Держи меня крепче (СИ) - Малиновская Маша

— Тебе, наверное, заниматься надо, — киваю на стол с учебниками и тетрадками. — А не со мной возиться.

— Вот приедем, и дозанимаюсь.

— Приедем? Откуда? — кажется, я ослышалась.

— Из общаги. Заберём твои вещи.

А вот теперь точно ослышалась.

— В каком смысле мы их заберём?

Поставив вымытую кружку на сушилку, Ларинцев поворачивается и смотрит так, будто я сейчас несусветную глупость сморозила.

— Ты там больше жить не будешь.

Не вопрос, не предположение, а утверждение. И сказанное таким тоном, будто это истина и обсуждению никакому не подлежит.

— А где же я буду жить, прости за любопытство? — внутри шевелится раздражение, и я складываю руки на груди.

— У меня пока поживёшь, а потом что-то придумаем. Может, к подруге своей опять вернёшься.

Шок от его слов на лице скрыть не получается. Я даже ответить сразу не нахожусь ничего. Вот так вот просто он решил, что и как мне делать.

— Вот как? — голос начинает вибрировать от злости.

— Именно так, — Максим останавливается напротив и снова смотрит прямо в глаза взглядом, не терпящим возражений. Что вообще за привычка такая — неотрывно в глаза смотреть во время разговора? — Нина, в общагу ты больше не вернёшься.

— Это не тебе решать.

Мы замираем друг напротив друга, сверля глазами. Я не понимаю, почему он так давит на меня, я не привыкла, чтобы кто-то что-то за меня решал, не оставляя права выбора. Мама могла настоятельно советовать, но решение всегда принимала я сама. А теперь столкнулась с тем, что кто-то пытается указывать мне, что делать.

— Давай, Нина, — говорит тихо, — спроси, кто я такой, чтобы решать за тебя. Чтобы указывать, что делать.

Внутри всё протестует, но подобный вопрос я задать ему не решаюсь. Волнение отзывается покалыванием в плечах и оглушающим стуком в груди. Я до боли прикусываю зубами нижнюю губу, чтобы не сказать в ответ что-то резкое и обидное. Но тут же вздрагиваю, потому что правая ладонь Максима ложится на косяк двери рядом с моей головой, а губы жёстко прижимаются к моим. Чувствую, как его пальцы путаются в моих волосах на затылке. Чувствую, как подгибаются колени. Как по спине пробегает озноб.

— А это даёт мне хоть какое-то право волноваться за тебя?

Внутри калейдоскопом смешиваются чувства. Сказать, что я этого не желала? Что не трепетала при его прикосновениях и внимательных взглядах? Значит, соврать. Но к столь быстрому и открытому проявлению я оказалась не готова. Ведь я уже решила для себя, что такие парни, как Ларинцев, не для меня, я ведь видела, как он относится к девушкам. Делить сразу с несколькими, играя в пошлые игры? Или если вспомнить его разговор за клубом с той Леной из его коллектива.

«Именно так, Нина, в общагу ты больше не вернёшься»

«Я способен и на более нехорошие вещи. Но тебе об этом знать необязательно»

Закрываю глаза. Я вообще и думать не собиралась сейчас о парнях. Не могу. Слишком быстро и слишком страшно.

— Ты хороший друг, Максим, — стараюсь говорить ровно, заставив себя открыть глаза и посмотреть на Ларинцева. — Спасибо, что выручил. Но мне пора.

Выныриваю из-под его руки и ускользаю в коридор. На вешалке нахожу свою куртку, рядом сапоги. Наверное, Максим забрал их из моей комнаты. Дрожащими руками застёгиваю замки, отпираю дверь и вылетаю в подъезд. В висках стучит пульс, ладони становятся влажными. Когда лифт закрывается, я без сил опускаюсь на корточки и закрываю лицо ладонями. Истеричка. Я точно истеричка. Меня только что поцеловал один из самых классных парней университета и предложил остаться у него на неопределённое время, а я назвала его другом и сбежала, сжимая горящие губы.

Словно Скарлетт О'Хара, во время бури в душе я стремлюсь домой. Так и сейчас. Не хочу анализировать ситуацию с Максимом. Я собираю вещи, отпрашиваюсь у декана по телефону на два дня и предпоследним автобусом отправляюсь в родной городок к маме.

Максим.

Охренеть, бл*дь. Друг. «Ты хороший друг, Максим»

— Рома, ты во сколько сегодня в «Ампер» едешь? — сейчас не задумываюсь о том, правильно или неправильно в этой ситуации злиться. Просто злюсь. И точка.

