Солнечный змей - Токацин

«А с дичью-то плохо,» — покачал головой Фрисс, разглядывая их добычу — она осталась под присмотром стражников у входа в хижину, слепленную вместе со стеной из тех же обломков. К палке были привязаны две крупные короткохвостые и толстомордые крысы пёстрой окраски, из брошенного рядом узла выглядывали щупальца летучих медуз, — больше не было ничего.

Флона, фыркая и цепляясь за всё подряд краями панциря, проползла сквозь базар, раскинувшийся у стены. Фрисс смотрел вперёд, Аста за его плечом непрерывно шипела и скалилась — она тоже чувствовала любопытные взгляды и видела, как одни, подхватив товар, шарахаются за шатры и чужие спины, а другие подбираются поближе, на всякий случай сжимая в руках что-нибудь тяжёлое.

— Я ищу Умма Ксази, — громко сказал Речник, поднимаясь во весь рост. — Кто-нибудь из них тут есть?

Негромкий гул пробежал по базару. Любопытные Призыватели, ранее оттеснённые от дороги, протиснулись сквозь толпу и подпрыгивали на обочине, взволнованно перекрикиваясь.

— Умма Ксази? Иди к храму! — отозвался один из них. — В доме Укухласи найдёшь уважаемого Ксази. Там большие дни, там праздник — странники были в городе мёртвых и вернулись живыми, там рады всем путникам! Иди в дом Укухласи, о коатек.

Речник слышал, как за его спиной шуршат дверные завесы, и жители встревоженно шепчутся, — но никто не тронул путников, и ни одно злое слово не полетело им вслед. Фрисс разглядывал высокие фундаменты, сложенные из обломков базальта, и толстые канаты, торчащие из щелей в стенах и крепко привязанные к каменным штырям. Такие штыри были у каждой хижины — даже у тех, которым не хватило камня на фундамент.

— Та-а… Киньямкела уходит в плавание каждую осень, — Нецис с усмешкой указал на верёвки. — Мы едем сейчас по дну, Фрисс. Когда дожди приходят в Великий Лес, вода тут поднимается на три твоих роста, и все эти хижины всплывают и болтаются на привязи. Я вижу фляжку и сандалию над вон той дверью, Фрисс. Не знаю, хватит ли на этом постоялом дворе места для Двухвостки, но людям тут не слишком просторно.

— Флона себе место найдёт, — махнул рукой Речник. — Держи, Нецис, — этого хватит на день постоя. Устраивайся, устраивай Флону и Алсага, ешь и отдыхай. Я вернусь к вечеру. Надо сказать жрецам про уачедзи…

— Та-а… ты по-прежнему неосторожен, Фрисс, — покачал головой Некромант. — Держи амулет на виду.

Эта хижина была побольше других — но на неё, как и на другие дома Киньямкелы, не хватило камня. Крытая листьями высокая крыша-конус поднималась на три человеческих роста, и с неё свисали шелестящие гирлянды лепестков Гхольмы. В чаше для пожертвований одиноко лежал пучок длинноногих болотных грибов. Речник хмыкнул и положил рядом черешок Чокры.

— Хвала Укухласи! — он едва не задел притолоку, входя в дом. Внутри тускло мерцали мелкие цериты, развешанные по стенам, тянулся дым от одинокой курильницы перед статуей, погружённой в полумрак. Служитель в красных одеждах задумчиво вертел в руках тусклый кристаллик, белая крыса в углу нанизывала лепестки Гхольмы на длинную нить, ещё одна сидела за курильницей и, насторожив уши, слушала тихие слова второго жреца в красном. На голос Речника обернулись все.

— Хэ! — подпрыгнула крыса с лепестками. — Крылатая тень за его плечом!

Служитель поднял повыше кристалл, освещая лицо Речника. Фрисс сжал в кулаке ремешок, на котором болталась костяная рыба, и подставил амулет под луч светильника.

— Хвала, — кивнул второй жрец, поднимаясь на ноги. — Что привело тебя в дом милосердной богини?

Вторая крыса с пронзительным воплем взлетела над курильницей и бросилась Фриссу под ноги, вереща так, что даже привычные южане потянулись к ушам.

— Водяной Стрелок! Почтенный Дхана, Водяной Стрелок сдержал слово! Теперь ты веришь нам?!

— Хийо-хийоле, — пробормотал жрец, разглядывая пришельца. — Будь немного тише, Чикича. Я не упрекал тебя во лжи.

Он слегка наклонил голову и махнул рукой, направляя на Речника благовонный дым.

— Дхана Ксази — моё имя, Водяной Стрелок. Хорошо, что ты заглянул в Киньямкелу. Я узнавал, что о тебе говорят… похоже, для Умма Ксази было бы честью, если бы ты встал под руку богини. Сейчас ты — её гость. Ты ищешь помощи?

Фрисс, помедлив, кивнул.

— Узнавали про меня? — против воли он усмехнулся. — Река моя Праматерь… Чикича рассказал вам про уачедзи, про Товешу из Мвиалтиша, про солнечного змея?

Жрец снова наклонил голову. Его лицо осталось спокойным, лишь в глазах залёг мрак.

— Об этой заразе, подобной хоке, знает уже каждый младенец. В селениях много страха…

Медлительный дым дотянулся наконец до носа Асты, и Квэнгин сморщился и громко чихнул.

— Маленькая дичь, — пробормотала незнакомая крыса, переглядываясь со вторым жрецом.

— Детёныши вкуснее, — отозвался тот, задумчиво разглядывая Квэнгина. Речник поёжился.

— Я ищу милосердия богини, — сказал он, отцепляя от себя детёныша. Аста замотала головой, хватаясь за что попало и неуклюже хлопая крыльями, — кажется, они не могли развернуться до конца.

— Это Аста. Её родичей убили. Летать она не умеет. Ест рыбу и коренья, — Фрисс осторожно, но крепко сжал лапы Квэнгина и повертел его перед Дханой. — Я хожу по опасным местам, детёнышам там делать нечего. Кто возьмётся прокормить Асту и вырастить из неё мирное существо?

В наступившей тишине слышно было, как потрескивают угли в жаровне. Дхана потянул Квэнгина за крыло и разворошил шерсть на его лапе. Аста молча рванулась к нему, и Фрисс едва успел подставить свою руку под тонкие острые клыки. Наручи скрипнули, но выдержали.

— Квалу… — потрясённо выдохнул второй жрец и тут же получил пинка от Чикичи — ругаться в храме всё-таки не дозволялось. — Крылатая тень, храни нас богиня! Крылатая тень…

Он покачал головой, не найдя слов, и тяжело вздохнул. Дхана отпустил хеска и пожал плечами.

— Крылатая тень не может насытиться рыбой и кореньями. Она уже хочет крови. Ты очень добр, о коатек, и боги тебя наградят, но замысел твой безумен. Эта тварь не будет мирным существом — она будет рвать и терзать, как только встанет на крыло. Её жизнь сейчас в твоих руках, и я её не трону, но лучше было бы тебе убить её сразу.

Аста сердито зашипела, прижимая уши. Фрисс крепко прижал её к себе.

— Я думал, Укухласи — милосердная богиня, — нахмурился он.

— И поэтому я, Дхана Ксази, предостерегаю тебя от того, что навлечёт на тебя беду, — бесстрастно отозвался жрец. — Ни к чему причинять этому существу мучения, но жить оно не должно, а смерть его от хоки будет страшной.