Публичное одиночество - Никита Михалков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(1998)
Вообще Андрон, будучи старше меня на восемь лет, воспитывал меня довольно жестко.
У нас с ним было много всяких историй. Он только часть описал в своей книге. А что за водкой для него бегал, так это с удовольствием, чтобы потом глядеть, как они там пьют и танцуют. Потому что пили, простите меня, Тарковский, Женя Урбанский, Смоктуновский, Юлик Семенов, Примаков, между прочим.
Так что я не жалею… (I, 76)
(1998)
Кстати, во взглядах на Россию, на то, что с ней происходит, ключ к пониманию разницы между мной и братом. Мы с Андроном воспринимаем факты, события абсолютно одинаково, но оцениваем их по-разному.
«Что русскому здорово, то немцу – смерть». Андрончик говорит: «Кошмар!» Я отвечаю: «Благо!» (II, 30)
(1998)
В молодости брат был для меня непререкаемым авторитетом, с годами отношения видоизменились, но кое-какие уроки Андрона помню до сих пор…
Другое дело, что мы с ним по-разному мыслим. Я двигаюсь от частного к обобщению, меня интересует небо, отраженное в росинке, а Андрон, наоборот – идет от общего к частному.
И я не знаю, что лучше, а что хуже. (I, 75)
(2000)
Интервьюер: Ваш брат недавно вернулся жить в Россию, как Вы к этому отнеслись?
Да брат – везде брат, ну чего же…
А Вы переживали, когда он уехал в свое время в Америку?
Переживал.
Не отговаривали?
Не отговаривал. Во-первых, бессмысленно, а во-вторых, я не мог и не хотел брать ответственность за его решение.
Но вообще его отъезд довольно крепко ударил по всей семье.
И Вам досталось?
Мне не давали снимать. Не дали снять «Дмитрия Донского». С огромным трудом я снимал «Очи черные» с Мастроянни…
Многие убеждены, что Вы всю жизнь старались «догнать и перегнать» брата… Вы согласны с этим?
Абсолютно нет.
Я собирался быть артистом, когда мой брат еще в консерватории учился. Потом, у нас настолько разные дороги, почти никогда не пересекающиеся, хотя я люблю у него сниматься и очень ценю его как режиссера…Но я никогда не хотел быть похожим на него. (II, 33)
(2000)
Интервьюер: Спрашивали Андрона, зачем он взялся рекламировать какие-то таблетки?
Я и так знаю, что он ответит.
Брат прекрасно представлял, какой резонанс вызовет его появление в рекламе, но раз пошел на это, значит, все просчитал.
Но ведь не бедный же человек, не на хлеб с маслом зарабатывает!
Выходит, предложили столько, что и не бедный согласился.
Получается, это лишь вопрос цены!
Давай не будем гадать за другого. Ты не в курсе обстоятельств жизни Андрона, и я не все знаю.
Если посчитать его расходы, вполне может оказаться, что деньги сейчас брату очень кстати. Он должен изрядную сумму бывшей супруге, строит по бракоразводному контракту ей дачу, у Андрона молодая жена, которая родила одного ребенка и ждет второго…
Конечно, можно и в шинельке бегать и ею же укрываться по ночам, но тогда нужно твердо знать, во имя чего жертвы. Каждый человек внутри имеет планку, ниже которой он не должен опускаться.
Вот и все. (II, 33а)
(2002)
Это неправда, что у меня непростые отношения с братом. Хотя они не могут быть простыми, потому что мы оба принадлежим к кинематографическому сообществу.
Потом, я никогда не завидовал Андрону. Приоритеты старшего в семье всегда были на первом месте, и завидовать ему было моветон. (I, 90)
(2009)
Интервьюер: Как Вы относитесь к книгам вашего брата «Низкие истины» и «Возвышающий обман», где он предельно откровенно обнажил свои отношения с известными и очень известными дамами?
Ну, это его дело…
Книжки Андрона Вы прочитали?
Конечно.
Понравилось?
Было интересно, другое дело, что это опустошает. Сказал же Достоевский: «Человек есть тайна», и дело не в том, чтобы что-то скрывать или прятаться, просто наша внутренняя жизнь намного интереснее, больше и выше внешней – это как раз то, чем человек живет. Именно она его питательная среда, а не тусовки, партии, обеды, наряды.
Брат спрашивал ваше мнение о своих откровенных произведениях, обсуждение было?
Он спросил: «Ты прочел?» – «Да», – я ответил. «И как?» – «Очень интересно». Вот, собственно, и все…
Друг друга мы стараемся не травмировать, у нас по всем поводам свои точки зрения, и порой они совпадают, а иногда – нет.
Василий Лановой мне сказал: «После прочтения этой мерзости Михалков-Кончаловский стал для меня руконеподаваемым…»
Это его право. Там же задета жена Ланового…
Ирина Купченко…
Совершенно верно, и я в данном случае ни одного, ни другого осуждать не могу. Есть вещи вкусовые…
Книги – это как бы исповедь Андрона, но есть у них одно существенное отличие…
В них задеты другие…
Дело не в этом, а в том, что все-таки исповедь не предполагает публичности. Ты исповедуешься перед Господом через священника, он тебе говорит, что по этому поводу думает, и ты должен сделать для себя какие-то выводы, а когда же ты, так сказать, обнажаешься перед остальным миром, должен быть готов ко всему.
Ваш брат талантливый человек?
Безусловно.
А как Вам его режиссерские работы?
Какие-то нравятся больше, какие-то меньше.
Это правда, что у Вас непростые отношения двух мощных художников?
Вы знаете, многим хотелось бы, чтобы так было, но нет, это исключено.
Я всегда его почитал, да и в семье культ старшего брата изначально был очень развит. Он меня, помню, лупил, я терпел… До какого-то момента я очень внимательно прислушивался к тому, что Андрон говорит, показывал ему свои фильмы, когда они уже были смонтированы и ничего нельзя было изменить
Но зачем-то все же показывали?
Безусловно, причем испытывал двойное чувство, когда он мне говорил, что тут нужно было бы сделать вот так, а там эдак. Часто я понимал, что его вариант лучше, но был счастлив, что переделать картину уже нельзя: это были мои ошибки, и я на них сам учился.
Еще я ему благодарен за то, что он никогда не пытался сделать из меня своего клона, то есть каждый из нас шел своей дорогой. В этом смысле мы, хотя и во многом сходимся, представляем совершенно разные направления в кино и в искусстве: в нем преобладает прагматик, западное представление о мире, а я, как он сам считает, в большей степени романтик…
Все это не мешает нам быть братьями: мы, собственно, и уравновешиваем друг друга в какой-то степени. (I, 137)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
