Греховные радости - Пенни Винченци

— Твой отец говорил, — ответил Фред.

— Папа?! Господи, а когда ты его видел? — спросила пораженная Шарлотта. Взаимная антипатия Александра и Фреда вошла уже в семейные легенды. Нет, что-то здесь явно происходит; и за предыдущей оговоркой Фреда тоже скрывается что-то более серьезное, чем он старается ей представить.

— В его последний приезд, — не уточняя, ответил Фред. — А ты разве не знала об этом?

— Ну, я знала, что он приезжал. Но я думала, что это… честно говоря, я понятия не имею, зачем он ездил, — запнувшись, призналась Шарлотта. — Ты ведь знаешь папу. Если он не хочет о чем-то говорить, то его не заставишь.

— И он совершенно прав. И не твое это дело, зачем он приезжал. — Фред явно чувствовал себя неудобно. — А кто это там к нам поднимается? О господи, опять Джефф. Я же вам сказал не приходить, пока я не буду готов сыграть с вами партию в гольф!

Шарлотта перехватила Джеффа Робертсона на лестнице, когда тот уже уходил.

— Как он? — спросила она.

— О'кей, — немного рассеянно улыбнулся ей врач.

— Ничего опасного?

— Нет. Если он будет правильно себя вести.

— Значит, он сможет вернуться в банк?

Врач поглядел на нее так, словно она была полная дура.

— Разумеется, нет. Или в самой минимальной степени. Поймите, у него был сердечный приступ. Не очень тяжелый, но в его возрасте любой приступ — вещь серьезная. Чудо, что он вообще смог оправиться. И прийти хотя бы в такое состояние, в каком вы его застали.

— Ах вот как, — проговорила Шарлотта. — Понимаю. — Она вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной.

Джефф Робертсон сочувственно посмотрел на нее.

— Вокруг него в банке очень хорошие и преданные ему люди, — неожиданно произнес он. — Мне почти каждый день звонит кто-нибудь из них. Мистер Дрю или мистер Хилл. И молодой Фредди, конечно. Спрашивают меня о его здоровье. Они там все так волнуются.

— Да, — согласилась Шарлотта. — Они там все очень волнуются. Это верно.

Гейб предложил встретиться после работы и пойти что-нибудь выпить.

— В баре «У Гарри» в шесть, — сказал он и тут же прибавил: — Я могу опоздать. И почти наверняка не смогу сидеть долго.

— Хорошо, — ответила Шарлотта.

Когда он наконец появился, было уже без четверти семь; она к этому времени успела выпить два больших бокала вина, и в голове у нее возникло приятное и легкое ощущение. Она не видела Гейба два года и сейчас вдруг поняла — поняла с какой-то щемящей, мгновенно наполнившей ее радостью, — что ей необходимо начисто отказаться от мысли, будто она способна разлюбить его или хотя бы привыкнуть, не замечать, как он потрясающе действует на нее, даже когда просто входит в помещение, где она в этот момент находится. Выглядел он точно так же, как и два года назад; она не вполне отчетливо представляла себе, как он должен был бы измениться, однако, в общем-то, вопреки всякой логике ожидала, что это произойдет. Но Гейб был прежний: высокий и крупный, возвышающийся над всеми, как скала, с широченными плечами и длинными-предлинными ногами, которые он вечно не мог никуда пристроить; все так же всклокоченные темные волосы, те же задумчивые карие глаза и довольно большой рот; идеальные зубы, сдержанная улыбка, мощное рукопожатие (протягивая ему руку, Шарлотта внутренне вся сжалась, даже несмотря на то что любое, самое незначительное физическое соприкосновение с Гейбом доставляло ей удовольствие); а потом, когда он наконец уселся напротив нее, обхватив ногами ножки стула, она услышала его голос — такой знакомый, идущий откуда-то изнутри, глубокий и низкий. Господи, как же она скучала по этому голосу, как ей его не хватало.

— Привет, — сказал ей этот голос, по которому она так скучала и который так любила, — а ты поправилась.

Шарлотте даже плохо стало от мгновенно охвативших ее разочарования, злости, стыда. Она молча смотрела на Гейба, не зная, что и сказать: ей не приходило в голову ничего такого, что не было бы просто глупостью или грубостью, что не унизило бы ее же саму еще больше. Она почувствовала, как у нее начинает краснеть шея, как краска заливает ее все выше, переходя на лицо, на лоб; горькие слезы обиды подступили к глазам. Она опустила взгляд, перевела его куда-то вбок и в сторону, но затем все-таки заставила себя посмотреть прямо Гейбу в глаза. Он широко улыбался, озорно и дерзко скользя по ней взглядом; потом потянулся и взял ее бокал.

— Давай-ка я тебе еще принесу. Белого вина?

— Да, пожалуйста, — кивнула Шарлотта.

Пока он ходил, она высморкалась и, насколько смогла, овладела собой; когда Гейб вернулся, она уже холодно улыбалась ему.

— Конечно, — проговорила она, — сорокапятиминутное опоздание не повод для извинения. Ничего, Гейб, пусть тебя не мучают угрызения совести: мне сегодня вечером все равно делать особенно нечего.

Вид у него стал непритворно озадаченный.

— Но я же говорил, что могу опоздать. Как дедушка?

— Не очень хорошо, — ответила Шарлотта.

Она сильно нервничала и только сейчас обратила внимание, что у нее дрожат руки. Взяв бокал, отпила большой глоток и с ужасом заметила, что в бокале почти ничего не остается: она его чуть было не выпила залпом.

— А ты там, у вас в Англии, привыкла, наверное, пить полупинтовыми кружками, — поддел он ее. — И как Англия?

— Превосходно. Дома всегда чудесно.

Она посмотрела на него и широко улыбнулась; он ответил ей едва заметной улыбкой. В глубине его темных глаз таилось какое-то особенное выражение, смысл которого все время ускользал от нее.

— А наше лондонское отделение? Тебе там не очень плохо? Жаль, что дела там идут так неважно.

— Не понимаю, Гейб, — возразила Шарлотта, стараясь поддержать собственное достоинство, — почему ты так говоришь. Почему ты считаешь своим долгом ни в грош не ставить все, что находится за пределами нью-йоркского «Прэгерса». Дела в лондонском отделении идут отлично, мы делаем огромные деньги, и я лично…

— Ну ладно, ладно, — перебил ее Гейб, — брось задаваться. Я вовсе ни к чему не придираюсь. А просто передаю тебе информацию, которая у меня есть. Я искренне полагал, что вы там переживаете очень тяжелые времена.

— Почему? — удивленно уставилась на него Шарлотта.

— Все так говорят. Абсолютно все, во всем банке. Что лондонское отделение еле тянет. Что, вероятно, придется его закрывать. Посылать туда людей на укрепление. Ну и так далее, и тому подобное.

— Это грязная ложь. Не понимаю, откуда она взялась.

— А я, кажется, начинаю понимать, — проговорил Гейб. — С приездом. Рад тебя видеть. Даже несмотря на то, что ты малость округлилась. — Он широко улыбнулся. Она в ответ нахмурилась.