Ягодное лето - Катажина Михаляк

Ничего подобного.

Габрысю вместе с четырьмя другими участницами сразу провели в гримерку, там переодели в бесформенное, неопределенного цвета платье, в котором она выглядела словно ведьма, которую ведут на костер. Волосы, которые она помыла с утра, собрали в такой тугой пучок, что у Габрыси глаза на лоб лезли в буквальном смысле этого слова, и красивый макияж стерли, и красивое ожерелье сняли. И только кольцо ей позволили оставить – после короткого, но упорного спора.

В двенадцать часов, в субботу, двенадцатого июня вся Польша приникла к своим телевизионным экранам, чтобы в первый, но не в последний раз увидеть участниц широко разрекламированного шоу «Чудовище и красавица». В этот вечер их должны были представить публике – только представить. Потом их отправят в клинику, где над их превращением будут работать специалисты по женской красоте.

Атмосфера вокруг программы была роскошная. К Дворцу культуры подъезжали лимузины ВИПов, которые по красной дорожке, сияя улыбками, проходили внутрь. Просто вручение «Оскаров», ни больше ни меньше! Шоу вели самые популярные ведущие, а сцена была украшена просто вопиюще роскошно – она тонула в золоте, пурпуре и редких цветах, являя собой иллюстрацию к сказкам Шахерезады. Оперная дива пела арии из «Кармен» и «Аиды», на снежно-белом коне проехался по сцене принц из сказки, который должен будет короновать победительницу в конце, потом зрителям в зале и у экранов телевизоров представили специально созданный для этого случая мюзикл «Гадкий утенок». А потом произошло то, чего все так ждали.

Пять избранниц.

Пять Чудовищ.

Девушки вышли на сцену.

Говоря откровенно, они вовсе не были такими уж чудовищами, как можно было представить себе по названию программы. Так думали все, пока на сцену не вышла, а вернее – не проковыляла Габриэла…

– О господи боже мой, это же Габрыся!

Стефания Счастливая аж подпрыгнула в кресле. Ее приятельницы, которых она пригласила на чашку чая, онемели, широко раскрытыми глазами уставясь в экран телевизора.

– Э-э-это Габрыся? – семидесятилетняя Ванда сокрушенно покачала головой. – Во что это она одета? В мусорный мешок?! Так одеться на такое шоу?! И почему она так выглядит? Она же на самом деле симпатичная девушка, а тут…

– Помолчи, Ванда, я тебя прошу, – Стефания могла только шептать. Она вытерла глаза, которые стремительно наполнялись слезами. – Моя маленькая девочка… я и подумать не могла, что она так сильно себя не любит…

– Анка, Анка, ты видела? – кричала Юлия, подруга Габриэлы еще со времен начальной школы, в телефонную трубку. – Так и я ж не знала ничего! Совсем! О господи – Габуля в телевизоре! Ее будут превращать в красавицу! Да не плачь ты, я тебе поплачу. Но почему же она мне даже не написала ни словечка?! Я ее убью, когда вернется!

– Вот черт, это же наша Габрыся! Наша Габрина в телевизоре! – Марта поднесла ладонь к губам. Сын ее с интересом уставился туда, куда показывала другая рука. – Вот же наивная, доверчивая дурочка – в этом сраном шоу! Они ей голову задурили, наврали с три короба… ох, бедная… Надо выпить…

«О боже, Габи! – охнул в душе Павел. – Моя Габрыся. В… чем? В шоу «Чудовище и красавица»? Но для меня ты ведь и так самая красивая. Ты даже не знаешь, какая же ты красивая, какая у тебя прекрасная душа. Во что же ты вляпалась, девочка?!»

Добровольская подскочила к журнальному столику, схватила пульт. Экран погас. Павел взглянул на телефон, из которого мать вытащила сим-карту, потом на нее саму. Впервые в голубых глазах сына плескалась настоящая ненависть.

– Подожди, подожди, давай досмотрим до конца, – полуголая девица выпуталась из объятий любовника. – Это что-то потрясающее! Смотри – из уродов будут делать красавиц, – шептала она, не отрывая глаз от экрана, словно загипнотизированная.

Оливер театрально вздохнул, склонил голову на плечо и, поскольку другого выхода не было, тоже уставился в телевизор. При виде пятой претендентки на титул он негромко присвистнул:

– Нет, нет, не может быть! Вот уж не думал, что пани адвокат на такое способна! Мало того, что она изуродовала себя почти до неузнаваемости, так еще и ноги себе поломала – и все только, чтобы попасть в это шоу?!

– Мать твою! – Малина опустилась на подлокотник кресла, не веря своим глазам. Потом встала на отказывающиеся слушаться ноги и подошла к телевизору ближе, кончиками пальцев дотрагиваясь до экрана. – Черт… не верю… – шептала она, смертельно побледнев. – Не может быть. Этого не может…

На экране как раз показывали крупным планом лицо пятой участницы шоу. И Малина узнала в ней… себя.

Конечно, она выглядела отвратительно – в этом бесформенном платье, с убранными в дурацкий тугой пучок на затылке волосами и в мерзких очках, которые Малина терпеть не могла еще с детского сада – ведь она тоже такие носила в детстве! Сейчас-то она предпочитала линзы, а иногда надевала дорогие очки в изысканной тонкой оправе, чтобы придать себе значительности. Одевалась она со вкусом, волосами ее занимался лучший парикмахер в столице, но… если бы она себя запустила – она бы вполне могла выглядеть именно так, как та, что стояла сейчас на сцене.

– Габриэла Счастливая, – прочитала она замерзшими губами подпись под изображением. – Ей двадцать восемь лет. И родилась она – вот черт! – двадцать пятого мая в Варшаве.

Все, все совпадало.

С экрана робко улыбалась Малине ее сестра-близнец.

Габрыся о том вечере помнила немного. Перед выходом на сцену она как следует выпила успокоительного и чувствовала себя буквально как мишка-коала на самой верхушке эвкалиптового дерева: ветер качает дерево, а она, вцепившись всеми четырьмя лапами в ствол, качается плавно вперед-назад, вперед-назад… Дааа, отличная у коал жизнь.

Кто-то выпихнул ее на сцену.

На сцене ее тоже качало – только теперь она была чайкой на морском корабле, который бросало по волнам. Жизнь чайки тоже неплоха: буль-буль, кач-кач… а откуда-то сзади музыка звучит.

Кто-то стянул ее со сцены и поставил в угол.

Теперь она ощущала себя матросом на мачте. То есть матросом на тонущем корабле. На самом кончике мачты корабля, который разлетелся на пятьдесят тысяч кусочков. Напрягая зрение, она пыталась найти равновесие, но у нее не получалось.

Нет, мишкой-коалой быть определенно лучше.

– Ну, девочка, – кто-то ткнул ее в плечо так сильно, что она свалилась со своего эвкалипта. – Твое здоровье! Что-то мне подсказывает, что ты выиграешь.

Габрыся вылезла из высокой австралийской травы, приняла из рук незнакомого пингвина бокал шампанского и залпом выпила, про себя слегка недоумевая, откуда в Австралии мог взяться пингвин. А потом ее совсем качнуло…