Королева Ойкумены - Генри Олди

Холмы, оливы, и ни тени монстра.

Однажды она спросила лекторшу, милейшую герцогиню синцименики: почему чудовища преследуют «на той стороне» только рабов и энергетов? «Мы – люди, – ответила та. – Настоящие люди.» Регине сразу вспомнился Рауль Гоффер, но она промолчала. «Мы – носители разума. Его полномочные представители в любом мире, куда бы мы ни попали. Энергеты же пошли путем эволюции, а не цивилизации. Разум спит в них. А сон разума, студентка ван Фрассен, как известно, рождает чудовищ…»

– «Потолок» на сто метров поднят. Чтоб им было, где летать.

– Им?

– Хтонов, как правило, держат парами…

Напротив, иллюстрируя правоту Гюйса, резвилась пара крупных – не меньше кутханского саркастодона – саблезубов. Их ленивая грация завораживала. Гигантские кошки, весом в добрых полтонны каждая, бесшумно скользили в зарослях папоротника. Исчезали в желто-зеленой кипени; являлись непонятно откуда, следуя друг за другом. Под шкурами, испещренными черно-рыжими подпалинами, перекатывались могучие мускулы.

– Знаменитые химеры Сякко, – Гюйс указал на саблезубов.

Единственные, вспомнила Регина, полиморфы, известные науке Ойкумены. Три двойных спирали ДНК. У каждой химеры – три ипостаси: кошка, ящер и козел (антилопа). Конкретика ипостасей варьируется: смилодон-престозух-куду, тигр-горгонопс-лошадиная антилопа, лев-дромеозавр-нильгау…

Идеальная приспособляемость к среде обитания.

«Химера с острова Кайдо, – зажглась надпись, реагируя на людей, задержавшихся у вольера. – Ипостаси: махайрод-тератозавр-канна.» Фильмы, справочники, думала Регина, не трогаясь с места. В детстве – походы с отцом в зоопарк. Я знаю, как выглядят химеры. И всё равно вглядываюсь в них, словно надеясь высмотреть… Что?

Признаки других ипостасей?

«…вам до сих пор не понятно слово „шестеренка“? Каждый из нас – сам себе операционная бригада. Коллектив суб-личностей с разными специализациями. В обычной жизни это никак не проявляется…»

Химеры, рыча, скрылись в дебрях папоротника.

– Сезон спаривания, – Гюйс мечтательно улыбнулся. – Ах, милые мои крошки! Занозы моего сердца! Знаете ли вы, что это за чудо: любовь химер? Ведь им для зачатия потомства нужно сойтись во всех трех ипостасях…

– Вряд ли это, – хмыкнула Линда, – доставляет химерам особые неудобства.

В подтверждение ее слов зоопарк накрыло торжествующим ревом.

– Как сказать, деточка! К примеру, похолодало на дворе, и ящер уже ни на что не способен. Мы, мужчины, такие хрупкие натуры…

– Поэтому гон у химер происходит летом, – сообразила Регина.

– Верно. Ну всё, это надолго. Идем, покажу вам кое-что…

V

Зажглись фонари – солнышки-гусята в кувшинчиках из стекла. В их свете плексаноловый купол казался золотым. Сделай шаг в сторону, и он уже пылает гигантским костром, как маковка ушедшего под землю собора. Еще шаг, угол преломления меняется – и тебя накрывает вечерняя тень. Чудо закончилось. Обычный купол, каких Регина видела-перевидела. Внутри может располагаться что угодно: от ресторана до спорткомплекса…

– Ой, какой очаровашка!

Линда намертво прилипла к первому же вольерчику. Там боролись-кувыркались два пушистых котенка.

– Отлично приручаются, – заметил служитель, взявший на себя роль экскурсовода. – Очень верные. И живут долго.

«Карликовая химера из провинции Оритака, – гласила табличка. – Ипостаси: дымчатый леопард-ставрикозавр-джейран. Максимальный вес – до 30 килограммов.»

Гюйс привел девушек в питомник.

– Тут у нас молодожены. Медовый месяц, брачная ночь, – соседний вольер был затемнен. – Проницаемость звука отключена. Пусть ящерки порадуются. Если хотите, я могу вывести картинку на внешний монитор.

«Тьфу, дурак, – молча возмутилась Регина, – всё испортил! Подглядывать за новобрачными? Мало нам того, что в Храме никуда не спрячешься! Как на ладони – в общежитии, в столовой, в душевой…»

– Спасибо, не нужно.

В третьем вольере буянила целая ватага ящерят. Они скакали, силясь достать висящие над ними куски мяса. Ящерята были мелкие, сантиметров сорок в длину, но прыгучие на диво. Отталкиваясь хвостами и задними лапами, они взлетали метра на два – и повисали на добыче, вцепившись в мясо зубами. Начинался «маятник» – болтанка туда-сюда. Оторвав вожделенный кусок, ящерята смешно шлепались на пол.

– Им нужно много двигаться, – пояснил служитель. – Прыжки развивают мускулатуру и охотничьи инстинкты.

– А это кто? Рядом?

– Это никто. Совсем уже скоро – никто. Увы.

