Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли

– Спасибо, гражданочка…  – девушка немного окала:

– Или она из Ярославля, – покупательница ссыпала сдачу в дерматиновый кошелек, – вроде недавно и оттуда был поезд…  – продавщице, стоявшей на бойком месте у входа в вокзал, было недосуг следить за расписанием:

– За деньгами бы уследить…  – она подышала на пальцы в обрезанных шерстяных перчатках, – на вокзале всегда всякая шваль отирается…  – проводив девушку глазами, она услышала развязный голос:

– Два с мясом, только заверните в бумагу…  – рыжеватый парень, в прохладной не по сезону замшевой куртке, держал букет пышных астр:

– Пижон какой, – подумала женщина, – на свидание идет, решил пофорсить перед барышней. Но пирожки он все равно покупает, пусть и не при ней…  – она сунула пирожки в ленту:

– Бумаги нет, – отозвалась продавщица, – ничего, не обляпаешься…  – что-то буркнув, парень направился вразвалочку к обитой дерматином скамье рядом с газетным киоском. Передовица «Правды» на прилавке сообщала об открытии XXII съезда партии:

– Небывалым, героическим подъемом промышленности и сельского хозяйства встретил Советский Союз знаменательную дату…  – женщина за лотком широко зевнула, – в съезде участвует почти пять тысяч делегатов, представителей рабочего класса, советского крестьянства и трудовой интеллигенции…  – за стеклом ларька красовалась новая «Роман-Газета» с фотографией вальяжного мужчины: «Василий Королёв. Партизанские были». На обложке красная кавалерия сминала строй белых, под копытами коней валялись изуродованные пулеметы.

Бросив скептический взгляд на киоск, давешний юноша вытянул из кармана пестрый томик в бумажной обложке. Продавщица решила:

– Пижон, он и есть пижон. Делает вид, что читает на иностранном языке…  – кусая сразу от двух пирожков, юноша зашелестел страницами. Продавщица обвела глазами высокий, зал:

– Богомолка тоже здесь, – поняла она, – она, кажется, приехала в Москву с отцом…  – невысокий, крепко сбитый мужичок лет пятидесяти, носил черную повязку, закрывающую утерянный глаз. На непокрытой голове серебрился короткий ежик:

– Инвалид войны, – женщина отвела взгляд, – неудобно его разглядывать…

Инвалид тоже щеголял в самых обтрепанных вещах, сером ватнике и подшитых валенках. Они с девушкой расстелили салфетку на скамейке. Из рюкзака богомолки появились вареные вкрутую яйца, черный хлеб и заветренные коржики:

– Фляга у нее тоже при себе, – прищурилась продавщица, – аккуратная девушка…  – мужик неожиданно изящно очистил яйцо:

– У него повадки другие, – поняла женщина, – наверное, он из реабилитированных. По лицу видно, что он не простой человек…

Несмотря на полуседую щетину, покрывавшую впалые щеки, лицо незнакомца казалось отдохнувшим. Выкинув куски ленты в урну, парень замотал вокруг шеи дорогой, мягкий шарф. На улице сеял мокрый снег вперемешку с дождем. На следующей неделе, к годовщине революции, ожидались первые заморозки. Проводив глазами выскочившего на улицу пижона, продавщица увидела, что девушка грызет коржик. Прибрав салфетку, инвалид вытащил пачку папирос:

– Здесь курить нельзя, дядя…  – тихо сказала Маша. Герцог усмехнулся:

– Я умею читать…  – он почти весело фыркнул, – как говорится, не учи ученого…  – сверившись с вокзальными часами, он велел:

– По коням. Хорошо, что ветка прямая, меньше проболтаемся в метро…  – Маша удивилась:

– Вы хотели поехать в Марьину Рощу, нам надо сесть на троллейбус…  – герцог нахлобучил на голову поношенную кепку, прикрывающую уши:

– Сначала нам надо в парк Сокольники…  – быстро собрав остатки провизии, он вскинул на плечо рюкзак:

– Надеюсь, карта твоего отца верна и за пятнадцать лет никто его схроны, как говорили на войне, не тронул…

Покинув вокзал, инвалид и девушка пошли к неоновой букве «М», переливающейся над входом в метро.

Сложнее всего оказалась отыскать подходящее место для свидания.

