили из Владимира, Белозерска, Казани, Свияжска, Вологды. Городам Мурому и Воронежу гербы были пожалованы по указу Екатерины II, но оттуда пришли сообщения, что эти города имели старые гербы и их описания по военному знаменному гербовнику. Некоторые города изобретают легенды о пожаловании им гербов издавна, задолго до указов Екатерины II. Например, шлиссельбуржцы считали, что герб — ключ под короной — пожаловал им Петр I в 1702 г., а жители Павловска Воронежского наместничества — что герб пожалован в