Обратный отсчет: Распад - Токацин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привыкнешь, — сказал Виктор, перебирая переключатели. — Похоже на крейсер — летишь вслепую. А в кого-то врежешься — ему же хуже. Значит, на юг? Далеко?
— В Спрингер, — Гедимин пытался определить источник нарастающего гула, вроде бы негромкого, но постоянно давящего на уши. Звук был очень знакомым, но с распознанием сармат не торопился — трудно было поверить, что это возможно. «Антиграв,» — обречённо вздохнул он, когда невидимый волчок набрал обороты. «Маломощный, скомпенсированный… Сколько же энергии он жрёт⁈»
— До Спрингера туннель не проложили, — отозвался Виктор, берясь за рычаги. — Выйдешь в Санта-Фе. Там есть гетто, транспортная компания, — они помогут.
Что-то мягко надавило Гедимину на макушку и прижало его к герметично закрытому люку. Сармат пригнул голову и судорожно сглотнул, выравнивая давление. «Хельд» быстро набирал скорость, летя внутри вакуумного туннеля. Что-то вспыхивало на мониторе, и Гедимин невольно на него уставился — там был выведен заряд аккумуляторов, и сармат видел, как с каждой вспышкой иссякающий запас восстанавливается. Они уже разогнались до трёхсот километров; машинисты пристегнулись, Гедимин хотел выпустить когти, но побоялся царапать обшивку в чужой кабине и только расставил руки и прижался к закрытому люку. Открывался он вбок — если что, выпасть не дал бы.
— Ничего скорость? — покосился на ремонтника Виктор, дружелюбно ухмыляясь. — Если бы не остановки, долетели бы за три часа. Мы половину времени стоим и растаскиваем вагоны. Тебе придётся тут сидеть — тебя ведь вроде как нет…
Гедимин кивнул. Ему до ноющей боли в запястьях хотелось заглянуть под обшивку, высунуться в туннель и посмотреть, что передаёт энергию аккумуляторам поезда. Состав уже разогнался до пятисот километров и продолжал набирать скорость. «Часов через пять буду в Санта-Фе,» — прикинул сармат, сжимая пальцы в кулаки и стараясь подавить «ремонтный рефлекс». «Там посмотрю на туннель снаружи. Где-то должны быть подстанции…»
…Он высунулся из приоткрытого люка, стараясь не поднимать голову выше защитного поля, — выглядывать из фургонов запрещалось, но ему разрешили пару секунд «подышать воздухом». За красноватыми холмами, утыканными редкой шарообразной растительностью, уходил на север прямой, как луч, крытый туннель «хельда». Через каждые пятьсот метров над его опорами горели приёмные антенны промежуточных подстанций — гранёные красные шпили на кольчатых белых столбах. Ещё поворот — и туннель исчез за жёлтым холмом, и сармат опустил голову, закрывая за собой люк. «Кенворт-Ультима» шёл на северо-восток с сотней тонн груза и одним пассажиром на борту; у Гедимина в кармане лежали два бургера и контейнер с живой закваской — всего пригоршня, подарок сарматов из Санта-Фе. Её он трогать не собирался, пока не переполнится ёмкость, — «мартышечья» еда надоела до тошноты, и сармат хотел вырастить свою и перейти на неё окончательно.
…Белесое небо затянуло лёгкой дымкой, но по бликам на куполе сармат определил, где солнце, — оно уже вышло из зенита и клонилось к западу. «Закат в семь,» — вспомнил он предупреждения филка-водителя, с которым расстался на обочине у северной окраины Спрингера. «Через двадцать минут без фонаря ничего не увидишь. Выбирайся к терминалам — переночуешь, утром уедешь.»
Гудящее под непрерывным потоком глайдеров шоссе Канам осталось на западе; гул, несмотря на все ограждения, долетал даже сюда, на безлюдные холмы к северу от Спрингера. Улица Эль-Пасо, протянувшаяся с юга на север, тут обрывалась, упираясь в символическое ограждение из белого рилкара, издалека похожего на мрамор. Ничего ценного за ним не было — только пустынные переходы между рядами трёхгранных обелисков, небольшие деревца и колючая растительность, местами цветущая.
— Вы же не собираетесь меня грабить, сеньор? — усмехнулся смуглый человек, низкорослый даже по их меркам — единственный обитатель маленького строения у входа на кладбище. Гедимин смутился — он не собирался глазеть на сторожа, но огромный станнер с декоративными накладками на рукоятке так и притягивал внимание. Сармат покачал головой и развернулся к терминалам у входа.
Бродить по кладбищу без адреса можно было часами — тут были тысячи захоронений, но машина быстро нашла Герберта Конара, и через минуту Гедимин вышел на пустынную аллею с маленьким распечатанным листком — «улица», номер стелы, высота на самой стеле.
Обелиски стояли плотно — место на незаражённых территориях экономили, как могли, даже если земля сейчас в основном была покрыта дикой растительностью, — когда-то она должна была пойти в ход. Захоронения не отличались друг от друга — чёрный постамент, белая стела в полтора метра высотой, блестящие кристаллы, вмурованные в переднюю грань, короткие надписи рядом с ними — имена, даты, иногда — фраза в несколько слов. Когда-то существовала традиция зарывать трупы целиком, потом — сжигать их; сейчас, после Третьей войны, их превращали в искусственный алмаз. Камни получались небольшие — чтобы можно было их разглядеть, их помещали в цветной консервант внутри футляра из гранёного рилкара; эти грани и блестели на стелах, мимо которых проходил Гедимин, машинально скользя взглядом по надписям.
«Франциска-Лусия Тебар де Виллальба» — стояло у верхнего гнезда на угловой стеле. «Кошка до сих пор по тебе плачет». Гедимин, озадаченно мигнув, прошёл мимо — к маленькой закольцованной аллее в самом сердце кладбища.
Там было посажено что-то с крупными цветками, довольно сильно пахнущее, — сармат даже сдвинул респиратор, чтобы принюхаться. Стел было немного — всего десяток, и на каждой — по два-три кристалла, — здесь хоронили почётных граждан Спрингера, и аллея была полупустой. «Герберт Конар» — прочитал Гедимин рядом с прозрачной полусферой с едва заметной сеткой граней. Зеленоватая жидкость внутри слабо посвечивала, омывая осколки небольшого алмаза. Что-то очень сильно повредило его, практически разрушило, и в капсуле остались бесформенные куски в мерцающем консерванте.
«Герберт Конар,» — перечитал Гедимин, осторожно касаясь камня бронированной рукой. Невидимые обручи сдавили грудь так, что больно было дышать. «Не так уж много остаётся… после всего…»
С судорожным вздохом он опустился на колени и склонил голову. Глаза жгло, но жидкость просачивалась наружу неохотно — веки оставались сухими и горячими. «Ну вот, я приехал. Мы всё-таки встретились. Только не в Ураниуме