— Часам к десяти, а что? Тебя подхватить?

— Да. Лию с Алиной тоже.

— Воу, бро, полегче. Передоза не будет?

Запускаю хренову стиралку со своей футболкой и полотенцем, чтобы не пахли Малиной. С удовлетворением смотрю, как прокручивается барабан и ткань намокает, смывая её следы.

— Ты же знаешь, что не будет.

— А что случилось-то, Макс? Мышка ускользнула в свою уютную норку, а ты только облизнулся.

— Она сказала, что я хороший друг.

— Так и сказала? — я слышу, как этот мудак прыскает. А ещё другом зовётся. — Прям обозвала. А ты ей не показал, что по-дружески тоже можно до оргазма?

— Ромыч!

— Ладно, молчу. Тебе уже давно пора снять стресс, Макс. До вечера.

Отбрасываю телефон на диван, падаю в кресло и закуриваю. Смотрю на горящий уголёк, и внутри так же разгорается огонь, который я выпускаю нечасто. Давно научился его контролировать. Но сегодня я снимаю рамки. Вовремя ты сбежала, Нина-малина. Целее будешь.

Глава 29

— Дочь, — мама смотрит внимательно. — Совсем разболелась? Ты что-то сама не своя.

— Мамуль, не беспокойся, всё нормально. Горло просто немного болит.

Я натягиваю рукава флисовой пижамы на костяшки и грею пальцы о чашку чая. Горло действительно разболелось, вечером даже температура небольшая поднялась, так что отпросилась у Жанны Викторовны я не зря. Девчонки обещали завтра сбросить мне все задания и лекции, что будут на парах. А сейчас что-то совсем расклеилась, раззевалась. И времени-то не поздно ещё, половина десятого вечера только, а меня в сон клонит. Замёрзла в автобусе, до сих пор теперь отогреться не могу.

— Нина, ты мёд бери. Я его по знакомству купила, хороший.

— Угу, — мёд и правда вкусный, только горчит немного.

— И в общежитие тебе баночку положу.

Замечаю, что мама как-то уж слишком ровно держит спину. Напряжена. Так обычно бывает, если она хочет о чём-то со мной поговорить, но не решается. Однако, я предполагаю, на какую тему, поэтому не хочу помогать ей. Буду рада, если он так и не решится.

— Нин, — она оборачивается ко мне всем корпусом. Кажется, всё же решилась. — Я тут это… балетки твои старые нашла. И пуанты.

Молча поднимаю на неё глаза, продолжая педантично слизывать мёд с ложки.

— Подумала, может, ты захочешь забрать их с собой в город.

— Зачем?

Мама немного теряется, а я ощущаю укол совести. Так нельзя, она ведь ничем не заслужила подобного обращения. Мама всегда гордилась тем, что я танцую, но позволила мне выбирать самой, когда я так и не смогла вернуться к станку. Приняла мой выбор и поддержала. Так почему я сейчас так жестока с ней?

— Нет, мам, не надо, — говорю мягче. — После конкурса я не собираюсь продолжать.

— Нина, а этот мальчик… Максим, кажется? — мамин взгляд становится серьёзнее и проницательнее. — Он вообще откуда? У вас… серьёзно всё?

— Мам, — опустить чашку на стол получается чуть громче, чем нужно. — Он из моего университета, с четвёртого курса. Мы просто друзья, я же уже говорила тебе.

Да, именно так. Просто друзья.

Чувствую, как опять начинает дико першить в горле, даже кашель душить начинает.

— Я пойду к себе, ладно? Хочу выспаться.

— Конечно, милая, иди. Чаю ещё возьмёшь?

Киваю, и мама заботливо наливает ещё одну кружку, бросает в неё кусочек лимона и целует меня в макушку. Я вижу, что ответом моим она не удовлетворена, но на разговоре не настаивает. Да и не о чём говорить. Я не хочу ни говорить, ни думать о Ларинцеве. Потому что просто не знаю, как у этому всему относиться.

Забираю кружку, прихватив пару овсяных печений, и отправляюсь к себе в комнату. Ноут решаю не включать, ведь и правда стоит выспаться.

Забираюсь под одеяло и снимаю блокировку с телефона. Нахожу в библиотеке заброшенную несколько дней назад книжку и погружаюсь в жизнь Мелиты и Бианиса, снова нашедших друг друга спустя десять лет скитаний в параллельных мирах.