Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха» - Роман Кожухаров

Вели огонь зенитные орудия. Их расчеты находились в глубине линии обороны, на этой стороне канала, между берегом и окраинными домами. Судя по оглушительным раскатам канонады, это могли быть «Флаки».

Впереди, там, куда в запрудившем улицу столпотворении пробирался «Ханомаг», завыла сирена воздушной тревоги. Она будто всколыхнула волну, которая привела в движение людские массы. Тем временем рокот моторов становился все явственнее, тембр этого адского хора – все ниже.

Отто не смотрел в небо в тот момент, когда вражеская машина, будто упав с самой высокой небесной высоты, прошла над кварталом. Только неясная гигантская тень, как затмение, промелькнула по головам и стенам домов.

XXVIII

Земля вздрогнула, потом еще раз. Потом промежутки между взрывами исчезли. Небо наполнилось страшным ревом. Грохот зениток, взрывов авиабомб слился в один сплошной, непрерывно длящийся звуковой кошмар.

Из-за стен и крыш домов русских бомбардировщиков не было видно, было только слышно стремительно нарастающее завывание пикирующих крылатых машин. Они, как хищные птицы, с бешеной скоростью сваливались с заоблачной высоты на город.

Судя по силе взрывов и по тому, что из пике вражеские самолеты выходили как раз над улицей, по которой двигался «Ханомаг» обергефрайтера Венка, бомбили где-то совсем рядом, возле заставы. Скорее всего первый удар они наносили по зенитным расчетам, которые ни на секунду не прекращали ожесточенно обстреливать русских.

Когда еще две машины, одна за другой, пронеслись низко над крышами домов, позади, в самом начале улицы, у моста, вырос огромный земляной куст. Взрывная волна со страшной силой выплеснулась в створ улицы, потянув за собой тучи пылевой взвеси, гари и дыма.

Отто почувствовал, как в спину дохнуло прогорклой, горячей вонью. Тут же следом еще один мощнейший взрыв возник на том месте, где стоял угловой двухэтажный дом с кирпично-красной, высоко поднятой крышей. В мгновение здание обрушилось, превратившись в груду щебня и битого кирпича, перегородившего мостовую.

Начало квартала погрузилось в непроглядную, буро-серую муть. На запруженной войсками мостовой началась настоящая паника. Водители судорожно попытались ускорить движение, чтобы уйти как можно дальше от сектора, который нещадно бомбили русские. Это привело к обратному. Медленное, но мало-мальски организованное продвижение вмиг нарушилось, превратившись в нескончаемую череду заторов.

Солдаты оставляли кабины грузовиков, выскакивали из подвод, разбегались по подворотням, заскакивали в двери домов в поисках подвала или другого мало-мальски надежного укрытия.

Единственным желанием каждого было быстрее покинуть открытое пространство, уйти с мостовой, спрятаться, бежать…

XXIX

«Ханомаг» еле-еле прополз еще метров пять и остановился, безнадежно упершись в хвост грузовика «Опель-блиц», закрытого брезентовым тентом.

Гауптвахмистр пружинисто спрыгнул со штурмового мостика бронетранспортера на мостовую. Хаген удивленно посмотрел на Пфлюгера. Неужели и «шписс» тоже поддался панике? Но нет, на изборожденном морщинами лице гауптвахмистра застыло выражение непоколебимой уверенности в своих действиях. Герр Пфлюгер оправил свою шинель и портупею.

– Обергефрайтер Венк! – крикнул он. – Мы с Хагеном и Клоберданцем постраемся отыскать госпиталь. Мы обязательно вернемся к вам.

Командир бронетранспортера только молча кивал каской в ответ. Еще несколько минут назад его «Ханомаг» проходил через эту заставу – своеобразные ворота в город. А теперь там все было погружено в хаос, смерть и разрушение.

А что Венку оставалось делать? Или трусливо, безоглядно бежать и быть настигнутым следующей авиабомбой русских или очередью авиационной пушки, выпущенной одной из «мясорубок», проходивших на бреющем полете над самыми крышами. Или ждать своей участи здесь, запертым посреди улицы, которую нещадно бомбят вражеские самолеты, вместе со своим экипажем и десятком беспомощных раненых в кузове.

Таким он и запомнился Хагену: боязливо вжимающим кивающую голову в плечи и то и дело оглядывающимся назад.

– Скорее, солдаты! Нельзя мешкать! – несколько картинно и старомодно скомандовал гауптвахмистр, делая рукой приказывающую отмашку Хагену и панцергренадеру.

