В пещерах мурозавра - Наталья Суханова

Они как раз пробрались через особенно узкий лаз, и Людвиг Иванович посадил их отдохнуть, пока разведывал дорогу дальше.

- Какая ж в царстве небесном работа, темное вы существо? - сердито отозвалась Матильда Васильевна.

- Да уж, значится, есть работа у бога, - гнула свое Тихая, - делать не переделать, сколько коленей, и всех к себе забираеть!

- "Коленей"? Вы хотите сказать, поколений?

- Чего хочу сказать, то и говорю. Ето по-твоему - поколени, а по-нашему колени. Восемь колений, так и в писании сказано.

- Постойте-постойте, но ведь это в аду работа, а в раю блаженство и отдых.

- Саванаторий! - скривилась насмешливо бабушка Тихая. - Саванаторий на тыщу тыщ человек! Эка, по-твоему, бог глупей твоего?!

- Выходит, по-вашему, в раю хуже, чем на земле?

- На земле на себя работаешь, а там на бога. На земле - што? Заработал на брюхо - и отдыхай. Там отдыхнуть не дадуть.

- Нюня, скажи хоть ты ей, деточка!

- Никакого ада и рая нет, - примирительно сказала Нюня.

- Хорошо бы, - буркнула недоверчиво Тихая, но, покосившись на Бабоныку, прибавила: - Хто на земле свое отработал, могуть помереть, а хто бездельничал, того бог до смерти не допустить - больно жирно будеть.

И тут на них выскочило неведомое существо. Ростом оно было, как муравей, но с головой вдвое, а то и втрое меньше; талии у него не было, да и вообще туловище, не в пример муравьиному, мягкое и упитанное, переходило в брюхо, загибающееся вверх.

- Ах, - сказала Бабоныко и спряталась за Тихую.

А Нюня схватила подвернувшийся камень и швырнула в пришельца.

Так же бесшумно, как появился, незнакомец исчез.

- О господи, - вздохнула Матильда Васильевна, - я и в самом деле подумала, черт какой-то. А всё вы, всё вы, Тихая, со своими отсталыми разговорами.

- Я не отстаю, - огрызнулась Тихая. - Ето ты со своей халатой чумазой за кажен камень цепляешьси - аж Нюнька тебе проташшить не можеть.

- Да тише вы, неразумные! - сказала, как взрослая детям, Нюня. - Будете так ругаться, на вас еще не такое наскочит.

- Людовик Иванович, где вы?! - тихонько крикнула Бабоныко.

- Лютик Иваныч, тебе не сождрали?! - крикнула и Тихая.

В отверстии показался свет фонарика, и Людвиг Иванович, отряхивая волосы и одежду, спрыгнул в камеру.

- Нет, не сожрали. Присыпало только немного. Хуже другое - Фиминых отметок дальше нигде нет.

- Может, это уже новый ход, а тот засыпан? - предположила Нюня.

- Возможно. Что ж, давайте пораскинем мозгами, где вероятнее всего можем мы обнаружить Фиму.

- Пораскинем, пораскинем, - проворчала Тихая. - Нычихе вон и раскидывать нечего - все давно пораскидала.

- Я очень сожалею, - сказала с достоинством Бабоныко, - что в нашем трудном и ответственном путешествии мы находимся в одном экспедаже с таким грубым, неучтивым человеком!

- Дядя Люда, мне кажется, уж у царицы-то муравьиной Фима обязательно побывает."

Лишь бы с ним ничего не случилось", - тревожно подумал Людвиг Иванович, а вслух сказал:

- Ну, что ж, поищем камеру царицы. Она должна быть где-то в центре муравейника.

Глава 28

Встреча с преступником

То, что слышали Людвиг Иванович и его отряд в гулком тоннеле, было не криком о помощи (не к глухим же муравьям было обращаться) и не стонами (Фимка был цел и невредим, хотя и засыпан), а песней:

Смелого пуля боится,

смелого штык не берет!