Сунув астры под расстегнутую куртку, Павел нащупал в кармане связку ключей. Приводить Дануту, как звали девушку, на Патриаршие пруды, было невозможно:

– Надя еще на гастролях… – Павел сверился с табло Ленинградского вокзала, – но Аня здесь. Она может вернуться в квартиру в любой момент. И вообще, в подъезде вечно торчат милиционеры…  – у него имелся паспорт гражданина Бергера, Павла Яковлевича, с московской пропиской, но москвичам номера в гостиницах не сдавали:

– То есть сдают, наверное, – хмыкнул Павел, – но надо предъявлять ходатайство организации…

В любом случае никто бы не поселил в одну комнату постояльцев разного пола, без свидетельства о браке:

– В гости Дануту тоже бы не пустили, – вздохнул юноша, – тем более, она иностранка…  – полька, по ее словам, приехала на год в Москву по студенческому обмену. Павел в очередной раз порадовался своей предусмотрительности. Гражданин Бергер по паспорту отпраздновал совершеннолетие. Данута оказалась всего на год его старше:

– Ерунда, – улыбнулся подросток, – год большого значения не имеет. Она решила, что мне двадцать лет, или даже больше…  – девушка удивилась его изысканным манерам:

– Ты не похож на русских парней, – с милым акцентом сказала она, – по крайней мере на тех, кого я встречала…  – Павел отговорился любовью к истории:

– И вообще, – весело добавил он, – не все мужчины в СССР болеют за хоккей и пьют пиво…  – Данута призналась, что Павел напоминает ей героев Толстого:

– Князя Андрея Болконского, – девушка задумалась, – или…  – она пощелкала пальцами, – Долохова…  – Павел даже смутился. Данута встряхнула черноволосой головой:

– Или дворянина из романов Сенкевича…  – Павел читал дореволюционное издание «Огнем и мечом»:

– Данута хорошо знает русскую классику, – понял он, – с ней интересно и без…  – он почувствовал, что краснеет. Пока они только несколько раз целовались, когда Павел провожал девушку в новый район рядом с Университетом:

– Она делит квартиру с другой студенткой…  – он выбросил окурок, – ей неудобно приглашать меня даже на кофе…  – нежелание приводить Дануту домой Павел объяснил тем, что живет с сестрами:

– Мы сироты, – заметил он девушке, – как и ты. Наши родители погибли после войны…  – больше о семьях они не разговаривали, но Павел знал, что Данута выросла в приюте:

– Она понятия не имеет, кто ее родители, – помрачнел юноша, – они могли быть партизанами, или евреями…  – Данута больше напоминала еврейку, чем он сам:

– Она похожа на Аню и Надю, – подумал Павел, – только у нее волосы совсем черные…  – вьющиеся локоны спускались на стройную спину, нос девушки украшала изящная горбинка:

– Но она католичка, то есть тайная католичка…  – о встрече в костеле они тоже не говорили. Данута объяснила посещение церкви чистым любопытством. Павел понимал, что девушка не хочет признаваться в религиозности:

– Она комсомолка, учится в университете, а меня она едва знает. Она не расскажет мне, что ходит на мессу или исповедуется…  – крестик девушка, правда, не носила.

До прибытия поезда оставалось пять минут. Данута уехала на выходные в Ленинград:

– Она жила в студенческом общежитии, – подумал Павел, – даже если бы я туда отправился, мы бы не смогли увидеться, как положено…  – он в очередной раз покраснел. Павел, в общем, знал, что надо делать:

– В ГУМе я тоже побывал, – рядом с ключами лежала картонная упаковка, – то есть в туалете ГУМа…  – в туалете ГУМа ловкие ребята продавали с рук заграничные сигареты и жвачку, презервативы и яркие журналы. Павел предполагал, что с его знанием языков, он может сделать неплохие деньги, отираясь у гостиниц, где селили иностранцев:

– Но за нами следит Комитет, – напомнил он себе, – нельзя рисковать. Хорошо еще, что меня, подростка, они почти не сопровождают. За Аней всегда таскаются топтуны, как она их называет…  – сестра, как и сам Павел, ловко отрывалась от слежки. Павел не пожалел денег на британские презервативы, с раскинувшей крылья птицей на эмблеме компании «К и К». Советские изделия, по слухам, никуда не годились. Он купил и журнал на английском языке: