Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства - Джеймс Данн

Почему каждое из них было важным именно в своей сфере? Наверное, потому, что каждое было самым актуальным и осмысленным выражением христианской веры в той ситуации. Они были самыми важными, поскольку были самыми актуальными и осмысленными. Но это также означает, что ситуации, в которой исповедовалась вера, принадлежало решающее слово в оформлении вероисповедания. Ситуация порождала исповедание. Она обеспечивала языковое содержание исповедания и вносила вклад в его смысл. И мы видим, что язык, который был важным и осмысленным в одном контексте, становился бессмысленным и неуместным — в другом (Сын Человеческий); или что вероисповедная формула расширяла значение, переходя из одного языка в другой ("Иисус — Господь"). Лучший пример — это, пожалуй, развитие исповедания Иисуса "Христом". Сам Иисус отклонял (или, по крайней мере, не приветствовал) данный титул из‑за ассоциаций, которые тот имел в современной ему Палестине. Потом это исповедание стало ключевым для палестинского христианства, подчеркивавшего свою самобытность в контексте иудаизма (сначала апологетически, затем полемически). Однако, по мере того как христианство выходило за пределы иудаизма, исповедание "Иисус — Мессия" становилось все менее и менее актуальным. Слово "Христос" стало не более чем просто именем собственным; исповедание приходилось объяснять, дополнять, — и в результате оно было вытеснено исповеданием "Иисус — Сын Божий". Однако впоследствии, во время конфронтации с докетическими представлениями, "Иисус — Сын Божий" также перестало быть адекватным выражением христианской веры (с ним легко соглашались многие гностики). Поэтому оно было дополнено исповеданием "Иисус Христос пришел во плоти". И так далее. Факт остается фактом: исповедания, выросшие в одном контексте, не остаются теми же, когда контекст меняется. Новые ситуации порождают новые исповедания. Христианство, которое перестает разрабатывать новый вероисповедный язык, перестает исповедовать свою веру современному миру.

14.3. Отметим напоследок простоту рассмотренных исповеданий: "Иисус — Христос", "Иисус — Сын Божий", "Иисус — Господь". Это существенно, что веру можно свести к таким простым утверждениям. Уметь сформулировать специфику своей веры в одной фразе, уметь выразить свое поклонение в одном слове, уметь сплотиться вокруг единого знамени, уметь держаться просто выраженного убеждения перед лицом гонений и испытаний, — это важно. Новозаветные исповедания не теряют себя в философских абстракциях и богословских глубинах. Они не снабжены оговорками. Они не только для христиан утонченного склада, но и для так называемых "простых верующих". Они — как рекламные лозунги, краткие афористические формулы, которые резюмируют большие притязания. Такие лозунги необходимы, ибо без них вера никогда не может быть верой масс. Но, будучи своего рода афоризмами, они чреваты упрощениями и отсутствием более точных дефиниций. У них — все плюсы и минусы афоризмов. (Предполагается, что лозунг силен, когда хорошо отражает некий фундаментальный принцип. И опасен, когда становится всего лишь орудием бездумного фундаментализма или разногласий — ср. Мф 7:22сл.; 1 Кор 1:12.)

Важно также понимать, что единство веры в конкретных ситуациях во многом зависит от простоты исповедания. Всякий лозунг предполагает упрощение. Однако более полная дефиниция быстро приводит к разделениям, причем разделениям ненужным. Вера первоначальных церквей сводима к этим простым формулам, которые работали в разных ситуациях; но интерпретация формул никогда не была жестко определена. Эти формулы также не допускали единообразного расширения и не требовали единого образа поведения.

Таким образом, перед нами снова вырисовывается образ единства и многообразия: единства в различных базовых исповеданиях (первые верующие утверждали в них прославление человека Иисуса и преемство между Иисусом из Назарета и Тем, кто дал им возможность прийти к Богу); многообразия в различии этих базовых исповеданий, в различии породивших их жизненных ситуаций, в том, как вера исповедовалась в разных ситуациях и как исповедания интерпретировались, дополнялись и изменялись.

