Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут

карман пальто, сжимает рукоятку револьвера. Он протянул вперед руку с зажатым в ней револьвером и остался стоять, оглядываясь по сторонам и вверх-вниз, совсем как злодей из дешевой мелодрамы. Если бы дверь на этом этаже сейчас открылась и оттуда вышла одна из студенток, он непременно нажал бы на спусковой крючок.

Убрав револьвер в карман пальто, он схватился за перила, поднялся еще на одну ступеньку и снова замер.

«О, ты сможешь, наверное, сможешь, – сказал он себе, почувствовав, как его губы изгибаются в жалком подобии улыбки. – Нет, ты не сдашься, на сей раз ты пойдешь до конца, раз уж ствол револьвера – единственный способ показать ей, чего, по-твоему, она стоит.

Ну, давай…»

Ты снова и снова говорил это себе тем вечером в Кливленде, когда уезжала Люси. Ну, давай, давай, мысленно повторял ты, чего ты ждешь?

Но ты ничего не сделал. Ты повис на крючке своей нерешительности, рыдая, как малое дитя.

Люси вернулась в Кливленд ненадолго. Как-то вечером, ближе к концу октября, когда вы ужинали в ресторане «Винклер», она внезапно сказала:

– Наверное, я скоро уеду в Нью-Йорк. Мережинский открыл там студию, и мистер Мюррей предложил устроить меня туда. Вот только не знаю, хватит ли у меня таланта. Я написала обо всем папе.

Ты сразу почувствовал, что она хочет уехать и наверняка уедет. Ты запаниковал. Пожалуй, только сейчас ты понял, что под маской простодушия и спокойствия таилась сила, дававшая Люси огромное превосходство. Может, ты переоценил свою значимость для нее?

– Как скоро ты уезжаешь?

– Еще не знаю. Возможно, через пару недель, как только мистер Мюррей все устроит. Если уж я решила ехать, то зачем тянуть?

– Итак, через две недели. – После этих слов ты замолчал, а когда снова заговорил, в твоем голосе прозвучало едва скрытое отчаяние. – Я собирался сделать тебе предложение. И ты, конечно, об этом знаешь. Если ты уедешь в Нью-Йорк, между нами все будет кончено. – Ты замялся и уже с явным отчаянием поспешно произнес: – Если только перед отъездом ты не пообещаешь стать моей женой.

Люси лишь рассмеялась в ответ:

– Ну надо же, ты все-таки сделал мне предложение!

– Я собирался сделать тебе предложение чуть ли не с первого дня нашей встречи, – заявил ты. – Я был абсолютно уверен, что ты об этом догадываешься. Но я не знал, как выразить свои чувства. Более того, я не знал, как ты ко мне относишься…

Она перестала улыбаться и ответила совершенно несвойственным ей серьезным тоном:

– Я тоже. И никогда не знала, как мы друг к другу относимся. Ты мне очень нравишься. Мне еще никто так сильно не нравился. Однако в тебе есть нечто такое, что меня не устраивает, и я не могу точно сказать, что именно. Хотя, если бы ты попросил моей руки летом, я определенно сказала бы «да».

Она собиралась уехать на ночном поезде в среду. Во вторник вы снова ужинали в «Винклере». После ужина ты отвез ее домой, и, поскольку было всего десять часов вечера, она пригласила тебя зайти. Так как библиотека и гостиная оказались оккупированы тетей Мартой и ее компаньонами по игре в бридж, Люси предложила укрыться у нее в комнате и резво взбежала по лестнице впереди тебя.

У Люси остались сделанные во время твоего летнего визита фотографии, которых ты не видел, и ты помог ей достать их из сундука. Она сидела на кровати по-турецки, подложив под спину подушки. Ты примостился рядом, один за другим брал у нее снимки и смотрел на них невидящими глазами.

Один снимок выпал из ее пальцев прямо тебе на колени. Вы с Люси одновременно потянулись за ним, твоя рука накрыла ее руку. Люси посмотрела на тебя расширившимися глазами, ее лицо внезапно застыло, как у мраморной статуи. Ты наклонился и, крепко обняв, поцеловал ее в губы.

– Моя любимая! Люси, любимая! – выдохнул ты. – Поцелуй меня. Умоляю, поцелуй меня!

Она притихла, но поцеловала тебя, а потом еще раз, прижимая к себе сильными, настойчивыми руками.

– Моя любимая, моя ненаглядная, – шептал ты, неуклюже сжимая ее в объятиях.

Внезапно она содрогнулась и, отодвинувшись, оттолкнула тебя.

– Кажется, ты порвал мне платье, – сказала она, приводя в порядок одежду.

Ты резко повернулся, спрыгнул с кровати, да так и остался стоять, отвергнутый и нелепый, пытаясь дрожащими пальцами найти в кармане брюк портсигар. Она тоже встала, молча подошла к зеркалу на туалетном столике и принялась осматривать себя.

– Прости, если испортил твое платье, – сказал ты, не двигаясь с места.

Люси подошла к тебе очень близко и положила руки тебе на плечи. Она пыталась улыбнуться, а ты пытался поймать ее встревоженный взгляд.

– Я сейчас заплачу, – вздохнула она. – Ума не приложу, что со мной творится. Дело не в платье. И я не боюсь того, что между нами могло произойти. Но что-то пошло не так. И получилось как-то неправильно!

– Извини, – с трудом выдавил ты. – Люси, извини, ради бога!

Ее руки по-прежнему лежали у тебя на плечах, и ты собрался было снова обнять Люси, но она поспешно отстранилась и принялась собирать разбросанные фотографии.

Следующим летом ты взял отпуск пораньше, чтобы провести две недели дома, пока там была Джейн. Ты, естественно, упоминал о Люси в своих письмах, хотя и очень осторожно, расплывчато. Теперь ты рассказал о ней во всех подробностях и с большим чувством. Ты дал сестре понять, что ваша великая страсть была трагически растоптана по жестокому капризу мрачной судьбы.

– Я определенно собирался просить ее руки, – заявил ты. – Казалось, это было предопределено. Она явно ожидала моего предложения. Мы, как ни одна другая пара, были созданы друг для друга. Но ничего не вышло, было нечто такое, что делало это невозможным. А ведь я искренне считал, что любил ее… наверняка любил. Хотя в глубине души, должно быть, чувствовал, что ничего не получится, по крайней мере с супружеством. Как-никак она музыкант, художественная натура, у нее такой темперамент. Быть может…

К моему смятению, Джейн расхохоталась, а потом внезапно спросила:

– Ты собираешься жениться на Эрме?

Ты был слегка ошарашен.

– По крайне мере, лично мне об этом ничего не известно. Нет, даже если бы я и хотел, что не совсем так. Она светская львица, слишком недоступная для меня.

– Не такая уж недоступная, если позволила тебе контролировать половину своего состояния.

Ты горько рассмеялся:

– Я ничего не контролирую. Она может в любую минуту, хоть послезавтра, отозвать эту бумажку. Нет, эта женщина явно не моего уровня.

– Вот увидишь,