Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Из Порт-Артура сведения были печальные. 23-го ноября, после ряда атак, японцы заняли Высокую гору и стали поражать оттуда 11-ти дюймовыми бомбами наши суда, стоявшие в бассейне. Порт-Артуру все труднее и труднее было удерживать натиск, и кольцо японцев все более суживалось.

В Москве, в связи с неудачами на войне, ожидались беспорядки, и приходилось все время быть на чеку.

В начале декабря их высочества уехали в Петербург и в Царское Село ко дню тезоименитства государя.

Меня оставили в Москве, т. к. я еще не мог свободно двигаться. На другой день отъезда великого князя пришло грустное известие с войны из Порт-Артура. Попавшим в каземат 11-ти дюймовым снарядом был убит генерал Кондратенко, который был душой обороны Порт-Артура, и несколько офицеров. Смерть Кондратенко произвела потрясающее впечатление не только на осажденных, но и по всей России. Одновременно с известием об его кончине получено было ряд телеграмм от Стесселя о колоссальных потерях на судах и в городе от японских 11-ти дюймовок, поставленных на Высокой горе. Все эти тяжелые вести заставляли призадуматься – держится ли Порт-Артур. Со смертью славного героя крепости Кондратенко надежда на удержание Порт-Артура пала, но никто не хотел в этом сознаться,

15 декабря в Москве ожидались беспорядки,[666] поэтому к генерал-губернаторскому дому были стянуты войска. Великий князь поручил охрану генерал-губернаторского дома мне, то я и встретил наряды, которые заняли дом. Две сотни казаков я устроил во дворе, а две роты Несвижского полка расположились в сараях и конюшнях. Офицеров разместили в канцелярии, с ними были и офицеры полицейского и жандармского отрядов. На меня легла и забота об их продовольствии за счет великого князя. В дежурной комнате с утра находился обер-полицмейстер Трепов, командир казачьего полка и адъютанты. Я завтракал с ними в маленькой столовой великого князя.

Около 12-ти часов началось скопление учащейся молодежи на Тверской, часть которой забралась в кофейню Филлипова, где они намеревались произнести речи и выкинуть красные флаги. По докладе об этом Трепову, последний отдал приказ ротмистру Ермолову запереть снаружи кофейню Филиппова, не выпускать их оттуда и вывести всех оттуда через задний ход во двор Филиппова. Около часу дня я вышел на улицу посмотреть, что там делается, но не успел я дойти до угла Чернышевского переулка, как увидел против булочной Филиппова толпу с 6-ю красными флагами, направлявшуюся с пением к генерал-губернаторскому дому. Я послал сказать об этом Трепову, а сам остался на углу наблюдать дальнейшее. В это время из толпы раздался выстрел, но я не мог определить его направления. Наряд городовых, человек 20, выступил навстречу толпе и столкнулся с нею против магазина Абрикосова, стараясь сдержать ее.

Толпа состояла из студентов, курсисток и других лиц. Студенты махали палками, наступая так быстро, что городовые принуждены были отступить под их натиском. Но в эту минуту подоспел другой наряд городовых, с обнаженными шашками, которыми городовые стали плашмя бить студентов и курсисток, которые визжали изо всех сил. Шашки у городовых были железные, тупые, сгибались под ударами, что выходило довольно комично. Свалка эта происходила в 10 шагах от меня. B это время из Чернышевского переулка карьером выскочила полусотня казаков, но городовые успели уже остановить толпу, которая, увидев приближавшихся казаков, в паническом страхе кинулась врассыпную. Когда все рассеялось, на панели у магазина Абрикосова остались лежать три студента – два с окровавленными головами и один помятый. Их товарищи пытались их увезти, но Трепов распорядился перенести их в приемный покой Тверской части напротив. Одному все же удалось удрать, пока ходили за носилками, двоих доставили и по перевязке – раны оказались легкими – отпустили, записав их фамилии и адреса. Минут через десять порядок был водворен, движение возобновилось, и других сборищ у генерал-губернаторского дома в этот день уже не было.