XXX

Хаген вслед за Клоберданцем спрыгнул на брусчатку и чуть не упал, едва устояв на ногах. Они одеревенели и ни за что не желали слушаться. Отто с трудом сделал шаг, потом еще один, пытаясь размять непослушные конечности. Его тут же бесцеремонно толкнул бежавший напролом солдат со знаками отличия стрелка. Отто даже не успел возмутиться, только выхватив взглядом застывшую на лице солдата гримасу ужаса.

Рядом, с таким же успехом, пытался прийти в себя Клоберданц.

– Быстрее! Быстрее! – подстегнул их суровый окрик гауптвахмистра, который уже успел отдалиться на добрый десяток метров.

Напряженная атмосфера страха, которой было пропитано все вокруг, быстро привела Отто Хагена в норму. Он нагнал Пфлюгера, на бегу оправляя шинель и сдвигая подсумки, слишком сбившиеся вперед на поясном ремне.

Рев самолетов стал как будто утихать, но ухающая канонада взрывов, сотрясавших город, не смолкала. Следуя за гауптвахмистром, они быстро достигли первого перекрестка. Улочка, шедшая поперек, была намного у́же и сразу за перекрестком забирала вправо.

В сквозной проем изогнутой улочки проглядывалось яркое зарево пламени, которое бушевало в оконных проемах и проломах разрушенных крыш трех соседних зданий. У центрального дома фасадная стена была напрочь разрушена, и дом стоял, как человек с содранной кожей, у которого все сухожилия, мышцы и кости выперли наружу, зияя в задымленную улицу внутренностями своих трех этажей и комнат.

Когда они почти пересекли пространство перекрестка, ухо Отто уловило характерный, стремительно нарастающий свист, который тут же оборвался взрывом, окутавшим шапкой огня и дыма островерхую крышу здания, стоявшего напротив домов, охваченных пожаром. Крыша тяжело осела внутрь, взметнув кверху целый всполох огня и дыма.

XXXI

Теперь источник неумолкающего гула определился. Похоже, что по городу работала крупнокалиберная вражеская артиллерия. Самолеты русских ушли, но их сменили дальнобойные орудия, которые вели ни на минуту не утихающий, массированный артобстрел жилых кварталов.

Неужели им уже удалось сломить сопротивление оборонительной линии и подавить огневые точки зенитных и артиллерийских расчетов, расположившихся на подступах к пригороду?

Об этом можно было только догадываться. Но, судя по тому, как снаряды русских хозяйничали в кварталах, дело принимало совсем плохой оборот.

Гауптвахмистр несколько раз пытался выяснить у встреченных по пути армейских, где находится госпиталь. Те или не реагировали вовсе, попросту не слыша его, или молча отмахивались. На перекрестке они натолкнулись на офицера, в полевой куртке с зеленоватым оттенком «фельд-грау», который с внушительной, вооруженной винтовками и фаустпатронами, группой из человек двадцати бегом направлялся по улочке в сторону горящих зданий.

– Герр лейтенант! – окликнул его гауптвахмистр, каким-то образом сразу распознав его знаки отличия. – В какой стороне здесь госпиталь?

– Могу вам сказать только, откуда наступают русские… – приветливо ответил офицер, замедляя шаг.

Хаген, приблизившись, разглядел у офицера нашитые на воротник петлицы, окантованные зеленым цветом. На правый рукав его куртки была нашита повязка с надписью, начертанной готическим шрифтом, разобрать которую Отто не смог. Остальные, входившие в группу, были одеты в гражданскую одежду.

Говорил лейтенант с какой-то воспаленной, едва ли не восторженной, приподнятостью. Как будто опаздывал на бал, где должен был увидеться с возлюбленной. По его словам, иваны после массированной авиационной бомбардировки и затяжного артиллерийского обстрела прорвали линию обороны в двух километрах севернее.

– Они использовали несколько лодок, которые наши олухи забыли уничтожить и попросту оставили на южном берегу. Иваны на лодках переправились на северный берег Тельтова и захватили плацдарм, что позволило им наладить понтонную переправу…

Сообщая это, лейтенант все время размахивал левой рукой, указывая ею в сторону горящих у глубине улочки зданий. Видимо, там находился тот самый север.

XXXII

На вид ему было лет двадцать пять. Офицер еще несколько раз оживленным тоном проговорил про наступающих русских. Как он сообщил, сам он являлся командиром взвода стрелкового батальона дивизии «Маттершток».

Батальон, в котором лейтенант был взводным, неделю назад был практически полностью уничтожен вражескими танками под Носсдорфом, в нескольких километрах от реки Нейсе.

– Мы находились в резерве и даже не успели толком вступить в бой… – с досадой, скороговоркой выпалил лейтенант. – Я чудом выжил… И даже царапины не получил… Вот досада…