Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Бродка остался один. «Боже милостивый, — подумал он, — я проспал шесть дней!» Ему не хватало его часов. Казалось, что он утратил всякое чувство реальности. Какое-то время он дремал, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся снаружи, и спрашивал себя, как быть дальше.

После нескольких часов, которые прошли в размышлениях, Бродка снова услышал, как в замке его комнаты повернулся ключ, а затем появилась медсестра в чепце. Взгляд ее был строгим, осанка — деловой. Она заглянула в горшок, стоявший под кроватью, подняла крышку. Бродка его даже не заметил, не говоря уже о том, чтобы им воспользоваться. Ему было противно.

Так же молча, как и пришла, монахиня удалилась из комнаты, но вскоре вернулась обратно. В руках у нее был поднос с чайником и миска супа, пахнувшего бульонными кубиками. Бродка ощутил голод.

Когда же он сможет увидеть врача, осторожно осведомился он. Монахиня отреагировала бурно, обозвала его склочником и заявила, что он еще успеет узнать, что с ним, а пока еще слишком рано. Этого оказалось достаточно, чтобы Бродка перестал расспрашивать ее и еще больше укрепился в своем намерении сбежать отсюда при первой же возможности.

Под суровым надзором он жадно выхлебал суп. На вкус он был отвратительным, но под злобными взглядами монахини ему вряд ли понравилось бы даже его самое любимое блюдо. Едва миска опустела, женщина забрала поднос и исчезла.

Бродка снова остался один на один со своими мыслями, страхами и заботами. Почему не приходит Жюльетт? Он помнил только, как она сказала: «Не бойся, я с тобой», — когда полицейские забирали его в клинику. А мужчина в белом кителе спросил: «Не тот ли это убийца шлюх?» Все, что произошло после этого, словно поглотила черная дыра.

На протяжении дня, который Бродка провел лежа в постели или стоя у окна, к нему постепенно возвращались силы. Мысли прояснились, и усталость, парализовавшая его рассудок, стала отступать. Он помочился в горшок, стоявший под кроватью, бросил туда обе капсулы, которые должен был выпить, и проследил, чтобы они до конца растворились.

Затем Александр снова улегся в постель. Он спрашивал себя, не появлялась ли Жюльетт за те шесть дней, которые он проспал. Отвернулась ли она от него, от так называемого «убийцы шлюх», сумасшедшего, едва не сжегшего собор и потому, вероятно, помещенного в закрытую клинику? Мысленно представив, как Жюльетт развлекается с другим, он в беспомощной ярости сжал одеяло обеими руками и стал ругаться, но быстро умолк, едва заслышал шаги в коридоре.

Дверь отворилась, и к его постели подошел врач-ординатор. Это был высокий худощавый человек в никелированных очках. Бродке не следует беспокоиться, приветливо сказал он, здесь все стараются помочь ему поскорее выздороветь. После этого врач поинтересовался, как дела у пациента.

Бродка ответил, что он чувствует себя хорошо, и добавил, что рад, что есть кто-то, с кем можно поговорить о его предполагаемой болезни. На это врач только кивнул и, протянув руку, постучал по голове Бродки. Подняв палец, он проверил зрительные рефлексы. Наконец, поинтересовался, не было ли в его семье неврологических заболеваний.

Бродка ответил отрицательно и подчеркнул, что это абсолютно не тот случай, чтобы держать его в учреждении закрытого типа. Когда он может рассчитывать на выписку?

Этот вопрос, казалось, рассердил ординатора не меньше, чем монахиню, и он энергично заявил, что о выписке не может быть и речи и что таких пациентов, как Бродка, принципиально держат в клиниках закрытого типа. Бродка хотел объяснить, что на самом деле случилось в соборе, но, прежде чем он успел сказать хоть слово, врач вышел из палаты.

Ближе к вечеру появилась монахиня с ужином, состоявшим из супа, сухарей и чая. К ним прилагались две розовые капсулы. Капсулы Бродка снова искусно спрятал; а потом без всякого удовольствия выхлебал суп. Ночь он провел в полудреме, строя планы о том, как можно осуществить побег. Он заметил, что во время обеда на задний двор приезжает машина, которая забирает контейнеры с грязным бельем. Если ему удастся пробраться в один из контейнеров, он сможет спрятаться в белье и таким образом вырваться на волю.

Когда на следующее утро пришла монахиня, Бродка следил за каждым ее движением. При этом он обратил внимание на то, что ключи от его комнаты она держала на шнурке под передником.