IV. Роль предания

§ 15 Введение

Почти все согласятся, что в книге о единстве христианства важно уделить большое внимание "благовестию" и "символам веры". Многие, однако, усомнятся, что в связи с единством стоит поговорить и о предании/традиции. Ибо предание/традиция по определению означает унаследованные из прошлого церковные учения и обычаи, которые формально отличаются от слов Писания. Многие протестанты, в частности, будут против самой мысли, что предание может соперничать с Писанием в определении христианских учений и обычаев, — причем не без антипатии вспомнят, как Тридентский собор 1546 г. выступил против протестантской идеи о самодостаточности Писания, приказав считать предание и Писание равными по авторитету[170]. Однако в реальности каждая церковь и каждая деноминация в значительной степени сформирована преданием, — преданием о том, как интерпретировать Писание; о том, какие (ограниченные) уроки выносить из Библии; о том, как совершать богослужение; о том, как управлять церковью. Именно принятие этих преданий составляет на практике узы единства в каждой деноминации. Соответственно нежелание для одной традиции полностью признать другую традицию — один из главных камней преткновения в экуменическом движении. Тем, кто не признает и не хочет признавать влияние традиции на формирование их собственного учения, куда сильнее угрожает опасность быть порабощенным этой традицией, чем тем, кто не делает секрета из своего долга перед традицией[171]. Очевидно поэтому, что изучение объединяющих и разъединяющих факторов в первохристианский период должно включать изучение роли традиции в формировании христианских учений и обычаев этого периода.

Вопрос, здесь поставленный, крайне интересен, особенно если определять предание через его отличие от Писания (как выше). Ибо в I в. Нового Завета как такового не существовало. Для первохристиан единственным "Писанием" был Ветхий Завет (с оговорками — см. ниже §20). Все, что нам сейчас известно как Новый Завет, находилось в процессе формирования. Этот материал имел форму преданий: преданий, связанных с Иисусом, с Петром, с Павлом и т. д. Благодаря Traditionsgeschichte (метод изучения истории первохристианских преданий) стало во многом очевидно: различные новозаветные документы сами представляют собой предания, причем предания развивающиеся, которые мы застаем в разные моменты их развития. Новозаветные тексты не только плод творческого вдохновения: они также воплощают учения и обычаи, зафиксированные на письме в те или иные моменты своего развития. Вот почему столь важен подход Traditionsgeschichte: при попытках реконструировать конкретные исторические обстоятельства и контекст каждого предания, есть надежда, что в предании снова увидят живую силу в христианской истории I в. Именно эту "живую силу" мы попробуем увидеть в данной главе.

Итак, наша задача — разобраться в роли предания в первохристианстве. Как первохристиане относились к тому, что получили от своих предшественников в вере? Как, скажем, Павел откликался на слышанное им от Анании, Петра и других об Иисусе и благовестии? В частности, становились ли предания, получаемые первохристианами, основой их единства, работали ли они на практике как узы единства в общинной жизни? В некотором смысле мы уже немало об этом говорили: ибо в главах II и III мы анализировали именно многообразие и развитие конкретных традиций, — традиций керигматических и вероисповедных. В одной из последующих глав мы поговорим о традициях литургических и катехетических (см. ниже § 36). А сейчас обратимся к роли предания как такового: какую роль играло предание в первохристианстве? В какой мере оно способствовало единству?

§ 16 "Предание старцев"

Поскольку Иисус был иудеем, а христианство начиналось как иудейская секта, мы для начала рассмотрим иудейскую традицию I в. Как Иисус и первохристиане отвечали на религиозные предания, которые, несомненно, сыграли роль в их иудейском воспитании?

16.1. Роль предания в иудаизме. Важно отметить, что в иудаизме времен Иисуса этот вопрос дискутировался. Преимущественно это был спор фарисеев с саддукеями. Для фарисеев Тора была как письменной (Пятикнижие), так и неписьменной (устное предание). Саддукеи же считали авторитетной только письменную Тору[172]. Поскольку фарисеи заработали на сей счет дурную репутацию, надо попытаться понять, почему они столь высоко ставили устное предание. Фарисеи понимали: в письменном законе всех жизненных случаев не предусмотришь; и, если они не хотят, чтобы письменная Тора превратилась в архаичный реликт, Тору нужно дополнять и интерпретировать, отвечая на изменяющиеся общественные условия. Для фарисеев Тора была чем‑то более великим, более святым и актуальным для жизни, чем письменное слово как таковое. На практике это означало рост предписаний и правил, призванных решать ситуации, не оговоренные в письменном законе. Для фарисеев они были авторитетны, но не сами по себе, а только если их можно было рассматривать как толкования письменного закона, как раскрытие сокрытого в письменной Торе4. Но если предание — оправданная интерпретация письменной Торы, его можно считать частью Торы и наделять авторитетом Торы. Саддукеи же полагали, что, коль скоро оно не есть часть письменной Торы, оно и не может обладать авторитетом.