Фимка спел ее, когда почувствовал, что, кажется, испугался. Испугался же Фимка в тот момент, когда до него дошло, что он даже не знает, в какую сторону копать.

Спел он только две строчки, пока не ощутил, что самый испуг прошел. Положение было, конечно, опасным, может быть, даже безвыходным, но едва прошла паника, Фимка понял: надо думать, а не бросаться из стороны в сторону. И воздух надо экономить. Вот почему, справившись с первым испугом, петь Фимка перестал.

Прежде всего он решил восстановить в памяти последние мгновения перед тем, как его завалило. Назад или вбок отскочил он под каменный навес? Сосредоточиться! Главное - сосредоточиться!

Хорошенько все обдумав, Фимка принялся рыть тесаком ход, не забывая его утрамбовывать и укреплять камнями и палками, если они попадались.

Он рыл уже, наверное, полчаса, когда услышал, что кто-то роет ему навстречу. Фимка совсем забыл, где он находится, и в первую минуту закричал: "Я здесь! Я здесь!" Но тут же опомнился. Замер. Остановился и тот, снаружи. Фимка взялся за тесак, и тот, снаружи, заработал тоже. Кто это был? Муравей? Или какой-нибудь приживал? Хорошо еще, если приживал-попрошайка! А если хищный, решивший его прикончить? В муравейнике полным-полно приживалов! Фимке даже пришлось еще раз медленно, внятно пропеть:Смелого штык не берет!..

Ну, что же, решил он, в самом деле, маловероятно, чтобы это был муравей, они же глухие; но кто бы это ни был, он роет к нему проход. В конце концов есть оружие, и, если не пугаться, всегда можно успеть им воспользоваться.

Пока Фимка думал, тот, снаружи, не работал. "Ещё уйдет!" - испугался Фимка и взялся за тесак.

Отковырнув последний пласт земли, тот, снаружи, даже царапнул Фимку. Фимка отскочил назад, выставив перед собой фонарик - фух, перед ним торчала мордашка муравья, еще очень маленького, наверное, только-только из кокона. Лишь сейчас Фимка сообразил, почему мураш копал, когда Фимка стучал тесаком, и переставал копать, когда Фимка замирал. Муравьи часто откапывают заваленного собрата, и попавший в беду подает знак стуком. У муравьев нет ушей, но сотрясение земли они ощущают всем телом. "Впрочем, может, у них и есть какой-нибудь особый орган слуха", - подумал Фимка и посмотрел задумчиво на своего маленького спасителя. Тот только что прочистил дыхальца и антенны и теперь смешно и неловко пробовал "поговорить" с Фимкой, поводя антеннами по тому месту, где у Фимки, будь он муравьем, должны бы тоже торчать антенны. Не найдя их, мураш неловко потоптался на месте.

Фимка понимал его растерянность - по запаху он, Фимка, был муравей муравьем, но ведь насекомые не просто чуют запах, они его как бы видят: это запах длиной в столько-то миллиметров с шестью ножками, а это хоть точно такой же длины запах, однако ножек всего четыре. Но мураш, только что вышедший из кокона, не подозрителен и незлобив. К тому же главное все-таки не форма, а запах. Ну, и, наконец, жизненный опыт - это жизненный опыт, а Фимка был чуть ли не первым существом, с которым столкнулся мураш, и после секундной растерянности он принял Фимку как должное.

- Надо же, - пробормотал мальчик, - такой маленький и уже спасаешь!

Он похлопал мураша по боку. Тот принял это за приглашение поделиться пищей, но зря старался - в зобике его еще ничего не было.

Фимка погладил мураша, и тому это, видно, понравилось. Фимка подумал и провел мелком по его панцирю. "Вот будет здорово, - подумал он, - я уже снова стану большим, и на мой письменный стол вдруг прибежит меченый муравей".