В обед она снова явилась в его палату. И когда она ставила поднос на тумбочку рядом с кроватью, Бродка наклонился вперед, толкнул монахиню на постель и отнял у нее ключ. Прежде чем сестра поняла, что произошло, он уже выбежал из комнаты, захлопнул за собой дверь и запер ее снаружи на ключ. Через несколько секунд Бродка услышал приглушенные крики о помощи и удары кулаков о дверь.

Бродка оказался в длинном пустом побеленном коридоре, в конце которого виднелась двустворчатая дверь. Он предположил, что она заперта, и побежал в противоположную сторону, к лестнице. Это была ошибка.

По лестнице ему навстречу шел, широко расставив руки, врач, который, казалось, только его и ждал. В мгновение ока тут же появились двое или трое помощников, говорившие с ним ласково, словно с упрямым зверьком, — и отвели его обратно в палату. Там его ждала медсестра с раскрасневшимся лицом. Она смотрела на Бродку с огорченно-озлобленным видом, как будто на нее набросился сам дьявол. Поспешно поправив одежду и бросив на него последний, полный яда взгляд, она удалилась.

С этого момента за Бродкой следила не только медсестра, но и коренастый санитар, явно физически более сильный, чем пациент.

— Господин Бродка? Господин Бродка, к вам пришли.

Бродка испуганно очнулся от полудремы.

— Пришли? — сонно спросил он. — Кто?

Санитар усмехнулся и протянул ему белый халат и тапочки.

— Очень привлекательная женщина, — сказал он.

Жюльетт, взволнованно подумал Бродка. Боже милостивый, пусть это будет Жюльетт!

Комната для посещений находилась этажом ниже и была отделена от коридора матовой стеклянной дверью. В центре комнаты стоял скромный столик и два стула. На одном из них сидела Жюльетт. Когда вошел Бродка в сопровождении санитара, она вскочила и бросилась ему на шею. Уже один аромат волос Жюльетт подействовал на Бродку подобно живой воде. Стараясь скрыть печаль последних дней, он улыбнулся и смущенно заметил:

— Ты хорошо выглядишь.

Жюльетт эти слова доставили больше страданий, чем об этом мог подумать Бродка. На душе у нее было тоскливо, а утренний взгляд в зеркало только подтверждал, что внутреннее состояние оставляет на ее лице явные следы.

— И дела у меня тоже идут хорошо, Бродка, — солгала Жюльетт, предусмотрительно решив скрыть от него, что ее подозревают в торговле подделками. Заметив недоверчивый взгляд Бродки, она добавила: — Ну, насколько хорошо могут быть дела, учитывая твои неприятности.

Когда они уселись за маленький столик в центре комнаты, Бродка снова выдавил из себя улыбку и сказал:

— Я уже думал, ты меня бросила. Я не мог бы упрекать тебя за это.

— Почему это я должна бросить тебя? — спросила Жюльетт, накрывая ладонью его вытянутую руку.

— Ну, — с горечью заметил Бродка, — кто же станет добровольно общаться с человеком, помещенным в клинику закрытого типа? Сумасшедшим, которому мерещится его мертвая мать.

Жюльетт рассердилась:

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, Бродка. И не стоит усложнять ситуацию такими высказываниями. Ты так же нормален, как я или тот санитар, который притаился за дверью. И ты, к слову, это знаешь.

Бродка потупил взгляд, затем посмотрел на Жюльетт из-под опущенных ресниц и тихо сказал:

— Тогда, в соборе Святого Стефана… я был совершенно уверен, что та женщина была моей матерью. Позже я, конечно, понял, что нервы сыграли со мной злую шутку. В последнее время произошло просто-напросто слишком много всего. Но разве это причина, чтобы держать меня здесь?

Жюльетт сжала руки Бродки и заглянула ему в глаза. Потом она так же тихо, но твердо произнесла:

— Со мной было бы то же самое, что и с тобой. Я ведь видела ту женщину. Я, естественно, не знала твою мать, но когда мне попалось на глаза вот это…

Она полезла в сумочку. Санитар, молча следивший за их разговором, вытянул шею, чтобы ничего не пропустить. Жюльетт, заметив его движение, демонстративно раскрыла сумочку и протянула ее, чтобы он мог заглянуть внутрь. Санитар смутился.

— Прошу прощения, — сказал он и отвел взгляд от зарешеченного окна.

Жюльетт вынула из сумочки снимок и положила его на стол перед Бродкой.

— Фотография из твоего альбома.

Бродка смотрел на фотографию широко раскрытыми глазами. Жюльетт даже не подозревала, что сейчас творилось у него в душе.

— Теперь ты понимаешь, почему я так разошелся в церкви? — наконец прошептал Бродка.

Жюльетт кивнула.