Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА - Игорь БЕЛЫЙ

Шли дни за днями, в сети контрразведки то и дело попадали шпионы ЦРУ и МИ6, но проводить допросы и выяснения времени не было, — все они изолировались и были под пристальной охраной группы Алика Садыкова, а он у нас был таким, что баловаться, кому бы то ни было, не позволял. Разведки и контрразведки братских стран работали каждый, как говорится «за себя и за того парня». В политику, как мы договорились на совещании, мы не вмешивались, и наше дело было — навести мирный порядок и ни в коем случае не допустить кровопролития.

День за днем спокойствие и мир восстанавливались повсеместно, однако Будапешт бурлил, то затихая, то взрываясь с новой силой. Мы хорошо понимали то, что это не просто народ не пожелал идти мирной дорогой построения справедливого социально¬ ориентированного общества. Нам хорошо было видно: кто стоит за этой смутой, кому это было нужно, и мы предпринимали все, от нас зависящее, для мирного наведения порядка, устранения агентов влияния в финансовой системе, в правительстве, в средствах массовой информации. 26 августа 1956 года мы решили провести переговоры с «непримиримыми» о наведении порядка с присутствием Имре Надя, который выкручивался как мог; и казалось нам, что мы достигли чего-то общего, а именно то, что надобно прекратить смуту и успокоить народ, не допустить всеобщего пожара всей Европы.

До этого мы уже дважды встречались с Яношем Кадаром, которого «друзья» Венгрии запрятали за решетку. Впоследствии Надь, Лившиц, Вилдан и некоторые «патриоты» Венгрии были арестованы, остальная рыбешка поменьше сработала «дай бог ноги», и что поразительно, климат политический стал меняться на глазах, а после того как Янош Кадар 14 сентября выступил среди кипящего народного котла на сооруженной наспех трибуне, Будапешт как бы замер от неожиданности, увидев, что Янош Кадар жив и его «коммунисты не убили». Всем становилось ясно, что распространяемый агентами западных спецслужб слух об убийстве Яноша Кадара был специально подброшен, чтобы вызвать всеобщее негодование.

Практически с 14 сентября Янош Кадар возглавил венгерское руководство. Затихал народный гнев, и сами люди уже подсчитывали убытки по всему венгерскому государству. 19 сентября мы объехали с Ю.В. Андроповым весь Будапешт. Следы смуты были заметны всюду и во всем, но уже наводился порядок. Убирались улицы и другие территории, загроможденные обезумевшим народом, подогретым продуманной пропагандой. Подобное происходит всюду и в любой стране, где воинственно-разрушительный империализм пытается захватить власть и поработить страну и ее народ. И Венгрия в 1955–1956 гг. не была исключением из этого правила.

Моя затянувшаяся командировка закончилась только 10 октября 1956 г., но я уже предполагал, что таких командировок будет очень много, если не внести некоторые коррективы в работе СВПК СССР. 11 октября я вернулся в Москву и сразу отправился к Жукову. Доложил, как обстоят дела, что порядок практически восстановлен, и Янош Кадар взял бразды правления в Венгрии в свои руки, а руки, я почувствовал, у него не слабые, нервы крепкие. Я спросил Г.К. Жукова, удалось ему или нет договориться с Хрущевым крепче сесть на стул начальника управления СВПК СССР, оставить при этом стул министра обороны?

«Нет!» — с досадой сказал тогда Георгий Константинович.

Я передал Г.К. Жукову копию протокола совещания у Даллеса, на котором присутствовали Эйзенхауэр, Трумэн и некоторые высокопоставленные чиновники из президентского окружения, на котором обсуждались итоги XX съезда ВКП(б), «разоблачение» Н. С. Хрущевым культа личности Сталина. Решения этого съезда у противников СССР, которыми были Даллес, Эйзенхауэр и Трумэн, вызывали не только удовлетворение, но и восторг. На этом совещании было принято решение пересмотреть работу ЦРУ, со смещением ее усилий на развязывание вражды, а впоследствии и войны между СССР и Китаем.

— Никиту Сергеевича надо бы ознакомить с этим, наломал он дров, — говорю я, — черт знает этих политиков, вместо ума у них в «котелках» одни булыжники.

Только я проговорил эти слова, как звонит Хрущев. «А вместе со Скороходовым можно? Приехал? Хорошо, мы выезжаем».

Мы еще обменялись с Жуковым насчет нашей стратегии в разговоре у Хрущева, особенно на тот случай, если будет присутствовать там Булганин. Решили, что если Булганин будет у Хрущева, то я, поздоровавшись с Хрущевым, сразу уйду. Когда зашли к Хрущеву, то я заметил в нем большие перемены — и в его лице, и в действиях: он был грустный и вялый, хотя пытался показать нам свое расположение и проявить обычное гостеприимство.

