Кузница доблести - Морган Райс

Кира вдруг осознала – Затерянный Храм. Место рождения ее матери. Бывшая столица Эскалона. Она оказалась здесь.

Кира чувствовала нечто особенное в этом месте, в воздухе висела мистическая энергия. Это было похоже на пар, который цеплялся ко всему: к грязи, к камням. Она чувствовала, что это место силы, что некогда это место было величайшей столицей мира. Но она чувствовала что-то еще. Это было священное место, населенное не людьми, а представителями другой расы. Кира чувствовала это в самом воздухе, в прикосновении к камням, с каждым шагом у нее появлялось электризующее ощущение.

В детстве Кира всегда слышала о Затерянном Храме, о священном месте, о единственном месте в Эскалоне, куда боялись отправляться смертные. Говорили, что здесь ходят духи, задержавшись в воздухе, а те, кто оказывался достаточно смелым, чтобы отправиться сюда, никогда не возвращались.

Здесь хлестал ветер, который свистел от моря и от скал, и Кира часто оборачивалась, каждый раз думая, что она слышит кого-то позади себя, что кто-то шепчет ей. Но там никого не было.

Кира ощутила дрожь. Это на самом деле был город призраков.

Кира продолжала идти тропа за тропой, направляясь к храму, звуки разбивающихся вдали волн манили ее. Она не знала, что именно ищет, но каким-то образом понимала, что это именно то место, в котором она должна быть.

Продолжая идти, Кира не могла избавиться от ощущения, что она ищет свою мать. Она чувствовала, что дух ее матери повис здесь в воздухе, защищая ее, направляя ее шаги. Неужели ее мать жила здесь? Эта мысль волновала ее. Неужели она сейчас здесь?

В пути Кире казалось, словно она прослеживает этапы жизни своей матери, и ей было интересно, какую жизнь здесь прожила ее мать. В ее голове мелькали образы. Она видела свое недавнее сражение, когда она убивала пандезианцев; видела Теоса, могущественного зверя, которого она любила, летящего где-то высоко; видела свое обучение с Альвой, но больше всего ее не покидали видения матери, которая находилась вне досягаемости. Кира чувствовала, что ее мать здесь, в этом месте, и ощущала близость с ней, как никогда.

Продолжая идти мимо частично разрушенных каменных стен, пробегая по ним рукой, Кира заметила на земле осколки древней глиняной посуды и остановилась, увидев необычный предмет, скрытый в обломках. Она подняла его, смахнула древнюю пыль и поразилась, осознав, что держит в руках древний меч. Кира высоко подняла его и она рассыпался на части в ее руках, упав на землю облаком пыли. Она поняла, что этот меч, должно быть, пролежал здесь тысячи лет.

Кира шла, не останавливаясь, ее неумолимо влекло к храму, она не отрывала от него взгляда, направляясь к нему. Приблизившись, она подняла глаза на сотни изношенных ступенек, на вершине которых, на широком каменном плато, находился храм и, казалось, он достигает самого неба. Кира начала подниматься, шаг за шагом, камень был очень мягким, очевидно, изношенным от тысячелетнего использования и от морских брызг.

Чем выше Кира поднималась, тем больше перед ней открывался вид на море, на скалы и море внизу. Наконец, добравшись до вершины, девушка повернулась и увидела весь город, растянувшийся под ней. От этого вида захватывал дух. Кире казалось, что она находится на вершине мира. Даже посреди этого разрушения Кира видела очертания того, каким этот город когда-то был, его прекрасную симметрию, и могла только представлять, насколько большой была столица. За ним на закате сверкали прекрасные воды Печали, словно море было живым, обрамляя весь город.

Кира повернулась и, подняв голову вверх, осмотрела храм, чья массивная каменная структура поднималась в небо еще выше. Перед ней была огромная арка, врезанная в камень, представляющая собой вход в храм. Если здесь когда-то и была дверь, то она исчезла очень давно. Как ни странно, Кира видела два факела, горящих внутри. Она не понимала, как они могут гореть, после чего поняла, что это магия. Девушка поражалась тому, насколько мистическим является это место. Ей казалось, что она оказалась в другой реальности, пререкаясь с силами, которых она не понимала.

Кира повернулась, стоя на широком каменном плато, и посмотрела на город. Морские ветры ласкали ее, пока она всматривалась в закат.

«Мама!» – крикнула Кира, и ее голос отразился эхом, уносимый ветром. – «Где ты?»

В ответ не последовало ничего, кроме завывания ветра и плеска волн.

«Кто я?» – крикнула Кира.

И она снова не получила ответа.

