Греховные радости - Пенни Винченци

— Да, испортить вечер ты, безусловно, умеешь, — сказала она. — Спасибо.

— О господи, — простонал он. — А ты по-прежнему все такая же обидчивая, да?

— Гейб, в любой другой компании меня никто никогда не считал обидчивой. — Шарлотта старалась, чтобы слова ее прозвучали непринужденно. — Могу тебя заверить, что эту особенность пробуждаешь во мне только ты.

— Ну что ж, мне очень жаль. — Тон Гейба ясно давал понять, что на самом деле никаких сожалений он не испытывает. — Просто соскочило с языка. Я не хотел тебя обидеть.

— Давай лучше сменим тему, — отрезала Шарлотта.

— Давай.

Оба замолчали. Потом она проговорила:

— Фредди явно что-то замышляет. Бабушке он сказал, что якобы сообщил мне о болезни дедушки.

— Правда? Вот паршивец!

— И еще кое-что. Джефф Робертсон, это наш семейный врач, говорит, что ему каждый день звонят или Крис Хилл, или Чак Дрю, или Фредди — насчет дедушкиного здоровья.

— Какая забота, — произнес Гейб.

— Вот и я так подумала.

— Крис Хилл действительно ведет переговоры с «Грессе». Это точно. Совершенно точно.

— А ты откуда знаешь?

— Моя девушка там работает.

— А-а… — Шарлотте снова стало не по себе, и она быстро допила то, что еще оставалось у нее в бокале.

— Судя по всему, он уже близок к заключению контракта с ними.

— Не понимаю я этого. И зачем ему понадобилось переходить именно сейчас?

— Бог его знает. Но они предложили ему невероятно хорошие условия, а их собственный главный маклер ведет переговоры с «Лиманом».

— Ну что ж, может быть, он и честный, — вздохнула Шарлотта. — Возможно, он порядочный человек.

— Если бы он был порядочным, он бы не уходил.

— Это верно. А что твой отец обо всем этом думает?

— Он ничего не думает. Мой папочка не вмешивается. И раньше никогда ни во что не вмешивался. Понимаешь, ему осталось всего несколько лет до пенсии.

— Не очень-то хорошо говорить так о своем отце.

— Шарлотта, дорогая, мы в нашей семье не привыкли так пресмыкаться перед родителями ради карьеры, как ты.

Шарлотта вскочила. Глаза ее сверкали от ярости. В тот момент она готова была убить его и даже сделала бы это с удовольствием.

— Как ты смеешь! — Голос ее дрожал, но она уже ни на что не обращала внимания. — Как ты смеешь! Я ни перед кем не пресмыкаюсь ради карьеры, и да позволено мне будет сказать, Гейб Хоффман, что-то я не припоминаю, чтобы ты когда-нибудь отказывался от возможности работать в «Прэгерсе», идти тут по стопам своего отца, ради того чтобы самому начать все сначала. И если уж ты так осуждаешь семейственность, то почему бы тебе не пойти работать в «Лиман» или в «Первый бостонский»?! И на то место, которое ты сейчас занимаешь, тебя тоже привели вовсе не твои способности; я бы даже сказала, что твои способности сыграли наименьшую роль в том, что ты оказался в «Прэгерсе» на таком во всех отношениях приятном месте. Я ухожу, Гейб. Не знаю, зачем тебе вообще понадобилось со мной встречаться. На обычное человеческое желание увидеть меня все это как-то не похоже. Пожалуйста, дай мне знать, если услышишь еще что-нибудь насчет деда. А лучше всего сообщи это кому-нибудь другому. Тому, кто никак не связан с нашей семьей. Мне бы не хотелось, чтобы ты даже невольно способствовал семейственности Прэгеров!

Она повернулась и почти бегом бросилась к выходу; так же, почти бегом, выскочила и на Ганновер-сквер. Ей и самой было не очень понятно, что заставило ее среагировать так остро и резко; по-видимому, она просто забыла, каким грубым мог быть Гейб, как он умел задевать ее чувства. Шарлотта надеялась — но надеялась подсознательно, не отдавая себе в том отчета, — что Гейб в какой-то степени разделяет нынешние ее настроения и состояние, что ему тоже хочется с ней увидеться, что его по-настоящему волнуют и ее дела, и дела ее семьи и банка. К ставшей уже привычной боли на этот раз прибавилась уязвленная гордость. Быстрым шагом она направилась в сторону Уолл-стрит и Бродвея. Там можно будет поймать такси, она быстро доберется до дома и сегодня же поговорит с Бетси и Фредом. От этих мыслей ей стало лучше, ее задетое самолюбие несколько успокоилось. Уж Бетси-то с Фредом ее любят.

Она свернула на Нью-стрит и внезапно осознала, что здесь очень темно, нет ни души и что ее кто-то преследует. Какой-то высокий парень в кожаной куртке и вязаной шапочке слишком уж близко шел за ней по пятам. «О господи, Шарлотта, — подумала она, — опять у тебя начинается эта нью-йоркская паранойя. В Англии такая ситуация означала бы лишь одно: просто кто-то идет следом за тобой в том же направлении — и только».

Тем не менее она ускорила шаг — парень сделал то же самое. Теперь у нее появился страх; он возник где-то в животе и словно сковал ее изнутри, под мышками моментально вспотело. Она еще сильнее заторопилась, споткнулась и чуть не упала; парень продолжал преследовать ее буквально по пятам.

Шарлотта с трудом удержала равновесие и плотнее запахнулась в пальто.

— Эй, — послышалось сзади, — эй, леди, куда так торопимся?

Она не ответила и по-прежнему торопливо шла вперед; парень уже поравнялся с ней, он был высок, от него исходила явная опасность. Он взглянул на Шарлотту сверху вниз, глаза его в свете уличного фонаря как-то нехорошо блестели.

— Я спросил, куда торопимся? — Парень протянул руку и схватил Шарлотту за локоть.

— Оставьте меня! — Она попыталась стряхнуть его руку, вырваться.

— Ах, вы англичаночка! — протянул он, передразнивая ее английский акцент. — И как там добрая старая Англия?

— Отлично, — ответила Шарлотта.

Она все еще продолжала идти вперед. Быть может, если ей удастся отвлечь его разговором, она сумеет добраться до Бродвея, а уж там будет в относительной безопасности.

— Это хорошо.

С ошеломившей ее резкостью и силой он вдруг втолкнул ее в ближайший подъезд. Она попыталась закричать, но парень зажал ей рот рукой. От руки у него чем-то воняло. Шарлотта завертела во все стороны головой, стараясь высвободиться.

— Пожалуйста, отпустите меня, — бормотала она в его руку. — У меня есть деньги. Пожалуйста, отпустите.

Он освободил ей рот, сдвинув руку на шею и таким образом прижав ее к стене. Другую руку запустил к ней в сумочку, вытащил бумажник и сунул его себе в карман.

— Отпустите, — просила Шарлотта. — Пожалуйста. Я никому ничего не скажу.

— Эй, — проговорил парень, — а ты вроде бы из этих, самых что ни на есть сливок общества, да? Мне всегда такие нравились. Я не тороплюсь. Совсем не тороплюсь. — Он по-прежнему давил ей на горло. Лицо его приблизилось; изо рта у него воняло, губы были слюнявые. Шарлотта коротко вскрикнула, но парень снова зажал ей рот, заставив замолчать. Теперь его свободная рука шарила у нее в кофточке, отыскивая грудь. Шарлотту охватила паника.