Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин

Л.Абрамова: «Потом снова позвонила сестра — тебя зовет мама Володи...

Нина Максимовна лежала в спальне у соседки, и, странно по­водя руками, будто баюкая младенца, все время повторяла одним и тем же голосом, без модуляции, одно слово: «Холодненький, холод­ненький...» Я сидела молча, окаменев. Потом пришел Артур Мака­ров и повел меня к Володе. Кроме нас двоих, там никого не было. Володю уже переодели, лежал весь в черном. Но не было ни уродст­ва смерти, ни страдания на лице... Ощущение какой-то нереально­сти. Долго я у него сидела. Марина приехала только ночью».

В.Смехов: «25 июля, узнав о случившемся, я сорвался в театр. Я плохо выехал, нарушил правила, меня остановил жезл милицио­нера. Какой у меня был каменный вид, постовой не заметил. "До­кументы!" — справедливо потребовал он. И руки мои пробуют вы­тащить книжечку из кармана рубахи. Не выходит. Борюсь с карма­ном, вдруг бросил руки, взмолился: "Товарищ инспектор, не могу я... Пустите. Высоцкий умер..." — "Сам?!" Постовой резко склонил­ся, взглянул на меня, подтолкнул рукой, мол езжай, а другой рукой вцепился в свой транзистор и аж простонал всей трассе: "Слушай­те! Высоцкий умер!"»

В.Абдулов: «Что меня спасло от помешательства — надо было много чего делать... Я быстро дозвонился Марине. Потом взял Во­лодину телефонную книгу и выписал номеров двадцать... Не толь­ко друзей, но и людей, которые могли помочь. Я позвонил космо­навтам, Иосифу Кобзону, Вайнерам... Нужно было срочно сделать два дела — место на кладбище и некролог...»

Ю.Любимов пришел в 10 часов утра вместе с Боровским. Через некоторое время он подозвал Янкловича и сказал:

—  Валера, я тебя очень прошу, — надо сразу же заняться архи­вом. Ты даже не представляешь, как это важно.

—  Юрий Петрович, а что нужно сделать?

—  Надо собрать весь архив и спрятать его.

Затем Любимов стал звонить В.Гришину и Ю.Андропову, чтобы получить разрешение на похороны и прощание с покойным в зда­нии театра. А.Федотов и И.Годяев поехали в поликлинику оформ­лять свидетельство о смерти. Это был очень важный и тревожный момент. Необходимо было отвертеться от вскрытия...

Л.Сульповар: «Вскрытия не было... Ну, это целая эпопея... Этим я и занимался. В институте у нас работает патологоанатом академик Пермяков. Он очень хорошо относился к Володе, и удалось догово­риться, что вскрытия не будет. А там уже приехали забирать...»

Дежурный по городу — генерал милиции — присылает людей и требует везти тело на вскрытие. Но Янклович и другие убедили Семена Владимировича не разрешать забирать тело. И он выставил посланцев генерала.

Л.Сульповар: «Да, в общем, все сразу не хотели вскрытия. Ведь что означало вскрытие в той ситуации? Во-первых, судебно-медицинская экспертиза. Вскрывается и описывается каждый кусочек тканей. А значит были бы отмечены и уколы, и рубцовые измене­ния. Все это сразу же стало бы известным — начались бы никому не нужные разговоры о наркомании».

Где-то часам к 11 в квартиру вошли друзья по Большому Карет­ному — Акимов и Свидерский. Вспоминает Аркадий Свидерский: «Когда я взялся за ручку, из комнаты вышел Артур Макаров и ска­зал: "Возьми салфетку, намочи ее и положи Володе на лицо". Накры­вали лицо влажной материей для того, чтобы испарения от цветов не впитывались в кожу, отчего она покрывается пятнами. Пока что пускали в квартиру всех, и каждый приносил цветы. Их все прибы­вало, и эти цветы стали укладывать прямо на пол у входа. Каждый стоял около Володи минуту-полторы. Я зашел после Артура, после меня — Володя Акимов. И так было дальше — знакомые и незнако­мые. Как почетный караул.