Поздоровались мы с Никитой Сергеевичем, он мне сказал:

— С приездом, мне Кадар звонил и очень тобой доволен. Говорит, «молодой да ранний». Говорит, «еще бы денек и меня бы не было в живых, но Скороходов всех опередил. Говорит, что наводят порядок и заверил, что наведут. Поработали хорошо! Спасибо, — поблагодарил Хрущев.

Я передал ему копию протокола совещания Даллеса с переводом на русский язык.

Он живо прочитал, положил бумаги на стол, молча встал и начал ходить так же молча вдоль своего кабинета. Мне вначале показалось, что он хочет открыть дверь и выставить нас с Жуковым за дверь.

Я не выдержал и сказал:

— Никита Сергеевич, теперь уже поздно расстраиваться, слово не воробей, а вы целую стаю ворон вверх подняли, и я уверен, без Булганина, Вышинского и Микояна тут не обошлось…

Хрущев продолжал молчать.

Тогда я снова заговорил, что мне пора поехать в Казахстан домой: семья ждет, а я болтаюсь здесь.

Хрущев как бы очнулся и заговорил:

— Сынок, тебе надо бы вместе с семьей перебираться в Москву.

Я на это предложение ответил отрицательно. Помолчал, потом высказал откровенно:

— Теперь, — говорю, — Мао Цзе Дун вас и на порог Китая не пустит, и сам сюда не приедет. Его теперь в Москву только связанным можно привести.

Я имел в виду, конечно, съезд КПСС с разоблачением культа личности Сталина.

Г.К. Жукова такой смех разобрал, даже Хрущев начал смеяться. Я сидел и ничего не мог понять: то ли они смеются надо мной, то ли над той лужей, в которую посадил Хрущев нашу дипломатию и дружбу между Китаем и СССР.

Когда смех прекратился, Хрущев проговорил:

— Да, признаюсь, но только вам, что перегнул я палку. А как ты узнал, сынок, что Булганин, Вышинский и Микоян мне рекомендовали выступить с разоблачением культа личности Сталина?

Я ответил ему:

— Никита Сергеевич, я в 20 лет уже разгадывал не только почерк, но и мысли врагов Советского Союза! Ведь эта троица — верные бериевцы, и они еще себя покажут, мы в этом убедимся. Что же касается переезда в Москву, то до XX съезда ВКП(б) я мечтал об этом. Мы даже с Александром Васильевичем об этом однажды говорили, до поездки на Карпаты. Но сейчас мое место там, в Казахстане, и, если вы подумаете, то поймете меня.

Никита Сергеевич снова встал, прошелся взад-вперед по кабинету и сказал:

— Я уже после съезда об этом подумал, что создали для себя теперь и «восточное неудобство». Но что поделать, действительно, слово не воробей, вылетело, не поймаешь.

Георгий Константинович произнес:

— Никита Сергеевич, я вас очень прошу не прекращать помощь Китаю ни финансовую, ни техническую. Мы же постараемся, со своей стороны, этот ляпсус ликвидировать.

Распрощавшись с Хрущевым, мы приехали в кабинет Г. К. Жукова, и он меня сразу спросил:

— А как ты видишь свою дальнейшую работу?

— Я плохо понял вас, Георгий Константинович.

Он тогда говорит:

— Я сам плохо понимаю, как тебе сейчас быть: то ли надеть военную форму и создать какой-нибудь штат в Чимкенте или при ТуркВО, то ли еще как…

Тогда я предложил:

— Наверное, мне придется остаться гражданским и работать в СВПК под крышей штатского человека, в этом случае будет больше пользы. Как я сейчас кое-что рассмотрел в «верхах», нам, наверное, нужно видеть в нашей работе все наше общество не только сверху вниз, но и снизу вверх уметь заглянуть. Хотя специальности у меня, кроме шоферской, гражданской нет никакой. Правда, после моего изгнания Булганиным, я поступил в Ташкентский техникум механизации сельского хозяйства, надеюсь, года через два закончу.

— Об этом я переговорю с Михаилом Михайловичем и с Сабиром Беляловичем, надеюсь, найдем выход из этого положения, — проговорил Г.К. Жуков.

— Да, — согласился я, — мне кажется, главное сделано, а там разберемся. Что я вас прошу сделать, Георгий Константинович, так это то, что там мы задержали 74 человека из ЦРУ, МИ-б и из немецких разведок, даже бельгийцев человек 5 оказалось. Все эти любители приключений под охраной Алика Садыкова. Я перед отъездом поручил ему заняться перевербовкой, надеюсь, он с этой задачей справится. Всех, конечно, не удастся перетянуть, но если половина из 74 согласится — это уже хорошо. Главное то, что Садыкову теперь надо поспешить со своей группой на Восток. С Садыковым находятся полковники Разуваев и Прокопенко, ребята надежные и мастера по обработке, оба знают английский и немецкий языки. Если бы вы их пригласили в Москву и переговорили с ними в присутствии Виктора Быстренко, он сейчас у Ахромеева должен быть.