Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

– Сере‑е‑ег… Серега‑а‑а… Мож, пожрём? – щелкнуло в наушнике. Знайка шел рядом и чуть сзади – так легче было противостоять ветру, плотный поток которого разбивался о массивную фигуру товарища – но шум не всегда позволял разговаривать и зачастую приходилось использовать связь.

Сотников, подняв руку, глянул на часы – середина дня. Пожалуй. Заодно и водички глотнуть.

– Сворачиваем, – просигналил он. – К ребрам давай.

Между ребрами было чуть тише. Настолько, что можно снять шлем и, сидя рядом, даже разговаривать особо не напрягаясь. И говорить, и рацион распотрошить, и проглотить очередные сто грамм провианта. Да и теплее.

– А вот, скажем, если бы ветер в спину дул… – тщательно пережевывая крекер с мелким кусочком тушенки, изрек Знайка, – мы и за неделю могли бы… Наверно.

– Это как же? – усмехнулся Серега.

– У бармалея зипа до черта. Те же подшипники выбить, приспособить колёсиками. А площадь щита какая, видал? Щит поставить на колеса. Снять с пацанов куртки, сшить между собой. Вот тебе парус. Мачта… – он похлопал ладонью по своему костылю. – Новый вид спорта – тоннельный серфинг.

– А полумертвого научника куда? – поинтересовался Сотников, осторожно подхватывая кусочек тушняка. – Ты же первые дни пластом лежал…

Илья вздохнул, признавая справедливость слов.

Шли – словно итоги подводили. Говорили. Много и о разном. Да и что еще было делать? Знайка в эти дни вообще блистал. Метал мысль за мыслью – и в философию‑то уклонялся, и в божественное, и даже сумел из него Серега выцарапать нечто настолько важное и секретное, что полдня потом в себя приходил. И он всё не переставал удивляться, сколько же умещается в этой лысой башке с грязным растрепанным ирокезом…

Началось с малого: едва очнувшись после операции – когда шил обрубок, снова пришлось накачать его наркотой – Илья сразу родил идею. Серега, пока резал, все пытался сообразить, как теперь транспортировать мелкого – ведь не тащить, в самом деле, на волокуше. Не выдержит. Первые дни обрубок будет огнем гореть, от любого движения ломить – волком вой. Даже и с обезболивающим. Да и просто покой нужен… И что делать? Лежать на месте неделю‑две, ресурсы прожирать? Знайка справился с проблемой просто – сумел соорудить из нижней половины бармалея платформу. Благо, гироскоп у этой модели оказался в тазобедренном узле, а для примитивного шага по прямой искусственный интеллект не требуется. Он, полумертвый, командовал – а Серега работал. Рассоединил корпус, прикрутил щит, торчащий краем из завала, подсоединил топливник. Погрузил мелкого – и вперед. Правда, через неделю топливник сдох – но этого времени хватило, чтоб Илья слегка оклемался. Дальше уж сам, на костыле. Полтора километра в час. По стандартам Джунглей.

…Башка – она сама по себе работает, я и участия почти не принимаю, хрипло шептал Илья в ответ на одобрительные реплики друга. Это было в первый же день, едва тронулись, и научник валялся плашмя на щите, а Серега шел сзади, направляя движение уродливого страуса. Стоит, понимаешь, загрузить проблему в подсознание – и само отработает. Иногда быстро, иногда – медленнее. Смотря какая задача поставлена. В Академии специально навык развивали, целенаправленно. Вот как у вас, например, работа с оружием, или работа с болью… Научник тоже должен быть вооружен – умением запоминать, анализировать и решение выдать. Это как Тикающий Сейф. Какой еще сейф, удивился Серега. Тикающий, ответил мелкий. Это тоже чисто наше, научное. Иногда полезно отстраниться от того, над чем работаешь, отложить – а спустя время вернуться. Очень, понимаешь ли, благотворно влияет. Сознание отдыхает – а подсознание продолжает думать, ворочать проблему со всех сторон… И часто бывает, что, возвращаясь к своим разработкам, смотришь на них словно с другой стороны. Решения сами возникают. И для этого у каждого есть свой такой сейф. Все как положено – бронированный, с толстенными стенками. Убираешь туда материалы, ставишь таймер – и через месяц‑полгода‑год срабатывает. А ты к тому моменту неделю‑две как готов, башка уже наработала идею. Открываешь – и снова за тему берешься. Ну вы даете, научники, ухмыльнулся Серега. Все как‑то у вас нестандартно, с подвыподвертом. На том стоим, улыбнувшись сухими губами, просипел Илья. И до сих пор, знаешь ли, не подводило …

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Запихнув в рот последний кусочек галетины, Знайка немедленно принялся утепляться. Сдернул с рюкзака скатку спальника, развернул, накрылся, кутая правый рукав.

