Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Мне очень приятно услышать такую оценку, — сказал Кеннеди, — ведь иногда кажется, что мы уже уступаем им чуть ли не милю на пятимильной дистанции.

— А я ничуть не сомневаюсь, что мы их нагоним.

Подали первое — перловый суп с овощами. Президент восхитился Уйлтом Чемберленом: невероятный результат — сто очков за одну игру в чемпионате НБА.

— Давно это было? — поинтересовался Гувер.

— Три недели назад. Наверняка вы слышали. Это же поразительное достижение.

— Слышал, разумеется, — промямлил Гувер, — только, знаете ли, этот вид спорта — баскетбол — не вызывает у меня интереса.

— Неужели?

— Скука. Носятся десять верзил по площадке и каждые двадцать четыре секунды подскакивают за мячом.

— М-да, и тут ничего не поделаешь, верно? — произнес Кеннеди.

— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Меня, к примеру, изумляет то, как цветные спортсмены, похоже, завоевывают ключевые позиции в этом виде спорта, — заметил Кеннеди.

— Вы меня неправильно толкуете, — сказал Гувер, — я ведь не сказал, что за мячом носятся негры-верзилы.

— Не сказали.

— Я готов поддержать все благородные устремления негритянской части нашего населения, но вы первый затронули деликатную тему. Эта среда, похоже, гораздо чаще рождает великих атлетов, нежели выдающихся лидеров.

Подали второе — жаркое по-американски с вареным картофелем и горошком. Когда чернокожий официант вышел из комнаты, Кеннеди сказал:

— Я бы, например, без колебаний назвал Мартина Лютера Кинга выдающимся лидером.

— А я бы нет, — возразил Гувер. — Более того, у меня прорва причин не отзываться о нем положительно.

— Стоит ли так резко, мистер Гувер?

— Я всегда стараюсь обходиться без резкостей, если в этом нет необходимости, господин президент. Мартин Лютер Кинг — самый выдающийся лжец нашего времени, и я могу это доказать. Если вам когда-нибудь вдруг это понадобится, будьте уверены: у меня на него достаточно материала, чтобы он моментально умерил свои возмутительные требования.

— Ясно, — сказал Кеннеди, — значит, вы намерены в скором времени ознакомить меня с содержанием тех самых «особых папок», не так ли, мистер Гувер?

— Собственно, сегодня я здесь потому, — сказал Гувер, — что меня тревожат кое-какие новые поступления.

— Касательно, в частности, чего — не соблаговолите ли уточнить?

— Касательно, в частности, круга общения одного из ваших друзей.

— Кого же именно из моих друзей? — спросил Кеннеди.

— Фрэнка Синатры, например.

— У Фрэнка действительно широкий круг общения.

— Господин президент, это не раздутая газетами сплетня по поводу известного эстрадника, который вынужден пожимать десятки рук в ночных клубах. Речь идет об устойчивой связи с Сэмом Джанканой, одним из столпов мафии. В этом деле замешана и юная дама, услугами которой, похоже, пользовались оба джентльмена, а также — у нас есть веские основания предполагать — и ряд других людей тоже.

Кеннеди молчал.

Молчал и Гувер.

— Кофе? — первым нарушил молчание Кеннеди.

— Не откажусь.

Все тот же негр-официант принес кофе, а когда он вышел, Кеннеди подытожил:

— Значит, вот к чему все сводится. Вы советуете, чтобы мой приятель Фрэнк Синатра держался подальше от Сэма Джанканы.

— Да, — подхватил Гувер, — это обрубит все концы. Хотя одна ниточка остается.

— А именно?

— Ниточка, не более того. Эта юная попрыгунья по имени Модена Мэрфи водит, похоже, самую тесную дружбу с одной из сотрудниц президентского секретариата тут, в Белом доме.

— Невероятно. Я непременно этим займусь. Только я плохо представляю, каким образом вы сумели приложить ухо к нашим проводам.

— Мы не можем этим заниматься. И не занимаемся. Вы можете быть совершенно спокойны на этот счет. Тут все достаточно просто — устойчивый контакт между мисс Мэрфи и Сэмом Джанканой буквально вынудил нас пойти на прослушивание ее телефонных разговоров. Случай, кстати, далеко не рядовой. Мистер Джанкана регулярно посылает своих людей проверять ее телефоны. Несмотря на это нам все же удалось на короткое время подключиться, и мы выяснили, что она от случая к случаю — иногда в течение нескольких дней подряд — разговаривает с Белым домом.

Гувер допил кофе.

— Я рассчитываю на вашу предусмотрительность, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Вернется миссис Кеннеди из Хайанниспорта — передайте ей, пожалуйста, от меня привет.

Они направились к двери, по дороге обсуждая весенние виды спорта. Гувер собирался на несколько дней во Флориду, точнее, в Сент-Питерсберг — отдохнуть, а заодно сходить на бейсбол, поболеть за «Янки», — и Кеннеди попросил его передать привет Клайду Толсону, которому предстояло ехать вместе с шефом. Гувер пообещал передать.

