Флот обреченных - Аллан Коул

Килгур был заинтригован. А вдруг после того, как ему удастся подобрать ключи к Соренсену, выяснится, что он действительно является бойцом богомолов? Тогда, черт побери, у них будет на одну мыслящую боевую машину больше, что удвоит шансы на успех. Алекс еще раз смерил Соренсена оценивающим взглядом.

Подобно своим братьям и сестрам, Соренсен всегда с опаской относился к новым приятелям. Люди его племени были прекрасными мишенями для всякого рода проходимцев и грабителей. Имперского генерал-губернатора его родной планеты силой заставили издать строгие законы, запрещающие карнавалы, цирковые представления и другие шоу, хотя бы отдаленно напоминающие уличные зрелища, на которые собираются толпы народа. Соренсен был таким же, как и они, простаком по натуре. Но вместе с тем, если бы ему указали дальнюю точку, он бы мог немедленно просчитать дистанцию, скорость ветра, иные факторы и проложить траекторию полета снаряда не хуже любого компьютера.

Этот талант делал Соренсена редкой находкой, цена которой удваивалась благодаря его крепкой дружбе с Краулшавном.

Алекс почувствовал, как отмычка за что-то задела, и осторожно повернул ее. Зубчатые колесики мягко заскользили навстречу друг другу; внутри замка механизмы должны были встать в ряд таким образом, чтобы образовалась клиновидная прорезь. Алекс быстро вытащил отмычку и вставил в отверстие массивный ключ. Раздался щелчок.

Услышав звук движущегося с внутренней стороны противовеса, Алекс отпрянул назад. Дверь, державшаяся на тяжелых петлях, со скрипом открылась.

Краулшавн сделал Алексу какой-то знак, по всей вероятности означавший «поздравляю». Тем не менее небольшой наклон его шустрых пальцев подозрительно напоминал жест, в простонародье обозначающий «болван». Алекс скосил взгляд на Соренсена. Здоровяк являл собой воплощение самой невинности.

— Я усмотрел насмешку в реакции твоего друга, — произнес Алекс.

— В том, что он сказал, не было ничего смешного, мистер Килгур, — запротестовал Соренсен.

Он повернулся лицом к Краулшавну и объяснил реплику Алекса. Клюв Краулшавна округлился. Из вежливости он прикрыл его покрытой перьями рукой, пряча беззвучное хихиканье. Алекс ухмыльнулся, оскалив зубы.

— Ну да, конечно, он же не пересмешник какой-нибудь… Ладно, пошли, ребята. Но предупреждаю, в этой комнате могут водиться барабашки.

— Привидения? — переспросил Соренсен. Даже он отнесся к словам Алекса недоверчиво. Краулшавн же хлопнул себя рукой по заднице, красноречиво показывая Алексу, куда нужно засунуть этих самых «барабашек».

Алекс пожал плечами.

— Я бы на вашем месте не вел себя так самоуверенно. Спросите у таанцев. Они могли бы порассказать вам такие истории, от которых волосы на голове закручиваются в мелкие кудряшки.

С этими словами Килгур вошел в помещение. Несмотря на кажущуюся беззаботность, Соренсен и Краулшавн не решались переступить порог комнаты добрую минуту.

У Краулшавна были все основания для нерешительности. Как любой здравомыслящий и искушенный в житейских делах взрослый струс, Краулшавн относился к рассказам о мире духов с нескрываемым сарказмом, как к чему-то вызывающему глубокое пренебрежение. Но при этом истории о привидениях были важной старинной традицией его общества. Желторотым птенцам, едва научившимся изображать несколько знаков, рассказывали немудреные сказки про жутких призраков. В далеком прошлом страх перед неизвестностью был хорошим подспорьем для клуш, пытавшихся уберечь своих неоперившихся вертлявых отпрысков от подстерегавших на каждом шагу опасностей.

Струсы обитали на бесплодной недружелюбной планете, которая слабонервному пришельцу могла показаться заселенной одними лишь ядовитым клыкастыми и когтистыми существами с острыми клешнями и мощными клювами. В общем, так оно и было. Струсам приходилось прибегать ко всяким изощренным уловкам, чтобы не стать чьей-то добычей.

В доисторические времена струсы считались редким видом, которому грозило вымирание. Рожденные летать, они были слишком крупными, чтобы прятаться, и слишком мелкими, чтобы защитить себя. У струсов также возникали трудности по причине плохого слуха — вожаки и дозорные собирали и снимали с места своих братьев и сестер при помощи ультразвуковых сигналов. В этом было свое преимущество — потенциальный враг не мог их услышать, но был и свой недостаток — они не могли услышать и приближавшегося врага.