Володя лежал — тронь, проснется. И я положил свою руку на его. Рука была ледяная. На указательном пальце, которым он бил по струнам, ноготь наполовину стерт и отчасти черен, как если бы от нечаянного по нему удара молотком. Тут я только окончательно понял: Володя умер».

К 12 часам Федотов привез свидетельство о смерти, в котором было написано, что смерть произошла в результате острой сердечно-сосудистой недостаточности, атеросклероза венечных артерий сердца.

A. Федотов: «Главной причиной смерти была миокардиодистрофия, то есть почти полная изношенность, истощенность сердечной мышцы. Изношенность от всяких перегрузок...»

Этот диагноз стал еще одним мифом о Высоцком, не соответ­ствующим реальной «истории болезни». Да, смерть произошла в «результате острой сердечно-сосудистой недостаточности и атеро­склероза венечных артерий сердца», но не указаны причины ее вы­звавшие: тяжелая абстиненция, которая, в свою очередь, стала след­ствием алкоголизма, приема наркотиков и бесконтрольного упот­ребления снотворных и успокоительных препаратов.

И.Годяев едет в ОВИР и меняет загранпаспорт Высоцкого на общегражданский. Милиция дала разрешение на похороны.

Л.Сульповар прислал бригаду фельдшеров — спустить кровь и произвести бальзамирование тела.

К середине дня под окнами дома собрались человек тридцать. У подъезда — букеты цветов и множество наклеенных, приколотых кнопками листочков бумаги со стихотворными посвящениями.

Стали решать — где хоронить... Отец настаивал:

—  Только на Новодевичьем!

Вопрос решали на самом высоком уровне. Любимов позвонил в Моссовет. Ему ответили:

—  Какое там Новодевичье?! Там уже не всех маршалов хоронят.

Решили хоронить на Ваганьковском. Там похоронен дядя Вла­димира — Алексей Владимирович.

B. Абдулов:                «Это было так... Я позвонил Кобзону...

—  Иосиф, прости, ради бога, за страшную весть: Володя умер. Нужен некролог.

Он говорит:

—  Я поеду в ЦК — буду звонить оттуда.

Он позвонил — добился некролога в «Вечерке» и в «Культу­ре». И попросил, чтобы я подъехал к телеграфу, чтобы вместе пой­ти в Моссовет».

Чтобы похоронить Высоцкого на Ваганьковском, нужно было обязательное разрешение Моссовета. У вездесущего и всех знающе­го Кобзона в Моссовете был доброжелатель — Сергей Михайлович Коломин — первый заместитель председателя Моссовета В.Ф.Промыслова. Узнав от Кобзона скорбную весть, Коломин разрешил вы­бирать место.

И.Кобзон: «Я поехал на Ваганьково. Там уже были замдирек­тора Театра на Таганке и отец Володи Семен Владимирович. Стали смотреть, куда бы можно было положить Володю. «Нет, нет, — го­ворил отец, — только на аллее поэтов». Мы пошли туда, но это была такая глупость... по одной простой причине: там почти нет места, и, зная популярность Высоцкого, можно было гарантировать, что от других могил ничего не останется, когда на кладбище хлынут его поклонники. И мы вместе с директором кладбища пошли выбирать землю. Я сказал: «Представляете, сколько придет народу... хоронить? Вам разметут все кладбище. Поэтому нужно какое-то открытое ме­сто, например здесь», — и указал место, где теперь находится моги­ла Володи. А тогда там был асфальт. Он сказал: «Я не против, если будет разрешение Моссовета». Я опять в Моссовет, к Коломину. Го­ворю: «Если хотите избежать давки и большого скандала в Москве, нужно хоронить только там». — «Ну, там так там!» — сказал Коломин и подписал разрешение».