Том 68- Чехов - Литературное наследство

г

f . А/Сч» ,

— w /

T

Л

J^ J

-V'-i "Л

i- I 5

- J I

2,

и*

гУ/'

г ' J

/ V

^ 1

л,

v,

4. . h

АВТОГРАФ ПИСЬМА ЧЕХОВА к А. П. СЕРГЕЕНКО ОТ 9 ОКТЯБРЯ 1900 г. Написано на открытке Собрание А. П. Сергеенко, Москва

иего. Он очень обрадовался и сказал: „Непременно приду". И тут он меня очаровал. Веселый, молодой, жизнерадостный, остроумный, красивый. У него тогда вышел первый сборник „СказкиМельпомены", и он подарил мне его. Рассказчик он был превосходный, но расходился лишь в очень интимном кругу, а вообще больше молчал. Был очень скромен, всегда дер­жал себя с большим тактом, не искал популярности. Он обладал удиви­тельной способностью быть со всеми в хороших отношениях, и все у него были друзья — и Тихомиров, и Немирович-Данченко, и Гольцев, и По­лонский. Между тем он вовсе ни к кому не подлаживался и вел себя со всеми независимо. Он шутник, школяр был всегда невозможный. Полу­чаю, например, письмо, на конверте которого незнакомым мне почерком написано: „От банкирского дома Генриха Блока". Почему от Генриха Блока? Какое я к этому банкирскому дому отношение имею? В пол­ном недоумении распечатываю конверт, а в нем оказывается письмо, подписанное „А. Чехонте". Или напишет на конверте: „Доктору фило­софии" и еще что-нибудь в этом роде. А один раз мы шли по бульвару в Москве целой компанией. Я отошел немного в сторону, вдруг слышу Чехов кричит: „Говоруха-Отрок! Говоруха-Отрок!" А тогда писатель был та­кой неприличный — Говоруха-Отрок, не то, что неприличный, а сотрудничал он в ретроградной,отвратительной газете „Московские ведомости" и все мы, молодые литераторы, его презирали. Я оглянулся. Оказывается, что Чехов мне кричит: „Говоруха-Отрок, Говоруха-Отрок". Все на меня с удивлением смотрят, а я не знаю, куда мне деваться.

Таким школяром он оставался, несмотря на свой жестокий недуг, до конца своих дней. Ведь еще полгода не прошло, как я был у него в Мос­кве — в феврале этого года. Сидим мыс ним за столом друг против друга, разговариваем. У него правая рука опущена в карман брюк, а левая ле­жит на столе. Он меня слушает. Вдруг вбегает его жена, шопотом взвол­нованно говорит: „Антоша, там графиня Капнист приехала, просит тебя дать рассказ в ее сборник". Антон Павлович ничего не отвечает, смотрит на меня и спрашивает: „Так ты когда опять в Москву приедешь?" — и одновременно вынимает правую руку из кармана брюк, подсовывает ее под локоть левой руки в направлении к жене и делает кукиш. „На, мол, тебе, графиня Капнист". И все это было проделано с серьезнейшим видом...

В феврале этого года я еще раз с ним виделся, и это было наше послед­нее свидание... Да, так неожиданно умер. Хотя в последний мой приезд в Москву в начале июня этого года Грековы говорили, что он очень плох. Но потом письмо его было такое бодрое. Казалось, что он вернет­ся, и вот — умер. Только теперь я понял, какое он огромное место зани­мал в моем сердце...»,—говорил мой отец, и мы, слушая его, чувст­вовали, что и в жизни всех нас Антон Павлович занимал очень боль­шое место.

Л.К.ФЕДОРОВА. А.П.ЧЕХОВ

Публикация Н. А. Роек и ной

Лидия Карловна Федорова — жена писателя А. М. Федорова. Как вспоминает вдова И. А. Бунина, это была женщина, «умевшая работать и держать дом» и помогав­шая мужу в его литературной работе (В. Н. Муромцев а-Б у н и н а. Жизнь Бунина. 1870—1906. Париж, 1958, стр. 99). Воспоминания самого Федорова о Чехове напечатаны в сб. «Памяти Чехова», 1906 г.

В публикуемых ниже воспоминаниях Федорова упоминает о своем участии в ре­волюционном движении (отвозила нелегальную литературу в Ялту). Однако надо по­лагать, что это участие было случайным и эпизодическим.

Публикуемые воспоминания были написаны Л. К. Федоровой, жившей перед вой­ной в Одессе, в 1936 г., по просьбе А. И. Роскина. Авторская машинопись была тогда же передана Роскину вместе с рядом других документов. Ныне эти материалы хра­нятся у Н. А.-Роскиной.

«А. П. Чехов». Под таким заглавием я нашла листки среди бумаг А. М. Федорова. Очевидно, это начало неоконченной статьи об А. П. Чехове.

Под заголовком четыре строки из стихотворения Федорова «Памяти Чехова»:

Его я часто вспоминаю, Вот и сейчас передо мной Стоит он, точно, как живой, Таким, каким его я так люблю и знаю.

«Когда я его увидал в первый раз рядом с бывшим издателем „Жур­нала для всех" В. С. Миролюбовым, которого прыткие репортеры одес­ские прозвали „Шлагбаум" за длинную прямую фигуру, а главное, за то, что он ревниво оберегал от их назойливости больного писателя, Антон Павлович показался мне невысок ростом, на самом деле он был роста выше среднего. В движениях и манере говорить — сдержан и благородно прост. Мягкий и располагающий при первых звуках голос, иногда переходя­щий в басок, но глубокая октава Миролюбова, бывшего оперного певца, покрывает тихие, низкие ноты голоса Чехова, как густая бархатная волна».

На этом обрывается запись.

В 1900 году, весной А. П. Чехов и Миролюбов приехали из Ниццы в Одессу по пути в Крым. В ожидании парохода они остановились в Лон­донской гостинице, и Миролюбов, по желанию А. П., пошел разыскивать Федорова, чтобы познакомить его с Чеховым 1.

Я хорошо помню этот день, когда А. М. Федоров, возбужденный и взволнованный, вбежал в комнату, где я сидела с А. И. Куприным. Куприн говорил о той тревоге, которая не покидает его со дня выхода его первой книжки рассказов.

— Что такое критик? Это кровожадный тигр, любящий молодое мясо.

Куприн тогда был молод, застенчив и не уверен в себе.

Вы тут спокойно разговариваете и не подозреваете, кто в Одессе! В Одессе Чехов!

JIa-a-дно,— недоверчиво протянул Куприн.— Чехов за границей.

Был, а со вчерашнего дня он здесь. Миролюбов отыскал меня в редакции «Одесских новостей», чтобы пригласить меня к Чехову. Я у него был, мы вместе гуляли по бульвару, по улицам, заходили в ма­газины.

Счастливец!— искренно позавидовал Куприн.

Напрасно завидуешь. А. П. просил меня привести тебя к нему се­годня вечером.

Ну-у! ? Это невозможно!

Почему? Ты разве не знаешь, как Чехов всегда приветлив к моло­дым писателям? А тут еще козырь: вышла твоя первая книжка.

Куприн вскочил и схватился за голову.

Да понимаешь ли, что ты говоришь? А вдруг он ее читал!

Это