В один прекрасный день струсы сбились в несколько огромных стай и перелетели на маленький континент — место, где водились мелкие животные со сладким мясом, в изобилии росли сочные фрукты и не было никаких естественных врагов. Маленький континент стал настоящим раем для струсов. По мере того как одни поколения счастливых струсов сменяли другие, они стали намного больше, тяжелее, утратили способность летать. Маленькие когтистые крылья превратились в изящные руки, покрытые перьями. Ими удобно было ласкать друг друга, собирать фрукты, манипулировать палками или камнями, играть и, пожалуй, самое главное — говорить.

К сожалению, райская жизнь не могла длиться вечно. Сохранение на родине больших стай вскоре стало невозможно. Вследствие резкого увеличения численности струсов продовольственным запасам был нанесен ощутимый урон. А ведь нужно было помнить о грядущих поколениях. Огромные стаи разделились на маленькие кооперативные коммуны. Появление нового жизненного уклада вызвало необходимость создания более совершенной системы общения.

Так родилось пение. Поначалу смысловое значение звуков было ограниченным. Например: «Съедобное существо под камнем. Ты отвлекай. Я хватаю. Поделимся». Вскоре примитивное пение превратилось в сложный мелодичный язык. Лучший певец находился в более выигрышном положении, чем струс с красивым пышным хвостом из перьев, умевший выделывать им различные штуки. Еще через какое-то время любой струс-философ мог выразить самую мудреную мысль несколькими простейшими символами. Кроткие струсы уже находились на той стадии эволюции, когда их певучий язык мог быть облечен в письменную форму, как вдруг грянула беда.

В результате природных катаклизмов между маленьким раем и огромным континентом образовался перешеек. Поначалу через него на землю струсов перебирались только немногочисленные мелкие и слабые животные. Но вскоре за ними последовали целые полчища хищников. Над струсами нависла смертельная опасность. Они оказались легкой добычей. После тысячелетий мирной и спокойной жизни струсы вновь превратились в лакомое меню. Им снова грозило вымирание.

Но на сей раз у них было намного больше шансов выжить. Двумя основными талантами, которые они развили в себе после миграции, были высокая организованность и язык. Струсы раскололись на более мелкие группы, научились строить гнезда в самых труднодоступных местах и стали попарно добывать пищу. Вдвоем гораздо легче справиться с врагом: пока один работает, другой стоит на стреме. Если бежать было невозможно, они могли убить нападающего.

Вместе с тем в маленьких стаях птенцы надолго оставались без присмотра. Вопрос заключался в том, как заставить юных струсов сидеть в гнездах. Ответ прост: запугать их до смерти.

Самым эффективным средством оказались рассказы о чудовищах и привидениях. Сказки струсов о мире духов всегда оказывали устрашающее воздействие на непослушных птенцов, игнорировавших предостережения родителей, а в особенности на боязливых крошек. Все они предостерегали: покинешь гнездо — будешь съеден. Самым популярным персонажем этих сказок был злодей Острый Коготь. Он налегал на маленького струса с неба и уносил в свое гнездо, где детеныши Острого Когтя пожирали его живьем. Другого злодея звали Большой Клык. По преданию, этот зверь целыми днями прятался в кустах в ожидании удобного момента полакомиться безобидными птенцами струсов. Большой Клык подкрадывался к одному из зевак во время игры, хватал его, быстро пожирал, а остальным подрезал сухожилия, чтобы они не могли сбежать.

Рассказы о чудовищах срабатывали как надо. Птенцы смирно сидели в своих гнездах до тех пор, пока не достигали подросткового возраста и не присоединялись к взрослым струсам. Но настал тот час, когда струсы устали прятаться в скалистых горах от созданий, которых превосходили умом во много раз. Струсы спустились с гор и начали убивать плотоядных животных, перебив их всех до одного. Затем они пересекли перешеек и начали убивать тех, кто жил на громадном материке. Спустя два столетия струсы стали королями своей планеты. Но в отличие от различных рас бесчисленного множества других планет, перебив внешних врагов, они не переключились на внутренних и не стали вести братоубийственных войн. Они снова превратились в миролюбивых существ, почитавших за величайшее наслаждение совершенствование своих знаков-символов — как письменных, так и песенных, — с помощью которых общались.