Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров

сестер. Умирая, он бросился в воду, и по имени его названа вторая речка. Зет и Амфион возвели вокруг Кадмеи новую стену; на звук волшебной лиры Амфиона камни сами снимались с мест и ложились в постройку. У восточных ворот показывают могилу двух братьев и на ней несколько каменных глыб – говорят, они пришли сюда на зов Амфиона.

В Фивах родился и вырос Геракл, сын Зевса, величайший греческий герой. Когда входишь в Фивы через Электрины ворота, то направо от тебя храм Аполлона Исменского со статуей работы Фидия на том месте, где древний Кадм убил дракона, а налево – храм Геракла, на карнизе которого – изображения двенадцати его подвигов, сделанные Праксителем. Храм этот на том месте, где стоял Гераклов дом; здесь – могилы Геракловых детей, которых он сам перебил в приступе безумия. Чтобы остановить его, богиня Афина оглушила его большим камнем; камень здесь лежит до сих пор и называется Вразумитель.

Фивы – самый сильный город Беотии. Все остальные города с Фивами в союзе и покорны им, а кто противится, тех фиванцы разоряют, как Платею. Фивам на руку, что другие города живут в вечных перекорах: Ороп славится жадностью, Танагра – завистью, Платея – тщеславием, Фивы – насилием, Галиарт – глупостью и так далее. Впрочем, глупыми соседи считают всех беотийцев, вместе взятых, и дразнят их «беотийские свиньи». Знаменитый врач Гиппократ объясняет эту глупость тем, что в Беотии воздух влажный и застойный, а по ту сторону Киферона, в Афинах – чистый и свежий.

Раньше в Фивах правила знать, а теперь – народ. За свергнутую знать заступилась Спарта и послала на Фивы свое войско. В трех часах пути от Фив, возле Левктры, оно было разбито, и это было первое поражение непобедимых спартанцев, какое помнят люди. Половина спартанского воинства полегла. Когда я был потом в Спарте, мне рассказывали, как пришла туда об этом весть. Был праздник, шли состязания; правители запретили прерывать праздник, разослали известия о павших по их домам и приказали, чтобы кто не в силах сдержать горе, тот не показывался бы на улицах. Родственники поздравляли друг друга с тем, что их мужья, отцы и дети пали столь доблестно, а спасшиеся стыдились показаться на глаза согражданам. Таково было мужество спартанцев.

Победителями-фиванцами командовал Эпаминонд. Он был ученик философов и любитель добродетели, но по должности сделался полководцем и завоевателем. Живет он в строгой бедности, питается часто только хлебом и медом, изучает музыку, как мудрецы-пифагорейцы, и любит играть на флейте. В беседе он больше слушает, чем говорит; о скифских делах он задавал мне такие вопросы, что я не на все мог ответить. Я спросил его, как сумел он победить спартанцев. Он ответил: «В Греции обычно самых сильных воинов ставят на правый фланг. В бою каждая сторона побеждает на своем правом фланге, а потом победители сходятся и, утомленные, бьются дальше. Я поставил самых сильных воинов на левый фланг, против спартанского правого, и выстроил их не в двенадцать, а в пятьдесят рядов: чувствуя за собой такую силу, боец храбрее бьется. Так мы сразу одержали верх в главной схватке, и победа была наша. Я рад, что мой отец дожил до нашего торжества».

За речкой Диркеей возле храма Матери Богов стоит дом поэта Пиндара, который умер сто лет назад. Он писал хвалебные песни в честь победителей на Олимпийских и других состязаниях, слог их был мощный, как горный поток, и они славились на всю Грецию. Я удивился, что такие знаменитые песни писались по таким случайным поводам. Мне ответили: «О победителе там говорилось не так уж много, а больше – о его городе, о богах, о судьбе и мудрости. Так делают все сочинители хвалебных песен. У Пиндара был поэт-соперник, его звали Симонид. В одну песню он вставил такую хвалу близнецам-Диоскурам, сыновьям Зевса, что заказчик обиделся и заплатил ему только треть обещанного: „а две трети пусть заплатят Диоскуры“. Когда вечером был пир, вошел раб и сказал: какие-то двое юношей-богатырей хотят видеть Симонида. Тот вышел, никого не увидел; и тут вдруг дом за его спиной зашатался и рухнул, раздавив и жадного хозяина, и его гостей. Это заплатили Диоскуры».

Другой великий беотийский поэт – Гесиод. Он жил четыреста лет назад. Он был крестьянин и жил в деревушке Аскре, что под горой Геликоном; мы проходили мимо нее, когда покинули Фивы и пошли дальше. У Гесиода был злой брат, который хотел оттягать у него клочок земли. Чтобы образумить брата, Гесиод написал поэму «Работы и дни»: о том, что правда выше всего и кто ее нарушит, того накажут боги; и о том, что самый честный труд – это крестьянский труд, и что пахать надо так-то, а сеять тогда-то, каждой работе – свои дни. Гесиода тоже чтут по всей Греции. Однажды он даже состязался с самим Гомером, и судьи присудили ему победу – потому что Гомер прославляет войну, а Гесиод – трудовую мирную жизнь.

Геликон, «Витая гора», посвящен Музам; отсюда они сходили вдохновлять Гесиода. Муз вначале считалось только три: Мелета, Мнема и Аэда, что значит «забота», «память» и «песня», потому что песню нужно сначала сочинить, потом выучить, а потом спеть. А теперь там в храме изображены целых девять Муз: Евтерпа-музыка, Терпсихора-пляска, Талия-комедия, Мельпомена-трагедия, Эрато-лирика, Каллиопа-эпос, Полигимния-красноречие, Клио-история и Урания-философия. Там течет источник, выбитый небесным огнем Пегасом, и другой, над которым умер прекрасный Нарцисс, влюбившись в свое отражение и не в силах отойти от него. Зелень и коренья вокруг такие сладкие и хорошие, что даже змеи жалят не смертельно.

Дальше мы пришли в городок Лебадею, близ которого знаменитый оракул в пещере Трофония. Трофоний и Агамед были зодчие, выстроившие в Дельфах храм бога Аполлона; Аполлон за это обещал им лучшую из наград – и через семь дней оба они умерли мирной смертью во сне, с улыбкой на устах. Пещера эта маленькая, высотою в рост человека, а глубиною в два шага. В глубине щель, в которую, кажется, не протиснуться человеку; но когда вопрошающий, принеся жертвы и помолясь, спускает в эту щель ноги до колен, то его сразу туда затягивает, а потом выбрасывает из этой щели тоже ногами вперед. Вышедшие из святилища бывают в таком ужасе, что будто бы никогда больше в жизни не смеются; но это неправда.

Спутник мой рассказал мне, что дед его был учеником философа Сократа и спускался к Трофонию, чтобы спросить: что такое демоний Сократа? Сократ часто говорил,