– Снять, что ли, не мог… – привычно проворчал он. – Все бы тебе резать и резать. Мёрзни теперь… У меня на одну только руку крови для обогрева уходит прорва! – он вздохнул. – И завязки все порвались…

– У тебя теперь меньше на одну конечность, – ухмыльнулся Серега. – Быстрее согреешься. Перераспределяй кровушку‑то, перераспределяй. Ты теперь как Зоолог…

– Я щас в тебя стрéльну, скотина, – сказал Илья. Впрочем, эта шутка была уже привычна и он не обижался – сравнение с Зоологом ему нравилось. – Друг ноги лишился – а он ржет. Животное…

Серега, лениво улыбаясь, промолчал. Обед, хоть и скудный до безобразия, все же спихивал организм в дремотное состояние – и он, откинувшись на рюкзак, лежал и слушал свист летящего мимо ветра. Порезанный рукав Илья припоминал каждый раз, стоило слегка подмерзнуть. Хотя сам понимал, что счет шел на секунды, и ворчал чисто для порядка. К тому же сам отказался с Хенкеля куртку снимать. Так что пеняй на себя. Первое время он как‑то обходился – нашел длинную тесемку и обвязывал рукав вкруговую, как колбасу. Но рука была правая, она все время работала костылем, веревочка терлась о ложу винтовки – и уже не второй день лопнула. А потом еще раз. И еще. Знайка связывал ее снова и снова – но с каждым разом тесемка становилась все короче. В очередной раз он просто не смог обернуть ее вокруг руки и выбросил. И шел теперь, хлопая по ветру рукавом. Словно огромная черная птица.

– Надо было все же взять у Хэнка куртку, – сказал, наконец, Серега. – Он тощий, тебя всего на два размера больше. Ему уже без надобности…

– Да кто ж знал… – отозвался Знайка. – А потом уж поздно – не откапывать же…

Хенкеля, Точку и Одина уложили по традиции – в полной снаряге и с оружием. Оставив самую малость боезапаса – бойцы серьезные, этого им на первое время хватит. Там.  А потом и своим разживутся. Заодно и покажут себя. Серега каким‑то рациональным умом понимал, что нужно забрать всё – и патрон до последнего, и эти три рациона, которые они положили рядом, и даже те три глотка воды, что остались стоять на холмиках в кружках… Понимал, что эти мысли, лезущие голову – сплошная религия. Мракобесие. Понимал… но иначе не мог. Это в Доме, в цивилизации, с ее грубым материалистическим подходом, павший в бою отправлялся в Отработку. Пусть и со всеми положенными воинскими почестями. Но слишком долго обойма жила в отрыве от рациональности. Поневоле одичаешь. И вот уже суеверия, вот уже и веровать  понемногу начинаешь… В Иисуса, в Аллаха, в Мутомбу или свое что‑то изобретешь – неважно. В посмертие. И важно тебе знать, что не тут и не сегодня всё закончится. Важно тебе знать, что будет еще продолжение. Важно знать, что это – лишь первая ступень. Инициация, если на то пошло…

…Если и есть ад на земле – это точно Джунгли, ворчал Илья, ковыляя рядом. Это был первый день, когда сдох топливник платформы‑самоделки и они шагали бок о бок – мелкий опирался на костыль, а Серега поддерживал, помогая освоиться. Холодина! Еще Данте говорил, что девятый круг ада – ледяной. Озеро Коцит, в которое грешники вмерзли по горло и испытывают вечные муки холодом. Есть у нас в Доме секта. Ну как секта… небольшой кружок, человек пятнадцать. Так вот они тоже считают, что мы живем в ледяном аду. Бог не стерпел выкрутасов человеков и стер с лица земли. Правда, у сектантов ещё на контрóллеров завязано – якобы на поверхности теперь совсем другая цивилизация. Машинная. И вообще – так, чисто умозрительно – очень даже стройная теория получается. Ведь чем отличается человеческая цивилизация от машинной? С точки зрения высшего организма – бога, отстраненно взирающего на копошение мелких букашек внизу – ничем. И те и те занимаются какой‑то не совсем понятной фигней. И те и те – воспроизводят сами себя. И те и те имеют какие‑то свои, понятные только им, цели. И обе цивилизации хотят выжить: в машинах это заложено программой, а в людях – инстинктом, что, по сути, та же самая программа, только биологическая. Но вот вреда окружающему миру, который создал этот самый бог, машинная цивилизация все же меньше несет – она более рациональна и логична, ей чужды алчности, жадности и прочие людские пороки. И разве не могла богу прийти в голову мысль заменить неблагодарных человеков, забывших его?.. Запросто, проворчал Серега. Уже пытался две тысячи лет назад. Был прецедент… Знайка печально усмехнулся. Программатор так и не сказал, как обстоят дела на поверхности. Только испугать попытался. И в записках Дюмина и Родикова тоже понимания нет. И как же не хочется мне верить, что наверху теперь пустоши!.. Что‑то не везет человечеству раз за разом, кивнул Серега. Наверно, и впрямь за дело… Знайка пожал плечами. Человечество не образчик нравственности. Это так. Но у нас есть очень важное качество: мы умеем учиться. Воспитать в себе человека – тяжело. Но можно и нужно. Может, мы просто не успели его воспитать и апокалипсис грянул раньше? А может, это одна из наших ошибок на пути взросления и мы все же пройдем ее, оставим позади? Все зависит от угла зрения. Помнишь Голос Глубин? Ты ведь тоже тогда, услышав, посчитал, что мы в преисподней. Что мы, остатки человеческой цивилизации, наказаны и судорожно выживаем в аду. Но разве не может быть наоборот?.. Разве не может оказаться, что Дом – это Ковчег, в котором спаслись те, кому суждено возродить человечество?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})