Среди чинов полиции пострадал помощник пристава – небольшая рассеченная рана на лбу – и околоточный надзиратель, раненый попавшей гирей, которая выбила ему зубы. В остальных частях города столкновений не было, толпы молодежи собирались на Страстной площади, Кузнецком мосту, Охотнорядской площади и др. местах, но были рассеиваемы нарядами полиции, казаков и драгун. На Страстной площади из толпы бросали табаком, в двух местах выстрелами ранили двух городовых.

В 11 часов вечера везде в городе было тихо, наряды были отпущены. Придя к себе, я написал великому князю письмо, описывая все произошедшее, и послал с нарочным на курьерский поезд. На другой же день я получил от него депешу: «Благодарю и поздравляю с дорогим батальоном, спасибо за письмо. Сергей».

6 декабря был праздник 1-го батальона Преображенского полка.

В этот же день исполнилось 10-летие со дня основания Иверской общины. По этому случаю в Храме общины было отслужено благодарственное молебствие в присутствии членов совета, врачей и сестер милосердия.

Великая княгиня Елизавета Федоровна, находившаяся в день этого юбилея общины в Петербурге, прислала попечительнице общины Е. П. Ивановой-Луцевиной следующую милостивую телеграмму:

«Да хранит Господь вас и всех моих дорогих иверских деятелей. Молитвенно с вами. Вспоминаю дорогую Агафоклею Александровну,[667] которая с такой любовью передала мне дорогую Иверскую общину, молитвы ее служат нам благословением. Счастлива с тех пор работать со всеми Вами; в особенности теперь, в такое тяжелое время утешительно сознание той пользы, которую община со всеми ее деятелями приносит и здесь, и там, на войне, нашим героям страдальцам. Благодарю, благодарю всех, дорогих сестер, врачей, совет, комитет и всех сотрудников. Да поможет Господь дорогому учреждению продолжать работать в духе любви Христовой на пользу ближнего. Елизавета».

Тронутые таким вниманием своей августейшей попечительницы, члены совета постановили испросить разрешение ее высочества отпечатать и поместить телеграмму ее высочества в зале общины.

В день юбилея общины исполнилось также и 10-летие служения в общине попечительницы общины Е. П. Ивановой-Луцевиной.

В ознаменование продолжительных трудов ее на пользу и процветание дорогой ей общины попечительный совет постановил испросить надлежащее разрешение поместить в зале общины портрет Е. П. Ивановой-Луцевиной со следующей надписью: «1-я попечительница Иверской общины Е. П. Иванова-Луцевина».

Я только на полчаса приехал в общину к концу обедни и, поздравив нашу попечительницу, вернулся в генерал-губернаторский дом на случай могущих быть беспорядков. В этот день наряд был от Астраханского гренадерского полка – две роты и сотня казаков. Я их разместил так же, как и накануне. Трепов сидел в дежурной комнате, я с ним завтракал. День прошел благополучно, только около памятника Пушкину к часу дня собралась толпа молодежи, но была рассеяна жандармами без всяких инцидентов. Больше нигде сборищ не было, этому способствовала погода, с утра лил проливной дождь до 4-х часов дня, когда началась метель, и к вечеру стали ездить не санях. Вечер я провел в народном доме, в опере, давали «Жизнь за царя», по случаю дня именин государя. Гимн по требованию публики был повторен несколько раз при громких криках «ура» толпы. Спектакль сошел отлично, порядок был полный при большом подъеме. Через несколько дней вернулся из Петербурга великий князь и очень меня благодарил за мои хлопоты по дому. 20-го переехали в Нескучное, и я на этот раз тоже переехал, чтобы не оставлять великого князя, которого стали травить все больше и больше, писать ему угрожающие письма.