В следующем вольере лежал одинокий козленок. Регина шагнула ближе, присела на корточки. Козленок, темно-рыжий с белыми «чулочками», безразлично посмотрел на нее – и отвернулся.

– Что с тобой, малыш?

– Пойдемте дальше, – служитель вдруг стал разговорчив сверх всякой меры. – Если вам понравится кто-то из наших питомцев, вы сможете его приобрести за умеренную плату. Карликовых химер разрешено держать в качестве домашних животных на большинстве планет Ойкумены…

– Что с ним?

– Простите, это моя вина. Я забыл затемнить вольер…

– Я спрашиваю: что с ним?

Служитель развел руками:

– Не жилец. Смотрите сами…

Он тронул панель управления вольером. Из пола бесшумно выехал лоток кормушки, доверху наполненный капустными листьями. Свежая, хрустящая, капуста выглядела аппетитно даже для человека. Козленок же отпрянул в испуге, словно еда значила для него что-то неприятное. Но вскоре, повинуясь чувству голода, потянулся к капусте. Сунул морду в кормушку, прихватил зубами ближайший лист; громко зачавкал. Почти сразу по телу малыша прошла волна дрожи. Козленок жалобно заблеял и шарахнулся прочь от кормушки. Шкура его вспухла упругими буграми. Шерсть сменила цвет на серо-зеленый, с металлическим отливом, превращаясь в чешую. Шея вытянулась, морда сделалась узкой. Меж заострившихся клыков мелькнул раздвоенный язык змеи…

Регина впервые видела, как химера меняет облик.

Маленький ящер – голенастый, тощий, похожий на страусенка – с трудом поднялся на задние лапы. Приплюснутая головка дрожала, как у глубокого старца. Подергивался узкий хлыстик хвоста. Передние лапы, вооруженные страшными когтями, ящерок прижимал к груди. Спотыкаясь, он обошел вольер, вернулся к капусте – и с разочарованием зашипел.

– И так каждый раз. Иногда чудом удается покормить беднягу…

– А если ему мяса дать?

– То же самое. Ухватит кусочек – меняет ипостась на травоядную.

– Его надо лечить!

– У нас отличный ветеринар. Он трижды осматривал эту химерку. Сделал все необходимые анализы. Детеныш здоров. Наверное, генетический дефект. Еда, как стимул метаморфозы, делающей невозможным дальнейшее принятие пищи. Прошу вас, следуйте за мной! Я покажу вам замечательный выводок. Они сейчас в кошачьей ипостаси. Таких гепардов вы не увидите нигде, кроме как у нас…

«…ответь мне, зачем я нужна, если вы – бегуны,Зачем я мешаю вам жить, если шансы равны,Зачем я брожу, словно тень, от стены до стены,Зачем протираю штаныНа теплой скамье подсудимых?

Зачем нам встречаться на зябком пороге души,Зачем нам чеканить монеты ценней, чем гроши,Зачем спотыкаться, бежать, торопиться, спешить,Когда и в грозе, и в тишиВсе тропы неисповедимы?

Кому интересен мой жребий, мой век, мои терки с судьбой?Ты помнишь пророка, который немой и рябой?Он был моим братом, он джазовой вился трубой,Он – в скалах ревущий прибой,Я – фарш в сдобном тесте,

Возьми меня, брат, я от корки до корки твоя,Дай мне отдохнуть на траве у бродяги-ручья,Я в душу твою заползу, как слепая змея…»Я внял монологу ея,Отныне мы вместе.

Глава шестая

Химера

I

В Храм она вернулась за час до полуночи.

Линда и Гюйс распрощались с ней у ворот, не отпуская такси – мобиль ждал, чтобы отвезти их в отель. Прощание вышло долгим. Линда тридцать раз заверила подругу, что с радостью осталась бы в общежитии, чтобы Регина не скучала; Регина в свою очередь тридцать раз заверила преданную эмпатку, что с радостью переселилась бы в нормальный отель; Гюйс, когда ему осточертело слушать взаимные заверения, пригрозил, что завалится спать прямо здесь, на травке, в обществе двух болтливых красоток, а если один не справится с буйной юностью, то призовет на помощь Старика…

Миг, и Регина осталась одна.

Ночью храмовая территория преобразилась. Прекрасная при свете солнца, в темное время суток она налилась тайной, как спелый фрукт – соком. Над головой, венцом королевы, мерцали кольца Сякко. Полоса алмазной пыли тянулась через весь небокрай. Снизу ее вечному празднику вторили люминофоры, размещенные в парке опытными ландшафтмейстерами. Древние оливы превращались в фейерверки, сильно разбавленные жидким серебром. Шары, горящие желтым и зеленым, как глаза хищников, окружали пруд. Рябь на воде – букеты искр – нескончаемая вереница их плыла от берега к берегу. В ветвях можжевельника запутались звезды, опьянев от смолистого аромата. Рядом, словно выпрашивая милостыню, скромно ждали два гранатовых деревца. Булькнула вода: толстяк-карп спросонок ударил хвостом. И музыка – она звучала отовсюду, тихо, еле слышно; мелодия флейты взлетала, отталкиваясь от струнных, как от батута, на миг повисала в воздухе, зная, что рано или поздно настанет черед опускаться, гаснуть до нового взлета…