Очерки истории охоты - Анатолий Каледин

Волки продавались в XVI веке у Двинского порта от 1 руб. 3 алтын до 1 руб. 11 алтын. В XIII веке из волчьих шкур делались шлемы (прилбицы), как равно и из барсучьих шкур.

Белка была самым употребительным мехом. Добывалась она повсюду, но особо высоко ценились белки устюжские и вологодские, а ещё выше – сибирские. Лучшие беличьи меха были с красным отливом – «прокрасные», худшие – молочного цвета. Продавались беличьи меха тысячами, и тысяча в XVI веке стоила в Холмогорах 40 ефимков. Из беличьих мехов преимущественно шились шубы и вообще теплые одежды, но они шли также и на украшение женских нарядов. Считается, что лучшие зайцы в те времена водились в крымских степях, они назывались русаками и были светло-серого окраса.

Таким образом, большая часть ценных промысловых зверей обитала в северо-восточной Руси и Сибири. Известно, что из последней в царствование царя Федора Иоанновича ежегодно доставлялось в казну 200000 соболей, 10000 черных лисиц и 500000 белок.

Из числа охотничьих зверей наиболее распространенными были вепри, дикие кабаны. В договорной грамоте Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем Тверским в 1265 г. (и после, в 1307-1308 гг. и в 1326 г.) сказано: «А свиньи ти, княже, бити за 60 верст от города». На востоке вепри попадались в Рязанском княжестве, на юго-западе – в Галиции. Охота на диких кабанов всегда была сопряжена с большими опасностями.

Лоси обитали гораздо южнее, чем в XIX веке: водились они в бассейнах Дона и Десны, а на севере встречались в верховьях р. Волги.

В древних источниках об оленях упоминается редко. В южных степях стадами кочевал сайгак, о котором Герберштейн говорит следующее: «В степях Борисфена (Днепра), Танаиса (Дона) и Ра (Волги) есть лесная овца, которую поляки называют солгак, а московиты сейгак; величиною с молодого козла, только ноги покороче, рога у ней высокие, длинные и рубчатые; из них московиты делают рукоятки для ножей; сайгаки весьма быстры на бегу и очень высоко прыгают».

В лесах юго-западной Руси водились туры, или дикие быки, окончательно вымершие, по данным Брема, в начале XVII века. Во времена Герберштейна на Руси их уже не было, но в Литве они еще изредка встречались. Герберштейн так описывает туров: «Это в самом деле лесные быки, нисколько не отличающиеся от домашних, разве только тем, что они все черные и имеют белую полосу вдоль хребта. Их не очень много, и на некоторые деревни возложен уход за ними; наблюдают за ними так же почти, как в зверинцах... Король Сигизмунд подарил мне, когда я был послом у него, одного выпотрошенного быка, которого добили охотники, когда он полуживой был выгнан из стада. Известно, что пояса из буйволовой кожи ценятся, и в народе верят, что опоясывание ими помогает в родах. По этой причине королева Бона, мать Сигизмунда Августа, подарила мне два таких пояса, из которых один благосклонно приняла от меня в подарок моя пресветлейшая государыня Королева Римская».

В народной поэзии тур служит любимым образом для сравнения: былины сравнивают с туром богатырей, а «Слово о полку Игореве» называет князя Всеволода «буй-туром». В памятниках XIV столетия находим сведения об употреблении турьих рогов как сосудов для напитков. При упоминании о веровании в божество Переплута встречаем фразу: «Иже вертячеся пьт ему в розех (турьих)». В 1523 г. лесничий Николай Гусовский написал поэму «Песня о туре» (перевод И.И. Шкляревского, 1974 г.), в которой описал охоту на тура и почтительное отношение населения к этому могучему зверю.

Другим редким зверем был зубр. Если зубры и водились в пределах древней Руси, то это, во всяком случае, было в раннюю эпоху, не позже конца XII века. Уже в XI веке польские короли запрещают охоту на зубра под страхом смертной казни, несомненно, из желания сохранить этого редкого зверя.

Весьма спорным является вопрос о пардусах (леопардах): водились ли они на Руси? В древних источниках упоминаний о пардусах немного; летопись (Нестора) говорит о них только три раза: под 964 г., под 1147 г. и под 1159 г.

Древняя Русь была еще более богата охотничьими птицами. Известно, что дикие птицы не очень прихотливы в отношении климатических условий, поэтому на Руси они водились повсюду, обитали и в лесах, и на полях, и в болотах. Ловчие птицы – соколы, кречеты и ястребы – селились повсеместно, в том числе и на крайнем севере, в пределах Двинской земли и Печорского края.

Мясо диких птиц, как и зверей, употреблялось на Руси в пищу с самых древних времен. Так как мясо некоторых зверей,по церковным правилам считалось нечистым и не разрешалось в пищу, то духовенство в средние века боролось с этим и энергично обличало наших предков в употреблении недозволенного.

«Ядущее все нечисто», – укоризненно упоминает Лаврентьевская летопись о современниках. Что именно подразумевалось под «нечистотой» пищи, ясно вскрывается в многочисленных канонических запрещениях и в пастырских посланиях, с которыми выступала церковь, боровшаяся с широко распространенными обычаями. В канонических ответах митрополита Иоанна Якову Черноризцу (до 1809 г.) упоминается: «Аще кто что поганое ясть у своей воли, или медведину, или иное поганое, митрополиту у вине и в казни». В одной старинной рукописи взгляд духовенства на охоту выражен в форме слишком строгой: «Аще кто медведя или иная животная различная игралища прехищряя. и ловитвам прилежаяй. то сихв слабость едино запрещение имать, еже сих с эпитемией каятися и престати от таковых».

Еще Лука Жидята в 1036 г. убеждал новгородцев не есть нечистой дичи: «Братия, не ядите скверну».

В вопросах Кирика, предложенных епископу Нифонту, сообщается, что смерды по селам новгородской области едят веверичину: «Оже то друзии ядять веверичину и ино». И там же Кирик спрашивает: «Можно ли в праздник убивать птиц, рыб и других земных животных?» – дан епископом такой ответ: «В день Господень человек должен идти в церковь, потому что это праздник; однако ж, если того требуют людские нужды, то можно убивать» (Герберштейн).

В послании епископа Никанора к Святославу от 1121 г. мы находим следующий упрек еретикам-латинянам: «Давленину ядяще и звероядину, и мертвечину и кров, медвежину и веверин, и бобровину и вся гнуснейшая сего».

В Западной Европе мясо бобра не только использовалось в пищу, но и высоко ценилось: будучи животным водным, бобр признавался постной пищей и употреблялся у католиков во время постов.

В новгородском чиновнике XIV века встречается пункт, ставившийся как особый вопрос исповеднику: «Не ядал ли векшину или бобровину или конину в поганий?»

Невзирая на церковное обличение, предки наши всегда ели разнообразное мясо, и в списке их кушаний дичь занимала не последнее место. Не пропадали даром и перья добываемых на охоте птиц. Джон Мильтон повествует, «что русские продавали перья водившихся на Печоре птиц и мясо их солили впрок на зиму».