14

Несколько недель спустя, получив от Киттредж очередную порцию документов ФБР, я узнал, что на следующий день после обеда с президентом в Белом доме Будда лично телеграфировал моему отцу в Токио: УГОЛОВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ ЗАПРАШИВАЕТ ЦРУ НА ПРЕДМЕТ НАЛИЧИЯ ИЛИ ОТСУТСТВИЯ КОНКРЕТНЫХ ВОЗРАЖЕНИЙ ПРОТИВ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ГРАЖДАНИНА МЭЮ ПО ОБВИНЕНИЮ В ПРЕСТУПНОМ СГОВОРЕ С ЦЕЛЬЮ СОВЕРШЕНИЯ ДЕЯНИЙ, ПОДПАДАЮЩИХ ПОД ДЕЙСТВИЕ ЗАКОНА О ПРОСЛУШИВАНИИ ТЕЛЕФОННЫХ ПЕРЕГОВОРОВ. ЗАРАНЕЕ ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ЗА СКОРЕЙШИЙ ОТВЕТ.

Затем 10 апреля 1962 года Гувер направил помощнику генерального прокурора Миллеру в министерство юстиции памятную записку следующего содержания:

Бордмен Хаббард уведомляет, что судебное преследование Мэю приведет к раскрытию совершенно секретной информации, касающейся неудавшегося вторжения на Кубу в апреле 1962 года. В связи с этим управление возражает против преследования Мэю.

Седьмого мая Бобби Кеннеди пригласил к себе в кабинет двух высокопоставленных чиновников ЦРУ: главного юрисконсульта Лоуренса Хьюстона и Шеффилда Эдвардса, руководителя отдела внутренней безопасности. Несколько четких вопросов в лоб, и оба признали, что Мэю предложил Джанкане сто пятьдесят тысяч долларов за убийство Кастро. Как потом пересказал Проститутке Шеффилд Эдвардс, Кеннеди, услышав это, негромко, но очень отчетливо произнес:

— Я надеюсь, в следующий раз, когда вам взбредет в голову иметь дело с гангстерами, вы по крайней мере поставите в известность генерального прокурора.

Девятого мая состоялась встреча Роберта Кеннеди и Эдгара Гувера, после чего Гувер написал от руки и подшил в свою личную папку:

Я выразил крайнее удивление по поводу действий ЦРУ: во-первых, они знали о дурной репутации Мэю и, во-вторых, проявили чудовищную неразборчивость, решив использовать в подобном проекте человека с биографией Сэма Джанканы. Генеральный прокурор это мнение разделяет.

Отрывок из записки, которую Хью Монтегю в частном порядке адресовал Ричарду Хелмсу два дня спустя:

«Разговаривал с Братиком. Братик сказал, что виделся с Буддой и этого случая нам не простит никогда. Еще он говорит: самое скверное, что Будда намекает — не для протокола, — будто не кто иной, как Владыка Трудяг подсунул нам — через сэра Бурундука — Рапунцела с его выводком. Я ответил ему, что эта гипотеза, не подтвержденная доказательно (ссылка на А. Дж. Айера), не более чем дополнительная головоломка, и этого замечания мне хватило, чтобы оттолкнуться и, перепрыгнув кошмарную пропасть, очутиться за дверью его кабинета. Нам приходится столько всего хоронить под ковром, что, боюсь, очень скоро на этих кочках начнут спотыкаться непосвященные».

На полях — мои карандашные пометки: «Владыка Трудяг — несомненно, Джимми Хоффа; сэр Бурундук — может быть только Мэю».

Четырнадцатого мая, через пять дней после посещения Гувером Боба Кеннеди, Уильям Харви по распоряжению Проститутки позвонил Шеффилду Эдвардсу и сказал, что, если генеральный прокурор поинтересуется, рассматривался ли вопрос об участии в операции Розелли, следует ответить отрицательно. Эдвардс пообещал записать это в своем досье.

Теперь, когда в дело легла заметающая след бумага, Харви связался с Розелли, и тот подтвердил, что таблетки доставлены на Кубу.

— Дадим же им ход, — сказал Харви.

В этот период наблюдение ФБР за Джанканой заметно усиливается.

«Модена. Меня начинает тошнить еще до того, как мы отправляемся в аэропорт. Я знаю, там будут нас ждать фэбээровцы — я уже научилась распознавать этих типов. Они торчат, как пингвины на льдине.

Вилли. Ты преувеличиваешь.

Модена. Когда у человека только одно на уме — одно и больше ничего, — он заметен в любой толпе. Я вычисляю их моментально, едва вы входим в зал. Прежде они старались ходить за нами незаметно, но теперь лезут напролом и орут так, чтобы все вокруг слышали. Например: „Интересно, чем вы зарабатываете на жизнь, а, Джанкана?“ „Все просто, — отвечает обычно Сэм. — Я владелец Чикаго. Хозяин Майами. И Лас-Вегас тоже мой“. Так уже было два раза подряд, когда мы садились в самолет. Сэм начал думать, что он с ними справился. „Им этого не понять, Модена, — твердит он мне. — Сами-то сидят за жалованье — тут и сказочке конец“.