«Мама! Я прошла весь этот путь, чтобы найти тебя. Покажись мне! Скажи мне, кто я. Научи меня!»

Но, к ужасу Киры, ответом ей была тишина.

Выбившись из сил, устав от сражения, все еще покрытая синяками, Кира опустилась на колени на камень. Кира сидела, положив руки на колени и закрыв глаза. Ощущая прохладные морские ветры, она сидела, в то время как заходило солнце.

Кира закрыла глаза и попыталась заглянуть внутрь себя. Она не понимала этого места, но чувствовала, что оно является ключом к тому, чтобы найти ее мать, чтобы раскрыть свою силу, понять себя и свою судьбу, спасти Эскалон.

Но Кира не знала, как его разгадать.

Кира не знала, сколько времени она просидела на коленях. Она чувствовала, что день перешел в ночь, в однообразии плеска волн и завывания ветра она медленно раскачивалась, начиная терять след времени. Она почувствовала, как вошла в медитативное состояние, уйдя в себя глубже, чем когда-либо.

Когда Кира, наконец, медленно открыла глаза, небо было черным. Она подняла голову вверх и в темноте увидела небо, полное мерцающих звезд, и поднимающуюся полную луну кровавого цвета. Два мерцающих факела позади нее по-прежнему горели.

Кира сидела на коленях, чувствуя себя безнадежно потерянной. Она ни в чем не была уверена. Кира добралась до глубин неуверенности.

И в это мгновение истинной неуверенности она услышала голос. Кира начала видеть в темноте нечто, что появилось медленно, поднимаясь по ступенькам и приближаясь к ней.

Это был человек.

Кира увидела лицо и была потрясена, узнав ее.

Это была ее мать.

Глава двадцать седьмая

Кавос возглавлял атаку, в то время как люди Дункана собирались за ним, сбежав из своего заключения. Они издавали беззаботные крики людей, которым нечего было терять, которые знали, что они могут погибнуть в любую минуту и наверняка погибнут, когда безрассудно ворвутся в сердце столицы навстречу верной смерти против тысяч лучше вооруженных пандезианцев.

Но Кавос считал, что в этом и заключается доблесть. Рядом с ним в атаку шли Брамтос, Сивиг и Артфаэль, и по их лицам он видел, что они не дрогнут перед врагом, не станут колебаться перед тем, как броситься в битву. На самом деле, после того как они вышли на свободу, у них уже случилось несколько стычек, они сражались с десятками воинов то тут, то там. Несколько человек из их рядов погибли, но преимущественно они прорывались через город подобно волне разрушения, застигая пандезианцев врасплох. Ни один из них не медлил, используя момент неожиданности для того, чтобы убивать, уходить и снова убивать.

Кавос поднял украденную алебарду, когда они свернули за угол и удивили дюжину пандезианских солдат, которые стояли к ним спинами. Он набросился на них, так же, как и Брамтос, Сивиг и Артфаэль, до того, как они заметили и повернулись к ним. Возглавляя сражение, Кавос начал защищаться, когда несколько пандезианцев замахнулись на него. Он поднял свою алебарду и повернул ее боком, отражая удары с обеих сторон. Он откинулся назад и пнул одного солдата в грудь, после чего развернулся и отрубил голову второму пандезианцу. Он сражался не на жизнь, а на смерть, и не мог терять времени.

Сражение было страшным и велось в рукопашную. Сначала пандезианцы храбро бросились вперед, переполненные своим типичным высокомерием, очевидно, думая, что победа будет за ними, что они быстро убьют этих узников, которые оказались достаточно безумными, чтобы совершить последнюю отчаянную атаку в город. Тем не менее, Кавос и его люди были настроены решительно, у них не было выхода. Они бросались вперед ряд за рядом, отдавая все свои силы, бросая копья, рубя мечами и нанося солдатам удары щитами. Они появились как быстрая и свирепая волна, не обращая внимания не пространство между рядами. Они появились так быстро и так близко, что в действительности сбили нескольких пандезианцев с ног, не давая им времени и пространства для того, чтобы перегруппироваться.

Эта стратегия сработала. Вскоре пандезианцы оказались в беспорядке. Половина их рядов была мертва по сравнению лишь с горсткой людей Кавоса, и оставшиеся солдаты начали паниковать. Они сражались нерешительно, пока не развернулись, спотыкаясь друг через друга, и не начали спасаться бегством.

Кавос и его люди преследовали их, не давая им второго шанса для того, чтобы перегруппироваться, бросая копья им в спины и убивая их. Они сражались как одержимые, мужчины сражались за свои жизни.